Мальчик на главную роль - Михайловская Кира Николаевна. Страница 10

Попав на студию случайно, Миша остался там навсегда. Его тянуло к механизмам, всевозможной аппаратуре, а больше всего к автомобилям. Время было тяжёлое, и, чтобы помочь мальчишке, режиссёр его первого и единственного фильма устроил его на студию, в гараж. Сначала он только ухаживал за машинами, а как подрос, сам сел за руль.

Рассказы Михаила Ивановича о первом в его жизни автомобиле «линкольн» полны вдохновения. Око и понятно: в те годы таких машин было закуплено в Америке немного, в основном для «Интуриста». На студию автомобиль попал случайно. (Рассказывая об этом, Михаил Иванович непременно вспомнит про гудок «линкольна», звучащий протяжно, низко и так громко, что шарахались даже прохожие на соседних улицах. «Гудел, что собака лает. А он и был ровно собака — думающая машина. Нет, теперь уже таких нету. Перевелись».)

На «линкольне» Михаил Иванович ездил до самой войны. На войне он был шофёром в артиллерийском дивизионе, остался цел. И после войны вернулся на студию. «Маша из охраны, — рассказывал мне Михаил Иванович, — да ты знать должен, плотная такая женщина на дверях стояла, она как признает меня, как винтовку бросит! Из пропускной-то, где пропуска выдают, с гардероба посбежались, щупают, не верят, что жив. А я главным делом — в гараж. Захожу — стоит! Вот когда только я и понял, что это тебе не собака. Ведь собаки-то, почитай, все перемёрли. А он стоит».

Вряд ли на студии можно отыскать человека, который не знал бы, как Михаил Иванович по винтику собирал и отлаживал свой «линкольн», как он выехал на нём в первый раз из ворот, как Маша бежала следом и махала ему платком и как прогудел во дворе гудок, громкий, низкий, чем-то напоминающий собачий лай. Лет семь ещё ходил «линкольн», но пришёл день, и Михаил Иванович пересел на «Победу». Однако расстаться с гудком он не мог. Он переставил его на новую машину. Этот гудок путешествовал с ним вместе по разным дорогам и даже вместе с хозяином переходил с машины на машину. Потом сигналы отменили, и никто никогда гудка больше не услышит. Местные острословы говорят, что Михаил Иванович унёс его домой и по этому гудку поднимается по утрам на работу.

У Михаила Ивановича хорошая память. И хотя многие его рассказы не похожи на реальность, они достаточно точны. В памяти его хранится множество сведений: где, когда и кто снимал тот или иной фильм, какая история с этим связана, какова судьба каждого из её участников. Достаточно чуть всколыхнуть его память, и пёстрая лента живой истории развернётся перед вами.

Вот к такому человеку и усаживал я Алёшу, чтобы он довёз его в целости и сохранности.

Глава восьмая, в которой Алёша дерётся за справедливость

Михаил Иванович — вот это человек! Может, он и не так понимает в кино, как Глазов или усатый, но зато он много интересного знает. Например, про студию, что там раньше ресторан был «Аквариум», в середине бассейн с золотыми рыбками, а во время еды кино крутили, вручную, за деревянную ручку.

Между прочим, он меня домой отвозил. На новой «Волге». Машина белая, а внутри всё красное. На одном перекрёстке милиционер стоял, так он Михаилу Ивановичу честь отдал.

А я вспомнил, как отец меня возил. Я думал, что забыл, а оказывается, помню. Он был в кепке, весёлый. Только куда мы ездили?.. Я про отца начал думать и вдруг смотрю: отец. Мы как раз мимо гастронома едем, и он стоит, как будто не знает, куда ему пойти. Я говорю:

— Остановите, пожалуйста, Михаил Иванович.

Он остановил машину и говорит:

— Посиди, я за папиросами выскочу.

Он вышел, а отец посмотрел на машину, но меня не увидел. Я стекло опустил и позвал его. Он удивился:

— Ты чего это сидишь в машине? Как какой-то генерал!

— Меня, — говорю, — со студии привёз шофёр Михаил Иванович. Как машина?

Отец дверцу открыл и заглянул внутрь. Может, и зря я ему показал эту машину. Он побледнел, и глаза у него стали какие-то странные. Я тогда вылезаю и говорю:

— Неудобная очень. Скользкая. А ты чего тут стоял?

Он плечами пожал. От тёткиных денег, наверно, уже ничего не осталось.

Я спросил:

— Ты ел?

Тут пришёл Михаил Иванович, и они с отцом разговорились. Михаил Иванович угостил отца папиросой. Потом он сел в машину и уехал, но перед этим спросил:

— Где твоя школа? Я завтра за тобой заеду и отвезу на студию.

Когда Михаил Иванович уехал, отец на меня посмотрел, как будто в первый раз увидел.

— Чего, — говорит, — Алёшка, они в тебе нашли? Ты на мать нисколько не похож. Мать красивая была.

Я думал, как приду — спать завалюсь, но в последний момент посмотрел математику, что задано. Оказалось, сокращение дробей. Я, между прочим, знал, как это делается, и решил все примеры.

В школе меня как раз по математике и вызвали. Я вышел к доске и написал пример. Мне бы нужно было до конца писать, не оборачиваться, а я обернулся. Все сидят, смотрят и ждут, когда я провалюсь. Только Кирюха шею вытянул и подсказывает. Он уверен, что больше меня знает. Меня зло взяло. Отвернулся и стою. И слышу, как за спиной Люська кому-то шепчет, что у меня разные носки надеты: один синий, другой красный. Посмотрел: и верно, разные. Математик говорит:

— Ну что, Янкин, будем решать или не будем?

Хотел я ему сказать: «Пускай Кирилл не подсказывает», но математик опередил меня.

— Садись, — говорит. — И дневник дай.

В дневнике он написал: «Систематически не готовит…» и всё такое прочее. А я в перемену в уборной носки снял и полуботинки на голые ноги надел. А носки в карман сунул. Тут же в уборной Кирюха мне сказал, что Репа (это парень из седьмого класса) Кирюхин японский значок в уборную спустил. Кирюхе этот значок отец из Японии привёз, а Репа пристал, чтобы Кирюха ему отдал. А Кирюха не соглашался. Тогда Репа выследил, когда Кирюха в уборную пойдёт, взял его там, как следует прижал, значок отстегнул и спустил в уборную. Кирюха мне рассказывает, а сам чуть не ревёт. Я ему говорю:

— Пойдём, Репу найдём и спустим в уборную.

А он, дурак, боится.

— Ты, — говорит, — сам спусти.

Выходим из уборной, а Репа как раз у окна стоит и яблоко жуёт. Я ему говорю:

— Бросай жевать, поговорить надо.

Он заерепенился, а я его за руку взял повыше локтя, назад завёл и говорю:

— Пойдём в уборную, поговорить надо.

Зашли в уборную, я его к горшку толкнул и говорю:

— Лезь за значком!

Тут он меня ногой и ударил. Я отлетел к стенке и разозлился. Со злости я ему надавал, конечно, как следует. Но и он мне надавал. Тут звонок. Я из уборной выхожу и смотрю: Кирюха у окна трясётся, боится, что я Репу, в уборную спустил. А как увидел Репу, обрадовался.

Началась ботаника. Наталья Васильевна смотрит на меня и головой качает.

— Алёша, — говорит, — с кем же ты опять подрался? Наверное, сильно подрался, если не замечаешь, что у тебя из губы кровь течёт.

Тут я сунулся в карман за носовым платком и достал свой красный носок. Милка прыснула, а Наталья Васильевна мне свой платок подала и сказала:

— Я бы наказала тебя, Алёша, если бы не знала, что ты всегда дерёшься за справедливость. Только нельзя ли восстанавливать справедливость без драки? А теперь перейдём к полёту насекомых. Как вы думаете, ребята, какова скорость полёта мух, пчёл, комаров? Большая или небольшая?

Оказывается, стрекоза, например, летает со скоростью около ста пятидесяти километров в чае. Мы очень удивились, а Наталья Васильевна сказала:

— Чтобы вам стало ясно, что такое полёт стрекозы, давайте сравним его с полётом вертолёта и посмотрим про это кино. Алёша, спусти шторы!

Оказалось, что выше всех летают всякие тли, жуки и другая мелочь. Их ловили с самолёта на высоте три с половиной тысячи метров, но они не сами летают, а поднимаются с потоками воздуха и летят, как планёр. Потому что лёгкие. Стрекоза летает немного ниже, но зато летает сама.

Глава девятая, в конце которой Алёша убегает

Не знаю, повезло Алёше или не повезло, но первая же съёмка по сценарию должна была происходить под дождём.