Наш завод - Шварц Евгений Львович. Страница 11

— А где же все? — спросил Ваня.

— Каждый нашёл своё место и занялся своим делом, — ответил Никита Васильевич.

И Ваня понял как следует, в первый раз в своей жизни, как огромен завод, если тысячи людей сразу нашли тут своё место.

— Бабушка, а где работал твой папа? — спросил Ваня.

— Нет теперь этого цеха, — ответила бабушка. — Ничего тут и не осталось от царского времени. Всё перестроилось, всё помолодело.

Снова засвистел маленький паровозик и повёз через двор колёса. Но какие! Зазубренные, грязные, покрытые чёрной землёй. Всякому с первого взгляда было понятно, что на таких колёсах далеко не уедешь.

— Ой, какие колёса! — сказал Ваня. — Они никуда не годятся. Верно?

— А вот и неверно! — ответил Никита Васильевич. — Просто они только что родились на свет. Видишь, сколько зданий кругом заводского двора? Они называются так: цеха. Эти колёса родились в заготовительном цехе, в литейном. А паровозик повёз эти колёса в обрабатывающие цеха. Там рабочие обточат их на своих станках, отшлифуют, и станут колёса такими красавцами, что залюбуешься. Пойдём посмотрим на это дело своими глазами.

И вот все трое отправились в удивительное путешествие, полное чудес и приключений.

Сначала все трое вошли в литейный цех, огромный как амбар, высокий и пустой.

Пол в цехе был земляной. И Ваня вдруг увидел, что рабочие цеха вытащили из земляного пола деревянное колесо.

— Гляди! — сказал Никита Васильевич.

Деревянное колесо оставило глубокий след в земле, как босая нога оставляет след в мягкой глине. Рабочие маленькими лопатками старательно подравнивали и подправляли этот след, а потом прикрыли его крышкой — земляным ящиком с маленьким отверстием в углу.

— Что это они сделали? — спросил Ваня.

— Они сделали форму — такую, как бывают формы для песка, — ответил Никита Васильевич. — Только эти формы не жестяные, а земляные; не маленькие, а огромные; не для песка, а для железа. Через отверстие нальют в форму железо, и получится настоящее колесо.

— Разве железо можно наливать? — удивился Ваня.

— Гляди сюда! — опять сказал Никита Васильевич.

И Ваня увидел в другом конце цеха, как рабочие вели огромный ковш, подвешенный на цепях, который покорно плыл над землёю. Ковш был полон железом, но не тем твёрдым и холодным, которое так хорошо знакомо всем, а жидким, светящимся, похожим на огонь и страшно горячим.

Ваня узнал от Никиты Васильевича, что это железо только что расплавили в печи, нагревали его там до тех пор, пока железо не стало жидким, и налили в ковш. Рабочие бесстрашно шли возле этого жидкого пламени и наклоняли ковш к отверстиям над земляными формами. И железо, разбрасывая искры, медленно, как масло, текло из ковша в формы.

— Когда железо остынет и снова станет твёрдым и холодным, — объяснял Никита Васильевич, — крышку поднимут и достанут из земли точно такое колесо, как те, что вёз на своих платформах маленький паровозик.

Ваня слушал, глядел и удивлялся на рабочих, которые шли возле ковша с расплавленным железом. Ваня стоял далеко от ковша — и то ему было жарко. А от рабочих валил даже пар. Железо стреляло огненными искрами. Но они работали не суетясь, спокойно, ловко, внимательно.

Из литейного цеха Ваня, бабушка и Никита Васильевич прошли в кузнечный, и тут Ваня увидел своего дедушку. Ваня сначала обрадовался, хотел подбежать к нему, но остановился.

Дедушка был тут не такой, как дома. Глядел он строго и внимательно. Он быстро поворачивал клещами раскалённый брус железа.

— Укладывает железо на наковальню. Сейчас ковать будет, — сказал Никита Васильевич.

— А молот где же? — спросил Ваня.

— Сейчас увидишь.

А дедушка прищурил один глаз, будто прицеливаясь, и повернул какую-то рукоятку. И вдруг на наковальню рухнула какая-то металлическая громадина. Раздался такой грохот, что, казалось, стены затряслись.

— Вот тебе и молот! — сказал Никита Васильевич. — Хорош?

А тысячепудовый молот взлетел послушно вверх и снова грянул всей своей тяжестью по железу. И опять взлетел и опять ударил. И раскалённый железный брус с каждым ударом становился всё тоньше и тоньше. Железо было послушным и мягким, как воск, под ударами дедушкиного молота.

Так дедушка ковал себе да ковал, столько, сколько было нужно, гремел тысячепудовым молотом по наковальне, как будто сказочный великан. Потом он остановил свой молот, и сразу в цехе стало тихо.

Тут дедушка заметил Ваню, и тотчас же его лицо стало домашним, добрым.

— Ну-ну, поди-ка сюда! — позвал он. — Для тебя не пожалею стекла на часах.

И с этими словами дедушка достал свои карманные часы и положил их на наковальню стеклом кверху.

— Сейчас покажу тебе чудо. Гляди, как молот меня слушается!

Дедушка повернул рукоятку.

Молот слетел вниз. И потом снова поднялся вверх.

— Гляди! — сказал дед, показывая Ване часы. Стекло на часах всё было раздроблено, а сами часы продолжали тикать попрежнему.

Вот как слушался молот дедушку!

— А я захватил с собою орехи, — сказал Никита Васильевич. — Давай-ка их расколем.

Он достал из кармана горсть грецких орехов. И молот послушно расколол их один за другим, разбивая только скорлупку, а ядрышка не трогая.

Но тут дедушке привезли новый раскалённый брус, и снова молот ударил по железу так, что стены задрожали.

Из кузнечного цеха все трое прошли в механический.

Здесь длинными рядами стояли станки. Сотни станков. Между станками можно было бродить, как по улице с переулками, чуть не целый час. И на каждом станке была укреплена какая-нибудь часть или частица паровоза. И каждый станок обрабатывал её по-своему. Их тут обтачивали, сверлили, строгали.

И Никита Васильевич показал Ване колёса, которые привёз сюда из литейного цеха маленький паровозик.

Шершавое чёрное колесо медленно вертелось, зажатое в станке, и острый упрямый резец снимал с него стружку за стружкой. И колесо становилось гладким, блестящим, всё больше и больше похожим на настоящее паровозное колесо.

Рабочий, стоящий у станка, следил за резцом внимательно-внимательно — казалось, что, кроме своей работы, он ничего не видит и не замечает.

И вдруг среди множества рабочих механического цеха Ваня увидел свою маму.

Она тоже была совсем не такая, как дома. И она пристально глядела на свой станок, работала и знать никого не хотела.

Ваня не посмел подойти к ней. Он стоял в проходе между машинами и поглядывал робко на свою маму.

Вдруг она подняла глаза и увидела Ваню. Ваня засмеялся и бросился к ней, будто они очень давно не виделись. И он рассказал маме, где был и что видел. Про формы из песка, про жидкое железо, про дедушкин великанский молот.

— Да, — сказала мама, — наш дедушка куёт огромные шатуны, которые будут двигать колёса, а я делаю нарезку на маленький кран для машины. И ни мне, ни дедушке нельзя ни на волосок ошибиться. Две с половиной тысячи частей и частиц нужно изготовить, для того чтобы собрать один паровоз, и все эти части и частицы должны быть пригнаны друг к другу точнее точного.

— Да, уж это тебе не из кубиков картинку составлять! — сказала бабушка.

И тут Ваня понял, отчего у всех на заводе такие внимательные лица.

Из механического цеха все трое перешли в сборочный.

— Ого! — сказал Ваня.

И в самом деле, тут было чему удивляться. Это был самый огромный из всех цехов. Настоящая площадь, только под крышей. Казалось, что он был построен для великанов, чтобы им было где побегать и поиграть в плохую погоду.

В этом великанском цехе даже паровозы казались маленькими. Только когда люди подходили к ним вплотную, становилось понятно, что это за паровозы. Колёса их были выше человека.