Барьер трёх минут - Раннап Яан Яанович. Страница 30

— Крокус боится щекотки, придерживай шпоры! — слышит другой всадник. А третий узнаёт, что только тупица может править Темпом, дёргая за узду.

— Ногами, ногами, посыл ногами! — Получает инструкцию этот тупица.

Выбрасывая из-под копыт землю, мимо проносится Гордон. Сильви не может удержаться, чтобы не съязвить:

— Почему ты её не учишь? — И показывает на тренера.

Но мальчишка неуязвим. Он начинает радостно хихикать. Мысль о поучениях тренеру кажется ему жутко смешной. Сильви смотрит на растянувшийся в улыбке до ушей рот с дыркой между зубами. Враждебность к мальчишке-всезнайке рассеивается. Сильви вдруг кажется, что они старые знакомые. Словно они с одного двора.

А дети с одного двора должны, конечно, знать друг друга лучше.

— Ты тоже ездишь верхом? — роняет вопрос Сильви. И добавляет уже совсем непринуждённо:

— Как тебя зовут?

Сильви возвращается на свою улицу, когда солнце опустилось уже довольно низко. Сильви знает, что её ждут. Знает и то, что предстоит серьёзный разговор, но почему-то это её сейчас не волнует.

Снова всплывают далёкие воспоминания. Большие мягкие губы дотрагиваются до ладони. Сквозь вечерние сумерки доносится знакомое ржание. С топотом появляются в луче света длинноногие тени.

Затем их вдруг сменяют угольно-чёрные глаза Гордона, несколько сот мальчишек и девчонок, толпящихся у двери школы верховой езды, звонкие удары подкованных копыт о препятствия и мальчишка с хриплым голосом. «В первый раз меня подвела пара по математике, — говорит новый знакомый шепелявя. — А в следующий сентябрь случилось, что как раз во время приёмных испытаний я заболел». Теперь он ждёт начала третьей осени, а пока кружит вокруг конюшен и конкурного поля. Школа школой. Но тому, кто всегда готов чистить щёткой лошадь, скоблить полы или таскать мешки с овсом, достаётся иногда и без школы посидеть в седле.

Понуро, словно крепостная, шагает Сильви к дому. Шлёп да шлёп бьёт по икрам спортивная сумка. Камень на сердце становится всё тяжелее.

Так чего же она в самом-то деле теперь хочет? Ещё раз переметнуться из одного вида спорта в другой? Забросить шиповки куда подальше и ухватиться за стремя?

Она придумывает себе лошадь, представляет себя в галифе и жокейской шапочке с большим козырьком. Но на этом её фантазия кончается. В седле она себя не видит. У того, кто сидит в седле, клетчатая рубашка с измятым воротником, грязные пальцы и ногти с траурной каймой.

Фьють, фьють — сечёт Сильви сумкой воздух так, что шнур сумки обрывается. Ей жалко себя до слёз.

Неужели из-за того, что ей никогда не приходилось ждать своей лошади?

Впрочем, хватило бы у неё вообще терпения, настойчивости, воли ждать её?

Сильви и сама не знает.

1977

Перегрузка

Арви Кааре пришёл в школу на полчаса раньше, чем требовалось. Страх опоздать подгонял его. Тысячи раз его ноги промерили эту дорожку, что вела между ольшаниками к Лигавере, огибала озеро и затем поднималась наверх, к школьному двору. Двадцать пять минут быстрой ходьбы — он знал это точно и всё же вышел из дому уже в двенадцать, хотя ему нужно было быть на месте к часу.

Теперь вдруг оказалось, что времени ещё вдоволь. Арви отнёс чемодан в седьмой класс, сначала положил его на учительский стол, но передумал и перенёс на свою изрезанную ножом парту. «Ох», — вырвалось у него, но это был не вздох. Просто он набрал полные лёгкие воздуха и разом выдохнул его.

Вся школа пропахла свежей краской. Шестой класс сдавал практику: девчонки с граблями и лопатами — в саду, мальчишки с кистями — в классах и коридорах. Арви раскрыл окно и выглянул. Нет, в саду девочек не было. Видно, корчуют одуванчики на парковых дорожках. Или их уже отпустили домой.

Без двадцати восьми час.

По коридору навстречу Арви шла классная, учительница Тээмус, пальцы в олифе, на халате свежие пятна охры.

— Ах, ты уже готов в дорогу? — спросила классная руководительница и широко улыбнулась. — Не забывай, ты должен хорошо прыгнуть. На этот раз ты защищаешь честь не только нашей школы.

Арви растерянно заморгал. Ему всегда приходилось долго думать, прежде чем он находил, что ответить. Сейчас он думал, что сказать — «Отдам все силы» или «Сделаю, что смогу»? «Отдам все силы» — так, пожалуй, лучше. Это он и хотел было сказать, но классная уже умчалась.

— Отдам... — пробормотал Арви ей во след. — Отдам, да... — Теперь, когда слова, наконец, нашлись, он не мог не сказать их.

Без двадцати пяти час.

Он обогнул дровяной сарай, перешагнул через неглубокую канаву и пробрался сквозь окружавшую спортплощадку еловую изгородь. Шагах в десяти отсюда были распахнутые настежь ворота, но он привык ходить напрямик. Семь лет так хожено, в изгороди образовался уже прямо-таки туннель.

В яме для прыжков в длину видны были следы свежего рыхления. Арви на глаз определил — между тремя и пятью метрами. Ну да, зачем им было рыхлить дальше. В Лигавере никто, кроме него, дальше пяти метров не прыгает. И никогда не прыгал. Страшно трудно здешним школьникам отрываться от земли.

Вспоминая последние соревнования, Арви шёл вдоль протоптанной в траве дорожки для разбега. Вот здесь кочка, от которой он начинает разбег, дальше через несколько метров бороздка — знак, отмечавший место первого шага. Если при разбеге левая нога попадала на отметку, Арви знал, что может смело жать дальше. Ноги сами собой попадут на толчковый брус. Они действовали самостоятельно, освобождали его от лишнего груза, давали ему возможность ощутить себя птицей.

Недавно тренеры в райцентре спросили у него, когда он прыгнул в длину в первый раз. Господи, да кто это может запомнить!

В жизни каждого, мальчишки полно прыжков — прыжков через лужи, канавы, камни и пни, через горьковато пахнущие копны сена и брызжущие искрами костры Ивановой ночи. Ну да, когда он по-настоящему почувствовал, что такое прыжок, — это он помнит. Миг невесомости, ты повисаешь в воздухе, ты словно летишь. Ты как птица. Почувствовать это удавалось не каждый раз, но когда он улавливал это ощущение, он уже в воздухе знал, что ноги приземлятся в рыхлом песке возле шестиметровой отметки.

Фактически дело было, пожалуй, в толчке. Во всяком случае так утверждал их физрук. «Врождённая способность отталкиваться», — уверенно сказал учитель физкультуры, когда Арви впервые уловил ощущение полёта. Одноклассники же, молча, раскрыв рты глядели, как один из них, словно катапультированный, взлетает в воздух и приземляется на метр дальше оставленных ими следов.

Да, от этого зрелища у них дух захватило.

— Слышь, где у тебя эта волшебная пружина — в пятках или под коленкой? — спрашивали приятели.

Что было ответить Арви?

— Вмонтирована в коленную чашечку, — ответил он и выразительно покачался вверх-вниз на левой ноге.

Словно стряхивая с себя воспоминания, Арви постучал каблуком по разбитому бруску и повернул назад.

На школьном дворе, недавно посыпанном гравием, стоял директор и о чём-то размышлял. Заметив Арви, он деловито двинулся навстречу ему.

— Стало быть, наш чемпион уже собрался в путь, в столицу? — окликнул он Арви ещё издали, затем подошёл и легонько ткнул его в грудь складным метром.

— Не забывай там, что прежде всего ты защищаешь честь своей школы. Впервые ученик Лигавереской школы в числе сильнейших в республике — это мы обязательно занесём в нашу летопись.

Теперь Арви знал, что сказать.

— Отдам все силы, — выпалил он поспешно, словно можно было опасаться, что директору недосуг дождаться его ответа. Но у директора время было. У него было даже столько времени, что он перечислил всех учеников, которые так или иначе, находясь вдали от дома, принесли своей школе честь и славу.

Автобус подошёл без пяти час. Ради Арви он завернул даже в ворота школы, хотя вполне мог бы остановиться на шоссе. Оясоо, тренер сборной, занял Арви место рядом с собой.

— Ну как, жив-здоров? — спросил тренер, одетый в модный клетчатый пиджак, и блеснул ровными зубами.