Экзамен - Сотник Леонид Андреевич. Страница 34

— Честь имею, — гаркнул он хорошо поставленным командирским голосом, — полковник Тысячников.

Бейли сошёл с экипажа, небрежно пожал руку полковнику и пошутил кисло:

— А где же ваша тысяча?

Офицер радостно заржал, обнажив клыкастые зубы:

— Есть тысяча. И даже не одна. — Потом сделал широкий жест обеими руками, словно собирался сплясать русскую: — Прошу в апартаменты, га-а-спада.

Полковник Тысячников не отличался ни умом, ни сметливостью, но он был давнишним платным агентом Интеллидженс сервис, главой эмигрантского центра в Бухаре, советником при особе тупчи-баши и главнокомандующим русскими вооружёнными формированиями в эмирате. Обо всём этом был отлично осведомлён Бейли, и потому, хотя манера смеяться и разговаривать, присущая полковнику, раздражала его, как джентльмена, он посчитал благоразумным не ссориться с коллегой. «Пусть ржёт как хочет» — подумал устало Бейли, — лишь бы дело своё делал как положено».

За коньяком в перемётку с шербетом старый разбойник сообщил, что свидание с тупчи-баши — неофициальное, конечно, — состоится завтра в двенадцать часов дня в одном из малых приёмных залов Арка. Сообщая эту приятную новость, полковник понизил голос до шёпота:

— Их высочество Алим-хан также собирается почтить вашу беседу своим присутствием. — Потом, выдержав эффектную паузу, засмущался и добавил просительно: — Осмелюсь побеспокоить вас вопросом, господин Бейли: как у вас с наличностью?

— Для Алим-хана? — вскинул брови майор.

— Нет, что вы! — ещё больше засмущался Тысячников. — Для вашего покорного слуги. Так, знаете ли, нужна совсем пустяковая сумма…

— Хорошо, — легко согласился Бейли. — После ужина покажете мне опись расходов организации. Что-нибудь придумаем.

Наличных с собой у Бейли было мало, но в банке Мирсалихова был кое-какой кредит. К тому же два его посланца к генералу Малессону — штабс-капитан Борщинский и техник Мошков — должны были вскорости прибыть в Бухару с грузом валюты и золота. Ещё не встретившись с эмиром, Бейли уже знал, что без взяток и посулов в этом прогнившем феодальном царстве будет бессильна даже такая мощная фирма, как его незабвенная Интеллидженс сервис.

«Председателю Ташкентской ЧК

тов. Фоменко И. П.

К сему сообщаю, что 8 января 1919 года было совершено нападение на станцию Караул-Кую. Двое неизвестных ворвались в помещение охраны станции и направили оружие на находившихся там красноармейцев. Вследствие растерянности и внезапности вышеупомянутые красноармейцы были обезоружены. Потом неизвестные объявили, что станция окружена белогвардейскими войсками закаспийского правительства. Из кабинета дежурного по станции они передали телеграмму по линии с извещением, что Караул-Кую прочно удерживается мятежниками, и предложили советским войскам Закаспийского фронта сложить оружие.

Не потерпев наглой выходки провокаторов, командиры советских частей направили на станцию разведку, которая и выяснила, что чужих войск в Караул-Кую нет. К тому времени преступники успели лишь разрушить несколько метров железнодорожных путей, а сами скрылись в неизвестном направлении.

Благодаря смелым и оперативным действиям разведчиков вражеские лазутчики вскоре были обнаружены. В ходе завязавшейся перестрелки один из них — как свидетельствуют документы, штабс-капитан Борщинский — был убит, а второй — техник Мошков, сын известного ташкентского садовладельца, — был захвачен в плен и арестован.

У задержанных были обнаружены следующие ценности и документы:

а) 40 тысяч рублей ассигнациями,

б) 14 экземпляров антисоветского журнала «Свободная пресса»,

в) письмо неизвестного нам П. Цветкова к жене в Асхабад, в котором он пишет о готовящемся в Ташкенте контрреволюционном восстании,

г) план г. Ташкента,

д) шифрованная записка на клочке папиросной бумаги, написанная по-английски.

На допросе Мошков показал, что он был направлен из Ташкента в Асхабад для связи с тамошней контрреволюцией от имени организатора заговора полковника П. Цветкова и майора английской секретной службы Бейли. Мошков сообщил также о некоторых лицах, причастных к заговору.

Приложение:

1. Вышеназванные документы.

2. Список заговорщиков.

Примечание:

Мошков показал, что к заговору имеет отношение также тов. Бот — адъютант наркома по военным делам тов. Осипова. Думаю, что это подлая клевета врага революции.

Член Чрезвычайной следственной комиссии Закаспийского фронта». (Подпись неразборчива).

Это донесение легло на стол председателя ЧК Фоменко в ту самую минуту, когда майор Бейли в сопровождении Камола Джелалиддина переступил порог Арка.

Странное сооружение этот Арк.

Анфилады лестниц, просторные залы с фонтанами и бассейнами, высокие, девственно стройные башни — всё это призвано воздавать хвалу владыкам дворца и державы. Но стоит свернуть с парадной анфилады, как тут же попадёшь в путаный лабиринт коридорчиков, переходов, кладовушек, где пахнет мышами и нечистотами, где грязь налипает на расшитые бисером ичиги, где можно лоб расшибить в кромешной мгле.

По коридорам и коридорчикам шныряют вороватые слуги, воины охраны его высочества, по этим чёрным артериям двора частенько волокут закованных, в кандалы узников и замотанных в шелка девушек для гарема. Здесь как рыба в воде чувствуют себя дворцовые сплетники, штатные соглядатаи, заговорщики, фавориты-евнухи и поставщики живого товара. Здесь дают и берут взятки, заключают сделки на продажу или сдачу на откуп государственных должностей, пишут доносы на ближайших друзей и родственников, отсюда выносят ценные сведения об обороне страны для продажи их в иных державах и просто мешки с ворованным добром.

Много любопытного и страшного можно бы рассказать о задворках Арка, но сейчас нас интересуют парадные апартаменты, и в частности небольшой зал, весь устланный коврами, заваленный по углам грудами цветастых шёлковых подушек.

Посреди зала стоял длинный резной стол на коротких ножках, видно, старинной индийской работы. На нём возвышались груды золотой и серебряной посуды — блюда, кувшины, стайки пиалок, окруживших большие пузатые чайники китайского фарфора, чеканные кумганы для мытья рук, вытянутые, словно отдыхающие на солнце змеи, кальяны для курения табака и опиума. В сервировке стола не чувствовалось строгости европейского этикета.

В двенадцать часов пополудни задняя дверь приёмного зала распахнулась и в неё протиснулся некто небольшого роста и непомерной толщины, с огромной белоснежной чалмой на маленькой голове. Весь он был похож на мухомор, который решился подражать белому грибу. Вошедший остановился посреди зала, важным движением огладил бороду и устремил взор ожидания к парадной двери, которая тотчас же распахнулась, пропустив в покои господина в чёрном смокинге и его спутника в скромной оливковой чалме и полосатом бухарском халате.

Человек в смокинге решительно двинулся навстречу мухомору, лёгким кивком поздоровался с ним и первым протянул для пожатия руку. Обладатель же оливковой чалмы, поотстав на три шага от человека в смокинге, остановился как вкопанный и согнул спину в нижайшем поклоне.

За столом-коротышкой раскручивался клубок разговоров.

— Мы рады приветствовать посланца дружественной британской короны, — сладчайшим голосом гнусавил тупчи-баши. — В трудное для всего мусульманского мира время только великая Англия, как всегда, протягивает свою бескорыстную руку помощи нашей державе.

Бейли сморщился, словно ему поднесли стопку уксуса вместо вина, но затыкать пробкой грубости бочонок министерского красноречия всё же не стал. Из агентурных донесений он знал, что этот чалмоносный пройдоха почитал себя кладезем ума и страшно обижался, если его прерывали, не давая доплести словесное сюзане до конца.

— Джинн большевизма, — вёл дальше тупчи-баши, — вырвавшийся из ташкентского кувшина, угрожает нынче границам нашего великого эмира, и мы хотим надеяться, что правительство его величества, кроме дружественного сочувствия…