А ты постарайся! (Сборник с илл.) - Голявкин Виктор. Страница 19
– Да много больно ты знаешь! – сказал он.
– Как же мне не знать! – сказал я.
– Умные все больно стали…
Он замолчал, все курил.
Наверх мне не хотелось подниматься. Есть тоже не хотелось. Я сидел.
– …начал я себе помещение строить. Лес-то надо рубить? А рядом-то рубить не разрешалось. Сам рубил. Сам возил. А пни ломом корчевал… А потом, значит, ягоды: крыжовник, сморода, а теперь, значит, яблоки собираю… смороду собираю… крыжовник собираю…
– А вас в лагерь не пускают? – спросил я.
– …если участок в культуру привести, в божеский вид привести, можно тебе все что угодно посадить, ведь так?
– Отчего же вы в то время не женились?
– Когда?
– Войны-то ведь не было.
– А участок-то надо было в божеский вид приводить? А был лес. Ничего и не было. А лес-то, он шишки одни дает. Вот теперь сколько я крыжовника снимаю? А? Много снимаю! А смороды сколько снимаю? Много! И яблоки, сам понимаешь, с каждого дерева снимаю… Мамаша-то твоя небось собирается у меня яблочек купить?
– А чего же вы сейчас не женитесь?
Он не слышал меня.
– …некоторые сами не садят, придет в сад колхозный, сучья обломает, аж до ульев доберется, это ж куда годится! Это кража, это хулиганство… это баловство! Почему каждому сад не посадить? Можно. А сучья ломать? Нет. Хулиганство! Дяденька посадил, а он знай – ломай, бей! В культуру ведь надо приводить хозяйство свое! А он – нет, не надо. Нет, надо! Все надо! – Он хлопнул кулаком по бревнам.
Я сказал ему про пионерский лагерь, почему все-таки так строго, туда никого не пускают, и насчет инфекции сказал, как меня вожатая обидела.
Он все головой кивал, да только про свое думал, потому что опять свое стал говорить:
– Я тебе вот что открою… я бы, конечно, сейчас, может быть, и женился, да только помирать мне уже пора.
– Да что вы, – говорю, – что вы!
– Сколько мне лет-то, знаешь? – спросил он.
– Не знаю, – сказал я.
– Больно все умные стали, – сказал он, встал, пошел в сад проверять свои яблоки.
Ни лодки у него нет, ни жены… одни только яблоки да ягоды. Скучно ему, наверно, одному в таком большом саду… А у Саньки отца нет и матери…
Вот бы сейчас пробраться в лагерь, Саньку встретить – вот он обрадуется! Смелый все-таки поступок будет: человека выгнали, а он незаметно пробрался, как разведчик, своего друга навестил. А дальше что будет? Поймают меня, и больше ничего! Скандал будет – вот и все… Опять, скажут, этот инфекционный пришел. Какое они все-таки имеют право мне такие вещи говорить?! Вот сейчас возьму и пойду…
Но я никуда не пошел.
О коровах
В этот день я возле лагеря даже не появлялся.
Оскорбили человека, так нечего туда и ходить! После обеда опять к озеру пошел. Смотрю, тот же мальчишка в камышах стоит как ни в чем не бывало. Неужели с тех пор стоит?
Он сворачивал удочку, собирался уходить.
Когда он повернулся, я увидел, сколько у него за пазухой рыбы набито. Как будто огромный такой живот, он еле-еле шел. Одной рукой он майку возле трусов поддерживал, а в другой руке у него удочки были.
Когда он на берег вышел, тут он и споткнулся. Вся рыба у него из майки выскочила и на траве прыгает. Я сразу бросился эту рыбу ловить.
Собрали рыбу, он майку снял, и мы всю рыбу в эту майку положили, как в мешок.
Я его спросил: неужели он так все время стоял, никуда не уходил?
– Так и стоял, – сказал он.
– И обедать не ходил?
– Чего же я без рыбы обедать пойду?
– Неужели нельзя без рыбы обедать идти? – удивился я.
– Разве же это рыбак, который обедать ходит, а рыбу не приносит? Это ж ушехлоп получается!
– Кто получается?
– Ушехлоп – сказано тебе? Ушами знай хлопает, а рыба от него топает.
– Где это ты такое слово только выкопал? – говорю.
– А чего его копать, если тот человек, который ушами хлопает, ушехлопом и называется. Как же его еще назовешь?
– Хлопоухом, – говорю, – еще можно назвать. Ухохлопом можно…
– Да ты что, мне учитель, что ли, какой? Чего это ты меня учишь?
Очень уж он серьезный человек был, я таких серьезных еще не видел.
– Поймал ты много! – сказал я.
– То все коровы.
– Чего коровы?
– Коровы их шугают.
– Кого шугают?
– Рыб.
– Как?
– Вон в плесе пасутся…
– Ну?
– И рыбу ко мне шугают. Куда коровы идут, туда и я иду. Они, значит, ходят и рыбу ко мне гонят. Ты только знай удочку закидывай да вытягивать успевай. Своим собственным соображением до этого дошел! – Он тряхнул мешок. – Ишь, сколько нашугали!
– Здорово нашугали, – сказал я, пораженный.
– Вот так-то!
Неужели коровы ему столько рыбы нашугали?
Кто бы мог подумать?
Нахимовцы
На другой день я сразу как встал, к лагерному забору отправился. Ждал, когда у них завтрак кончится, возле забора прогуливался. Никто не имеет права мне запретить возле забора прогуливаться! Я руки за спину заложил и так ходил, поглядывал на лагерную территорию. Спрашиваю часовых про Саньку. А они фамилию спрашивают.
Один говорит:
– Меня тоже Санькой зовут. (Врет, наверное!)
А другой говорит:
– Ты подальше отойди, нечего возле ворот торчать…
Перешел я на ту сторону, сел на травку и сижу. И на часовых уничтожающим взглядом смотрю. Мог бы и не отойти, стоял бы себе, и все! Да я отошел, чтобы разных там неприятностей не было.
А прямо ко мне идет из ворот Санька, а под мышкой у него футбольный мяч. Молодец он все-таки, меня увидел!
– Ты чего здесь стоишь? – говорит. – Проходи в лагерь, очень хорошо, что ты пришел! Как раз к футбольному матчу с нахимовцами поспел!
– Да ты что! – говорю. – Как же я туда пойду, если меня вчера выгнали!
– Так это вчера, а не сегодня, тем более к нам сегодня нахимовцы с того берега приезжают. Если тебя спросят, скажи, что ты нахимовец, и все!
Санька подкинул вверх мяч, поймал его и говорит:
– Напрасно ты думаешь, что все только о тебе и думают. Ох, и покажем мы этим нахимовцам!
Я решил почему-то, что с нахимовцами драка предстоит, не хватает еще, чтобы меня как нахимовца избили!
– Нет, нет, я туда не пойду…
Санька очень спешил, ему нужно было нахимовцев встретить, и он меня к воротам потащил, а я упирался. А на часовых он даже внимания не обращал, как будто бы их нет.
Он меня к самым воротам притащил, а часовые зачем-то в сторону отошли, непонятные какие-то часовые! Или они его боялись, но они от ворот совсем отошли.
Раз так, я в ворота вошел, тем более они меня раньше не пускали. Как только мы на лагерной территории очутились, Санька сразу убежал, а мне крикнул, чтобы я на стадион отправлялся.
Матч
Со мной рядом сели девчонки. Они все время на меня смотрели и смеялись. Девчонки ведь часто смеются просто так.
Они смеялись, смеялись, а потом одна девчонка спрашивает:
– Скажите, пожалуйста, вы не из нашего лагеря?
Я вздрогнул и говорю:
– Я нахимовец.
Она говорит:
– Ой! Я же чувствую, что вы не из нашего лагеря! А вы, наверное, отдельно приехали? – спрашивает.
– Совершенно отдельно, – говорю.
– А форма у вас какая? – спрашивает.
– Форма, – говорю, – у нас футбольная.
– А почему у вас форма не морская…
– А мне в ней жарко!
– Правильно! И я так думала!
– А вы можете это озеро в длину переплыть?
– А у вас есть подводные лодки?
– А ленточки от бескозырки во рту держат, когда ветер?
– А если ураган, можно ленточки во рту удержать?
– А бывает так, что ныряют, а потом не выныривают?
– А когда торпеду пускают, барабанные перепонки не лопаются?
– А когда качка, можно устоять, чтобы ни за что не держаться?
Скорей бы футбол начался.
Я им отвечал, отвечал, а потом чувствую – больше уже не могу отвечать! Спросят меня что-нибудь, а я им говорю: