В просторном мире - Никулин Михаил Андреевич. Страница 49

— Зубриковых и Кустовых я звала… А уговаривать невыгодно: подумают, что без них колхоз не обойдется. Да и время такое, что на уговоры тратить его невыгодно… А ребят зовите. Зовите раз, зовите другой раз и третий… Вы обязаны и Юрку делать хорошим школьным товарищем. Не умеют это делать отец, мать, бабка, так вы сделайте.

Правое плечо матери немного приопустилось, а глаза, сузившись, холодновато заблестели. Миша твердо знал, что мать сейчас сердилась на Зубриковых, но сдерживалась. Над ее прищуренными глазами, изламываясь, вздрагивали темные густые брови.

— Мама, я тебя понял. Давай теперь есть картошку, — сказал Миша, весело потирая ладонь о ладонь.

— Ешь на здоровье. Договоримся, что трудные вопросы будешь задавать мне заранее, чтоб было время подумать или спросить у товарищей совета. Нам теперь вместе учиться.

— Мама, значит, мы с тобой будем в шестом классе?

— В шестом.

И они оба весело рассмеялись.

После ужина Марья Захаровна вышла из дота встряхнуть и взбить Мишин матрац. Над заливом на чистом небе висела полная луна. Размеренный ночной прибой тихо шумел. В городе на мысу гасли огни. Ясно слышались долетавшие оттуда, шумящие, частые вздохи парующих паровозов и гул каких-то тяжелых, позванивающих машин.

— Мама, металлургию так слышно, будто она за стеной землянки работает. Погода, наверное, хорошая.

— Погода что надо. Постелю мягко, и спи покрепче. Может, утром в поход.

Гаврик вскочил на глинобитную крышу землянки и остановился, держа подмышкой древко свернутого флажка. Он видел бегущего к нему с горки Мишу и особыми, выразительными взмахами шапки старался спросить его, можно ли выбрасывать флажок — сигнал к сбору штаба отряда.

Миша предостерегающе погрозил пальцем и, подбежав к землянке, сказал, указывая на вереницей уходивших в степь колхозников:

— Подождем, Гаврик, пока они уйдут. Они начнут свое дело, а мы — свое…

Гаврик догадался, что скрывалось за этими словами его осторожного друга.

— Ты думаешь, что у нас не получится по-настоящему?

— Получится. Обязательно получится.

С крыши землянки Гаврик посмотрел на Мишу, а Миша снизу вверх взглянул на своего товарища, и они празднично, понимающе улыбнулись друг другу. Не сговариваясь заранее, они оба сегодня впервые повязали свои багряные галстуки и начистили сапоги.

— Долго будем ждать?. Может, уже довольно? — спросил Гаврик, видя, что Миша загорается нетерпением.

— Гаврик, и правда, сколько же еще ждать? Выбрасывай. Только дай я сначала зажмурюсь, чтобы потом сразу его увидеть…

Когда Миша открыл глаза, флажок уже был выброшен и едва заметно трепыхался подворачивая то нижний, то верхний свободные концы. Гаврик, сбежав с крыши землянки, стоял рядом с товарищем… Будто навстречу флажку, из-за придонских камышей вставало такое же алое и немного трепещущее солнце.

— Красиво, хорошо! — сказал Миша и обеспокоенно заторопился. — Ты оставайся, а я пойду к Наташе. Почему-то ее нет… От нее пойду с наказом по северной стороне. Прибегут Сашок и Вася — посылай их на южную… Сбор будет тут, у вашей землянки. Ничего против не имеешь?

— Иди, иди, — ответил Гаврик, которого выставленный флажок сделал тоже более обеспокоенным и строгим. — Миша, Наташу сейчас же присылай сюда. Тут у нас найдется дело!

…Миша узнал, что Наташа Копылова задерживалась из-за того, что Борька, всегда поднимавшийся рано, чтобы поесть каши и опять лечь в постель, сегодня крепко спал и сердито мычал, если Наташа пробовала его будить.

— Как же нам быть? Гаврику ты срочно нужна, — с сожалением заметил Миша.

— Разбуди Борьку, так он полдня будет реветь, — сердито ответила Наташа.

Они стояли при входе в землянку и вместе обдумывали трудное положение. Подвернулись бежавшие на сбор штаба Саша Котиков и Вася Жилкин, который держал на руках Майку, — с такими же умиленно улыбающимися, черненькими, как у брата, глазами.

Договорились, что нянькой надо оставить Сашу Котикова.

— Ты будешь не так нянькой, как сторожем. Проснется — попробуй накормить кашей, потом сейчас же приходи с ним… Каша в чугунке, на угольках. А уголькам не давай совсем затухать.

— Я Майку нянчил, — заявил Саша.

— Правда, нянчил, — подтвердил Вася.

— Борька — это вам не Майка. Он у меня — парень громкий, — пригрозила Наташа и вместе с Васей Жилкиным пошла к землянке Мамченко, а Миша зашагал дальше по северному склону. Сейчас он спешил зайти в землянку Быковых. В списке, составленном Гавриком, против «Вова Быков» стоял вопросительный знак и было сбоку приписано: «Сапог порвал».

Алеша Кустов, большеглазый, приземистый мальчик с немного вздернутым кверху широким носом, задумчиво шагал, обходя котловину села с юга на север. Задумчивая молчаливость не была ему по характеру. Обычно в общении с товарищами он выделялся из всех своей крикливостью, навязчивостью. В горячую минуту недовольства товарищи называли его Алешкой-заткни-уши.

Последние несколько дней Алеша сильно скучал и душевно томился, и вовсе не без причин. Все эти дни его бабка, моложавая, опрятная старушка Гулия Петровна, или бабушка Гуля, не переставая, хныкала, крутила головой, пряча нос в кончик шерстяной зеленой шали… Причитая, она жаловалась Алеше на несчастье, что внезапно повисло над их головами. Бабушка Гуля все время держала Алешку в землянке, как на цепи, и твердила ему, что они пропадут, если их переселят с южного склона в котловину.

— Ты пойми, Алешенька, что тут и роднички, и солнце, и ветер с полудня, а земля-то какая — золото!.. Иди и скажи матери, чтоб ни за что не соглашалась переселяться. Она ж незаменимый тракторист. Должны ей уступить… Ведь ты ж сам помнишь, какой овощью и фруктой я тебя кормила, и всегда ели все на целый месяц раньше других…

И вот Алеша, посланный бабкой в тракторную бригаду, шел, едва переступая с ноги на ногу. Он еще не решил для себя: надо ли итти к матери или где-нибудь посидеть, поглазеть и, вернувшись, сказать бабке то, что ей недавно говорила мать:

— Вы, мама, не приставайте ко мне с усадьбой. Не буду я за нее спорить. Вы тут сидите в закутье, а я работаю на колхозном миру. Стыдно мне от людей. Предупреждаю, не заводите со мной больше про это разговоров!

…Алеша рос под надзором бабушки Гули в просторном дворе, на отшибе от поселка, на родниковом южном склоне, в соседстве с Зубриковыми. За высоким забором, незаметно для прохожего, росли у бабушки Гули яблоки, абрикосы, виноград… Алеша не раз видел, как быстро бабушка умела закрывать от глаз тех, кому надо было войти во двор, и желтизну зреющих абрикосов и лиловую дымку винограда. Пока пришедший стучал в калитку, на которой было написано: «Во дворе злая собака», — бабушка Гуля успевала так ловко разбросать на десятке развешанных во дворе веревок белье, одеяла, матрацы, что чудесным образом исчезали из вида и абрикосы, и яблоки, и виноград.

— Собачка-то у меня с виду — ни рыба ни мясо, а вредная. Может и молчком укусить. Так я ее на цепь посадила. Не гневайтесь, что подождать пришлось, — открывая калитку, ласково объясняла бабушка Гуля.

Алеша вначале удивлялся, что бабушка про черненького Куцика, безобидную собаку, говорила неправду. Но бабушка потом объяснила ему, что все хорошее во дворе надо скрывать от людей, чтоб не завидовали. Доверием у бабушки пользовалась только соседка Зубрикова — высокая рыжая женщина с учтиво сложенными губами. Мать Алеши не любила Зубрикову, и та при ней никогда к Кустовым не заходила.

Алеша смутно помнил отца. Он тоже был трактористом и внезапно для него куда-то уехал. Потом он узнал от колхозников, что отец уехал на большое строительство. Почему?.. Алеша смутно догадывался, что во внезапном отъезде отца виновата была бабушка Гуля. Как-то рассерженная на бабку мать выскочила из хаты и крикнула в открытую дверь:

— Мать ты мне?! Кривая мать! Своей хитростью ты и с мужем меня развела!

Заметив стоявшего у порога Алешу, мать кинулась к нему и, взяв его на свои сильные загорелые руки, нежно заговорила: