Переулок капитана Лухманова - Крапивин Владислав Петрович. Страница 4
Костик подумал, что жизнь его чем-то похожа на жизнь Чука. Существование было тоже почти сиротское. Постоянно без матери, с двумя «твердокаменными» бабушками…
— Ты вернешься, — утешил Костик Чука. — Подрастешь, станешь самостоятельный и уедешь…
— Ага… — не отворачиваясь от окна, шепнул Чук.
А Костик подумал, что пусть Чук взрослеет не очень быстро. Не хотелось расставаться…
После уроков Чук сказал:
— Пошли в кинушку. Ты смотрел «Иван Никулин, русский матрос»? Там про моряков и Севастополь…
Костик не смотрел. Но…
— Денег нету на билет.
— Пойдем, там тетя Анюта работает контролером, пропустит…
И тетя Анюта пропустила, хотя и недовольно покачала головой. Велела своей помощнице-девчонке:
— Посади их на полу у печки…
И девчонка проводила ребят к теплой печке сбоку от запасного выхода. Там было хорошо так, уютно…
Фильм оказался замечательный! Чук видел его уже третий раз, но все равно смотрел затаив дыхание. А про Костика и говорить нечего…
Когда шли обратно, Костик сказал:
— Жаль только, что грустный конец.
— Зато как мчались на врага наши катера! — возразил Чук. Помолчал и добавил: — Вот такие и строил отец… Торпедоносцы…
Костик промолчал. В его семье никто не строил катера-торпедоносцы.
И Чук неловко сказал:
— Кось, я, кажется, зря похвастался. Не сердись…
— Я ни капельки не сержусь. То есть ты ни капельки не похвастался…
— Давай зайдем ко мне. Я покажу свой альбом с кораблями.
— Ты рисуешь?!
— Не-е. Вырезаю из журналов и наклеиваю…
— Пошли! — обрадовался Костик, хотя внутри грызла тревога: ох и влетит ему дома за позднее возвращение!
Бабка Анюта, у которой жили Чук и его дядюшка Юра, владела кривой бревенчатой хибарой на краю городского лога. Но в тот день Костик до хибары не дошел. В квартале от лога, в конце улицы Челюскинцев, они увидели своего одноклассника. Его звали Витька Рамазанов, или попросту Рамазан. А еще у него имелось прозвище — Бомбовоз. Не насмешливое, а почтительное.
Витька был покрупнее и постарше других ребят, потому что в четвертом классе он сидел второй год (не ладилось у него с русским языком и арифметикой). Но, в отличие от других второгодников, не был Бомбовоз ни лодырем, ни хулиганом. Отличался спокойным характером и часто заступался за тех, кто слабее.
А еще авторитетности Бомбовозу добавляла его награда. Он получил ее четыре года назад, когда ухитрился «приклеиться» к школьной фронтовой бригаде, на Заречном фанерокомбинате. Такие бригады работали там с сорок второго года. Совсем небольшие пацаны, из третьего и четвертого классов местной начальной школы. А еще и ребята постарше, из ближней семилетки.
Но малышей не брали. Рамазан, таким образом, по возрасту «не тянул», а очень хотелось ощутить себя фронтовиком. Ведь ребята не в игрушки играли — они делали корпуса для противотанковых мин. Как на этих минах рвутся немецкие «тигры», один раз даже показали в киножурнале… Витька жил вдвоем с матерью, техничкой комбинатского клуба. Отец погиб еще в сорок первом. Тянуть лямку вдвоем было трудно. Мать стала сдавать квартирантам одну из двух комнатушек, оставшихся с довоенной поры, чтобы получать хоть какой-то добавочный заработок. Так однажды появился у Витьки сосед, Валерка Чижов, сын бухгалтерши с завода «Механик». Оказалось, что этот Чижов — член фронтовой бригады, хотя вписался в нее не совсем законным путем: жил он далеко от комбината, учился в городской, а не в заречной школе. Помогли устроиться…
Первоклассник Рамазанов очень завидовал четверокласснику Валерке, хотя тому каждое утро приходилось вставать в шесть утра и топать по морозу через реку, чтобы успеть на трудовую вахту. А потом шагать обратно, в школу, где занятия шли во вторую смену.
— Валер, попроси записать в бригаду… — канючил Витька, когда Чижов отогревал у печурки закоченевшие на морозе руки.
— Да отлипни ты! «Запиши, запиши»! Меня самого-то могут попереть, потому что не из ихней школы…
Но однажды вечером Валерка сказал:
— Санки приготовь. Завтра с утра ледовый десант…
И Валерка (по большому секрету) рассказал, что с комбината надо срочно вывозить продукцию — корпуса мин, которые называются ЯМ-5, — и на станцию Тура подгонят состав. Но станция-то на правом берегу, а продукция-то на левом, на комбинате. А грузового транспорта не хватает. Вот ребята и придумали — устроить переправу минных корпусов на санках. Другого выхода просто не найти.
Эту операцию в местной газете и на радио назвали «Ледовая дорога». Погода и в самом деле была с ледяным холодом и снежными вихрями, но пацаны и девчонки переправили груз в течение дня. Их на ходу поили чаем из термосов, кормили пайковым хлебом, отогревали у разожженного на льду пламени, и ребята снова тянули сани с грузом по снежным застругам и наледям, вверх по дороге, которая называлась Масловский взвоз, потом к платформе…
Трудились, конечно, и взрослые — рабочие комбината и жители береговых улиц, но школьников было большинство.
Валерка Чижов неотрывно следил за Витькой Рамазановым. Растирал ему белые от холода щеки и закоченевшие в варежках пальцы, грел у костров…
У такого костра заметил первоклассника Рамазанова мужчина в новом полушубке, барашковой ушанке и белых бурках — сразу видно, что начальник. Он подошел сюда с такими же другими начальниками.
— А это что за юный герой?
— Доброволец, — объяснил стоявший рядом Чижов. — Просился, просился, ну и вот…
— Молодец!
Потом начальник спросил имя, адрес и школу добровольца и велел записать оказавшейся рядом тетеньке (тоже в полушубке)…
Закоченевшего, как сосульку, Витьку Валерка Чижов доставил домой почти что к полуночи — мать была уже в панике.
Витька уснул у горячей печки и сразу позабыл, что было днем.
В бригаду его все-таки не взяли: маловат. Да и мать не разрешила бы каждый день шагать туда и обратно через застывшую реку по морозу. Тем более что Чижовы скоро съехали с квартиры Рамазановых и Витька остался без покровителя… Но в феврале, перед праздником Красной армии, Чижов пришел к бывшему соседу снова. Сказал, что Витьку зовут на собрание в клуб комбината. На собрании говорили о победе в Сталинграде, о героических делах школьников и раздавали награды. Первокласснику Рамазанову дали грамоту и значок с зелеными елочками и красной звездой. На значке было написано. «Наркомлес. За ударный труд».
Оказалось, что о награде сообщили и в Витькину школу. Там его поздравила на классном собрании учительница. Она сказала, что значок — это правительственная награда, почти как медаль. Поэтому Рамазанов теперь должен учиться только на «хорошо» и «отлично». Однако так учиться Витька не стал: не получалось. Однажды остался даже на второй год. Но лодырем и балбесом его все-таки не считали. Как-никак человек с наградой…
Сейчас Рамазан вдвоем с пацаненком дошкольного вида развлекался пусканием кораблика в луже (занятие для него, для Бомбовоза, казалось бы, не очень солидное). Лужа была маленькая, сделанное из сосновой коры суденышко притыкалось то к одному, то к другому берегу, бумажный парус намок.
Чук и Костик хотели пройти сторонкой, чтобы не смущать Бомбовоза, но тот оглянулся на них, неловко пошевелил плечами под разношенным ватником и объяснил:
— Вот… соседка навьючила тимуровскую работу. «Витенька, побудь с Андрюшей, пока я в мастерскую за юбкой схожу». Андрюше уж пора жениться, а он все няньку требует…
— Не буду я жениться! — возмутился Андрюша личность лет пяти. — Ты сам обещал кораблик сделать!
— Ну сделал! А где его пускать-то?
Чук и Костик поняли: игра с корабликом интересует не только малолетнего Андрюшу, но и самого Рамазана, только показать это он боится.
Костик деловито сказал:
— Если заниматься таким делом всерьез, нужна большая лужа… Вроде той, что за вино-водочным заводом…
— Это где? — не сдержал интереса Бомбовоз.
— На берегу, за улицей Володарского, позади завода есть проход между стеной и разрушенным домом. Весной там — будто морской пролив. Я это место в прошлом году нашел, когда гулял после уроков, чтобы не идти домой… Подумал, что хорошо бы там устроить гонки корабликов. Только одному было неинтересно. А если кому скажешь, в ответ сразу: «Ха-ха-ха, моряк — мокрые штаны!..»