Пирамида - Бондаренко Борис. Страница 27
Тяжело было думать об этом.
Я до ночи бродил по Москве и, когда поднимался к себе на этаж, просто шатался от усталости. Я уже ни о чем не думал, хотелось поскорее добраться до постели и лечь спать. И еще хотелось увидеть Асю. Просто посмотреть на нее, дотронуться, услышать ее голос… Ничего, подожду до завтра.
Я открыл дверь блока и увидел свет в своей комнате. Я подумал, что мы оставили свет включенным, когда уходили в шашлычную, и полез за ключом, но дверь оказалась незапертой, и я ничего не понимал, когда вошел в комнату и увидел Асю. Она сидела, забравшись с ногами на диван, и улыбалась мне.
— Как ты здесь оказалась? — растерянно спросил я.
— Очень просто — пришла, и все. Ольф открыл дверь, и я решила подождать тебя здесь.
— О господи!
Я сел на диван не раздеваясь и наклонился, прижавшись лицом к ее ногам. Ася гладила мои влажные волосы и говорила:
— Я решила, что ты вернешься поздно, и если захочешь увидеть меня, то подумаешь, что я сплю, и не приедешь. Вот и решила подождать тебя здесь… Ты рад?
— И ты еще спрашиваешь? — тихо сказал я, выпрямившись. — Да я и думать не мог, что приду сюда ночью и увижу тебя здесь…
— Почему ты не мог думать? Ведь я знаю, что нужна тебе и ты мне нужен, нам хорошо вдвоем, почему же нам не быть вместе?
— Как ты просто и хорошо говоришь об этом… А мне так много надо сказать тебе…
— Дима, милый, ты все мне скажешь, если захочешь, но зачем же обязательно сейчас? Можешь вообще ничего не говорить, я и так пойму.
И я ничего не стал говорить ей… И были потом ее руки на моем лице, и легкое дыхание, и ее нежность, было все, о чем я мечтал долгие годы, и это пришло, и я знал, что это будет со мной всегда, потому что такое не может пройти.
23
Он проснулся в десять, сразу поднялся и сел на постели. По привычке потянулся за сигаретами, но пачка была пуста, он смял и отшвырнул ее, сунул ноги в тапочки и пошлепал к Ольфу.
Ольф ничего не делал, стоял у окна, смотрел на дождь и не сразу повернулся к нему.
— Привет, дружище, — невесело улыбнулся он, разглядывая Дмитрия, и подал руку.
— Привет. Ты что такой кислый?
— А вот дождь, — серьезно сказал Ольф, кивая на окно.
— И только-то? — удивился Дмитрий. — А работа?
Он оглядел стол, пепельницу, полную окурков, усталое, небритое лицо Ольфа и рассмеялся.
— Ты что-то веселый сегодня, — сказал Ольф.
— А почему бы нет? — отозвался Дмитрий. — В конце концов, жизнь хороша, и на дворе солнце.
— На дворе дождь.
— Вот в этом ты жестоко ошибаешься, — возразил Дмитрий. — Дождь — это недоразумение, примитивное атмосферное явление, а ведь там, — он показал пальцем на потолок, — всегда солнце. Все к лучшему в этом лучшем из миров.
— Ну-ну, — хмыкнул Ольф. — Сходи к Аркадию, он просил зайти, как только появишься. Он тебе покажет лучший из миров.
— Уже показал, дорогой, — со смехом ответил Дмитрий. — Ничего он мне больше не покажет.
И он расхохотался, глядя на растерянное лицо Ольфа.
— Ты уже был у него?
— Это он был у меня.
— Ну и ну, — покрутил головой Ольф и улыбнулся уже не так мрачно.
— Что «ну и ну»? — весело спросил Дмитрий. — Думаешь, буду нюнить? Черта с два! Неудача? А мне плевать на нее! За неудачей будет удача, уж это я точно знаю. Я не очень жадный. Если будет одна настоящая удача на десять неудач, и то неплохо. Мы еще только начинаем. Нам, брат, еще долго топтать землю, успеем наделать всяких дел — и хороших, и не очень.
Он подмигнул Ольфу и потянулся.
— Все к лучшему в этом лучшем из миров, а самое лучшее из лучшего — это то, что мы живем. Это же самая большая удача, что мы вообще появились на свет. Как только подумаешь, что этого могло и не случиться… Брр… — Он передернул плечами. — В школе надо появиться или нет, как по-твоему?
— Не обязательно, сегодня пустой день.
— Ну и лады.
Он прихватил еще несколько сигарет, вернулся в свою комнату и быстро оделся. Плеснул на лицо водой, подмигнул себе, сварил кофе и сел за стол. Ему не терпелось скорее взяться за работу. А в шесть он встретится с Асей и… Он даже зажмурился от удовольствия и тихонько засмеялся.
Он долго работал, и тихо было в комнате и за окном, где неслышно и невесомо падал на землю из низких облаков спокойный дождь длинной осени.
А потом пришел Ольф. Дмитрий встал из-за стола, с наслаждением потянулся и с улыбкой сказал ему:
— Ну что, пойдем обедать?
— Да, сейчас, — сказал Ольф, сел на диван и ровным голосом спросил: — Ты ничего не имеешь против, если я займусь твоей работой?
— Моей работой? — опешил Дмитрий.
— Ну да, твоей, — сказал Ольф, разглядывая свои руки.
И только тут до Дмитрия дошел смысл сказанного. Он радостно засмеялся и сел рядом с Ольфом.
— Господи, да какой может быть разговор! Конечно, нет. То есть, конечно, да. Я очень рад, что мы будем снова работать вместе… Но постой, а как же твоя идея?
— Никак, — сказал Ольф. — Моя идея может отправляться к такой-то матери.
Ольф сморщился и сделал жест рукой, словно помахал вдогонку уходящему поезду:
— Скатертью, как говорится.
— Ты застрял на чем-нибудь?
— Как ни странно, нет.
Ольф говорил без всякого выражения, ровным, спокойным голосом и не смотрел на Дмитрия.
— А что же тогда случилось?
— Ничего.
Ольф наконец-то взглянул на него и резко спросил:
— А ты не боишься, что я снова когда-нибудь запою отходную? И сделаю твоей работе вот так…
Ольф повторил свой жест.
— Ну так что, если даже и запоешь? — мягко сказал Дмитрий. — То же самое и со мной может случиться.
— Ну, с тобой-то не случится, — усмехнулся Ольф. — Ты на другом тесте замешен… Ладно, дифирамбы оставим на потом. Так что, можно тащить свои манатки?
— Тащи, — сказал Дмитрий, отводя взгляд. Он увидел, как по лицу Ольфа прошла какая-то судорога, и торопливо добавил: — Давай сходим пообедаем, а потом уж займемся.
Ольф молча поднялся, и они пошли в столовую.
Дмитрий больше не спрашивал, почему Ольф решил бросить свою работу. После обеда Ольф, собирая со стола бумаги и быстро проглядывая их, сам заговорил об этом:
— Понимаешь, Димка, чепуха какая-то… Я, конечно, соврал, что ничего не случилось. Случилось… Я убедился, что не могу работать один. Сначала все было хорошо, пока шла предварительная разведка, прощупывание. А потом началась какая-то чертовщина… Вроде бы и идея неплоха, и ясно, что дальше делать, и начало получаться кое-что, и придраться вроде бы не к чему… А вот как подумаю, что выбор сделан, надо дальше идти только по одному этому выбранному направлению, и руки опускаются. А вдруг выбор-то неверный? Вдруг где-нибудь затесалась какая-то козявочка, из-за которой все потом насмарку пойдет? Ну и все, спекся… Посижу, подумаю, поковыряюсь в уравнениях и начинаю назад перелистывать, искать эту козявочку. Разумеется, ничего не находится, встанешь, чертыхнешься и дотягиваешь до вечера — авось с утра по-другому будет. Иногда и в самом деле по-другому шло. День, два, раз даже целую неделю, — а потом опять как телок на привязи. Разбежался, дернулся, помычал от боли, подержался за шею — и назад, травку пощипывать. Вот так уже месяцев восемь, с начала года… И что-то страшновато становится, как подумаешь, что так всегда будет.
— Это пройдет, Ольф, — сказал Дмитрий. — У меня тоже так бывало.
— Нет, — решительно возразил Ольф. — У тебя так не бывало, я знаю. Если и бывало, то на какие-то минуты, а у меня эти минуты в год почти превратились.
Он небрежно засунул бумаги в ящик стола и со стуком задвинул его, прищемив палец.
— А, черт…
Сморщившись от боли, он помотал рукой и продолжал:
— И знаешь, что я еще хочу сказать… Только, пожалуйста, отнесись посерьезнее к моим словам… Впредь во всем, что будет касаться нашей работы, решающее слово всегда должно быть за тобой. Я, конечно, буду спорить, ерепениться и все такое прочее, но, если-тебе надоест со мной возиться или ты не сочтешь нужным убеждать меня, можешь сказать «хватит», и я тут же заткнусь. Я понимаю, что это не очень-то красиво, взваливать на тебя всю ответственность, но ничего другого не придумаешь. Как бы я ни был уверен в своей правоте — наверняка придет такое время, когда я готов буду отступиться. Похоже на заранее обдуманную капитуляцию, и ты можешь, конечно, так и рассматривать это, хотя я предпочел бы называть по-другому — трезвой оценкой своих реальных возможностей.