Пирамида - Бондаренко Борис. Страница 70
— Часов восемь, не меньше.
— А сколько у нас осталось?
— Меньше четырех.
— Можно, конечно, увеличить шаг, — сказал Мелентьев, — но нежелательно.
— Будем просить у Ольховского? — предложил Ольф.
— Подождите, — сказал Дмитрий. — А нельзя ли попытаться сначала выделить наиболее подозрительные участки? Они же наверняка найдутся.
— А это идея, — подхватил Мелентьев. — Давайте-ка прикинем.
Минут через сорок они отобрали три таких участка. Таня сказала, что для их проверки хватит и трех часов.
— Тогда — с богом, — сказал Дмитрий.
— А с какого начинать?
— С любого. Какой больше понравится. Или не понравится. А мы пока вздремнем, — предложил Дмитрий и устроился в кресле. — А, корифеи?
«Корифеи» не удостоили его ответом — до сна ли тут? И очень удивились, увидав, что Дмитрий и в самом деле заснул. «Корифеи» переглянулись, Мелентьев только головой покачал, Жанна вздохнула, а Воронов вполголоса сказал:
— Вот нервы у нашего вождя…
56
Дмитрию снилось землетрясение. Он видел себя, сидящего в кресле, среди высокой каменной пустыни, мощные подземные толчки сотрясали его, камни угрожающе дыбились, медленно двигались, с грохотом сталкиваясь друг с другом, кресло скрипело, ноги мелко подрагивали. «Асса!» — вдруг взревело откуда-то сверху, и «вождь» проснулся и понял причину землетрясения. Причиной могла быть только победа.
Победа заставляла неистовствовать Ольфа и Лешку, они заняли середину «штаба» и отплясывали какой-то немыслимый танец. Твист, чечетку, шейк? Всего тут хватало — Даже, пожалуй, пляски святого Витта. Ольф плясал стремительно, его руки и ноги образовывали живой, неуловимо мелькавший клубок, взрывавшийся хлопаньями и дробным перестуком каблуков. Лешка, как видно, вообще не умел танцевать. Его огромные туристические ботинки с блестящими подковами неутомимо грохали в пол, словно пытались проломить его, и в такт этим слоновьим па плясали стаканы на столе и пустые бутылки. Мелентьев курил и улыбался, Таня беззвучно давилась хохотом, Воронов пил воду прямо из графина и косил веселым блестящим глазом на танцующих.
— Асса! — снова взревел Ольф, заметив, что Дмитрий проснулся, и кинулся к нему. — Лешка, подымай!
И не успел Дмитрий сообразить, что они собираются делать, как Ольф и Лешка схватили его кресло и вздернули вверх. Дмитрий спрыгнул и молча покрутил пальцем у виска.
— Димка! — орал Ольф. — Эввива! Банзай! Ты гений! Мецтакахубербиллер! Пик-то вот он, аззакатандер! Точно такой же, как на графике! М-ма! — Ольф смачно облобызал лист с решением и сунул Дмитрию.
Тот посмотрел на решение и спокойно сказал:
— Вот и отлично, можно ехать дальше.
— Кретин! — завопил Ольф, трагически воздев руки к потолку. — Растакудыттер! Тебя в паноптикум, в долговую яму, в невесомость, в разбазараздер! Можно! Нужно! Должно! Других слов ты не знаешь?! Гр-р-ры-ы! — зарычал Ольф, не в силах выразить свое возмущение. — Уз-зы его! Смотрите на его рожу! Это же покойник! Покойник! Отстойник! Аб-бр-ре-виатур-р-ра! — даже зубами заскрежетал Ольф.
— Дайте ему воды, — улыбнулся Дмитрий.
— Воды?! — рассвирепел Ольф. — Водки! Спирту! Нефти неочищенной! Мазут! Где мазут, дайте сюда мазут! Я буду лакать его, ать, мать, бать!
Лешка тем временем тихонько направился к двери, но Дмитрий остановил его:
— Ты куда?
— Так… это самое, Дмитрий Александрович… ребятам надо сказать.
— Подожди.
— Они же все равно не спят.
— Да что ты слушаешь этого параноика! — вышел из себя Ольф. — Гони что есть духу! Пусть рвут сюда сломя голову! Головы новые привинтим! Дуй, валяй, бей!
Но Лешка уже и так выскочил в коридор, а Ольф плюхнулся в кресло и шумно вздохнул:
— Фу, мать моя владычица… А в самом деле, дайте-ка водицы испить.
Но графин был пуст. Ольф изумленно повертел его в руках и захохотал:
— Он же только что полный был! Ворон, ты что, все выхлебал?
— Да вроде бы, — неуверенно поморгал длинными девичьими ресницами Воронов.
— Вот это финт, я понимаю… Вот это жажда…
Ольф вдруг заметил Жанну, сидевшую в уголке, и осекся. Медленно поднялся с кресла и пошел к ней:
— Жан, да ты что, никак плачешь? А ну-ка…
Он легко поднял Жанну вместе со стулом и вынес на середину комнаты.
— Вот она, возьмите ее за рупь двадцать. Все радуются, а она плачет!
— Я тоже… от радости, — сквозь слезы улыбнулась Жанна.
— Ну, это другой коленкор… А вот и наше племя несется. Вождь, приготовиться!
«Племя» действительно неслось сломя голову. Оно, сотрясая двери, с грохотом влетело в «штаб» и окружило Ольфа, размахивающего листом с решением, как знаменем.
— Братья славяне! — орал Ольф. — Мы спасены! Аллилуйя! Осанна!
И хотя трудно им было что-то разглядеть на этом листе, да и не просто разобраться в густой вязи цифр, но они уже знали от Савина, что ошибка найдена, а вид Ольфа подтверждал это лучше всяких слов. И они толкались вокруг него, смеялись; но шум этот как-то уж очень быстро стал прекращаться — и совсем затих. И чей-то неуверенный голос спросил:
— Дмитрий Александрович, это правда?
— Что? — Дмитрий поднял голову — он небрежно перебирал листки на столе, искал что-то.
— Что нашли ошибку?
— Да.
Они почему-то продолжали молча смотреть на него, и Дмитрий шутливо спросил:
— А что вы так смотрите? Может, у меня нос в чернилах?
Рассмеялись, но не слишком энергично, и стали рассаживаться.
— Давайте думать, как убирать неустойчивость, — сказал Дмитрий и посмотрел на Мелентьева. — Как думаешь, это сложно?
— Не очень. За час справимся, — уверенно сказал Мелентьев. — У меня уже есть мыслишка.
«Мыслишка» Мелентьева попала в точку — проверка на машине показала, что неустойчивость исчезает.
— Ну что ж, — сказал Дмитрий, — пересчитаем, благословясь.
Ольф, ухватившись за его последнее слово, тут же принялся благословлять Таню, Он осенил ее широким крестом и с чувством сказал:
— Отыди, женщина, в свое предназначение и принеси нам весть добрую, великую, благостную. Мир с великим и невозможным нетерпением ждет тебя…
И мир дождался. В машинный зал их не пустили — там были только Ольф и Таня, — и они ждали в коридоре перед дверью. И когда дверь наконец открылась и показалась Таня, а за ней и Ольф, держа поднятый вверх большой палец, кто-то шепотом сказал:
— Ура.
И тихо повторили за ним:
— Ура.
И кто-то в одиночестве закончил:
— Ура.
И второй пик после пересчета исчез — как и не бывало его. Когда они стояли вокруг кульмана и смотрели, как Дмитрий наносит его на график, Костя Мальцев с изумлением сказал:
— Братцы, а ведь излом тоже получился… Смотрите!
Об этом главном, ради чего проводился эксперимент, они совсем забыли — неустойчивость заслонила все. И сейчас, не веря себе, смотрели они на два крестика, круто изогнувших плавную до сих пор кривую.
— А кто наносил их на график? — спросил Полынин.
— Я, — сказал Дмитрий.
— А почему же сразу не сказали? — даже рассердился Мальцев.
— Опасался за целость перекрытий, — неловко попытался отшутиться Дмитрий, но шутку не поддержали, и он подосадовал на себя: «Надо было сказать… Что они так смотрят? Обиделись?»
Были в их взглядах и обида, и недоумение, и — как ни странно — что-то вроде жалости и сочувствия к нему. Эта жалость явственно промелькнула в глазах Игоря Воронова — он сразу отвел глаза, когда Дмитрий посмотрел на него, — а Дина Андреева прикусила губу и с таким страдальческим непониманием глядела на него, что Дмитрий окончательно смешался: «Почему они так?»
Майя Синицына боязливо спросила:
— Дмитрий Александрович, а теперь… все в порядке?
— Конечно, — чуть-чуть удивился Дмитрий. — Вы же сами видите.
— И никаких… неприятностей не будет?
— Думаю, что нет. Самые сложные этапы уже закончились. Так что можете спокойно дожидаться конца… и веселиться.