Леди Джен, или Голубая цапля (др. перевод) - Джемисон Сесилия Витс. Страница 8

Приехавшая девочка сразу заинтересовала Пепси. Новенькая заметно отличалась от детей, живших рядом. Изящна была ее одежда: белое батистовое платьице, черный шелковый пояс и черная шляпа с широкими полями.

Впрочем, внимание Пепси было привлечено не столько красотой девочки и ее изящным костюмом, сколько необыкновенной бледностью грустного личика и поразительной худобой, как после тяжелой болезни. Женщина в черном вела девочку за руку; девочка шла медленно, будто спотыкаясь, и постоянно оглядывалась на странной формы корзину, которую нес следом широкоплечий, черноглазый, рыжеволосый молодой человек, франтовато одетый.

Пепси не могла оторвать глаз от дома, так ей хотелось снова увидеть девочку. Она была уверена, что, осмотрев дом, приехавшие выйдут оттуда на улицу. Однако молодой человек распахнул настежь все двери и окна с таким видом, будто он распоряжается здесь, как у себя дома. Женщина в черном сняла шляпу с вуалью, повесила ее вместе с широкополой детской шляпой на крюк, вбитый у самого окна. Девочка же, немного погодя, вышла на боковую галерею, держа что-то в руках. Как Пепси ни вытягивала шею, как ни приподымалась, ей не удалось рассмотреть, что в руках у малышки.

«Это котенок, — говорила про себя Пепси. — Нет! Собачка? Нет, и не собачка! Должно быть, птица: я вижу, как она бьет крыльями. Птица, птица — и большая! Престранной породы птица! Что это значит?»— продолжала рассуждать Пепси, краснея от волнения и неодолимого любопытства.

Незнакомая девочка села на ступеньки лестницы, не сходя с галереи, нежно прижимая диковинную птицу.

«Ну, значит, — думала Пепси, — дом за ними, иначе они не стали бы открывать окна и развешивать вещи. Ах, как я была бы рада, если бы они остались здесь!..»

Тотчас по мостовой загромыхали колеса, и к дверям дома напротив подкатил громадный фургон, доверху набитый сундуками, мебелью и дорожными мешками.

Пепси с напряженным вниманием следила за разгрузкой фургона. Вдруг в комнату влетела как вихрь Мышка. Короткие косички ее курчавых волос торчали в разные стороны. Широко улыбаясь, она обнажила зубки, глаза ее сверкали от восторга. Она сидела на улице, на скамейке перед домом, когда увидела новых соседей, и поспешила сообщить об этом своей маленькой приятельнице.

— Мисс Пип! Мисс Пип! — затараторила она. — Кто-то снял дом напротив нас и уже переезжает туда. Я видела женщину в черном, мужчину и маленькую девочку. У девочки желтые волосы и в руках длинноногий гусь. И как она с ним возится, — наверное, очень любит!..

— Замолчи, Мышка! Ступай дело делать! — прикрикнула Пепси, сама чересчур увлеченная происходящим на улице, чтобы слушать болтовню маленькой негритянки. — Точно я без тебя ничего не вижу. Поди лучше убери кухню: мама, того и гляди, вернется домой!

— Я убрала уже, все убрала, мисс Пип, и только что вышла отдохнуть на скамеечку перед домом, смотрю — она грязная-прегрязная. Позвольте мне ее теперь же вымыть, мисс Пип, я мигом все это устрою!

— Пожалуй, ступай, — сказала, снисходительно улыбаясь, Пепси, — но помни, чтобы на кухне было все в порядке к приходу мамы.

Такое событие, как появление новых жильцов, считалось настоящим происшествием для жителей улицы. Пепси очень хорошо поняла, что стремление Мышки именно теперь мыть лавку перед домом — это невинная хитрость: ей хотелось поглазеть на новых жильцов.

Наконец, мебель и другие вещи внесли в дом, остались два больших сундука, которые с трудом втащили в дверь.

Как только фургон разгрузили, входную дверь захлопнули и заперли изнутри. Любопытные прохожие разошлись, но Пепси со своего наблюдательного пункта продолжала следить за приезжими. Она видела, как Эдраст с корзинкой в руках вышел на улицу, и решила, что он отправился на базар. Дама в черном прикрепляла кружевные занавески на окно, и Пепси подумала, что в этой комнате будет гостиная. Одна штора оставалась поднятой до позднего вечера, а другую так и не поднимали.

Наступил вечер. Пепси забыла о своем занятии — изготовлении конфет, но мать оставила это незамеченным: Маделон было понятно невольное внимание дочери и Мышки к новым соседям. На следующее утро Пепси проснулась раньше обычного и так спешила усесться на свое место у окна, что мать едва успела одеть ее. Выглянув на улицу, она убедилась, что и двери, и ставни соседи еще не открывали.

Но вот штора поднялась, и на стекле появилось курьезное объявление. На куске белого картона, вставленного в рамку, было написано красными чернилами:

Пепси удалось рассмотреть, что в комнате стояли столы с кусками кружев и кисеи, картонками, здесь же лежали груды детских нарядных платьиц, фартучков, дамских воротничков, манжеток и носовых платков. К окну был придвинут длинный стол, где в порядке лежали катушки для швейной машины, пуговицы разных размеров, тесемки, ленты, мотки шерсти — это был мелкий товар, необходимый при шитье женского туалета.

Приводя в порядок разнообразный товар, дама в черной юбке и белоснежной блузке внимательно все осматривала, стараясь что-то передвинуть, переставить, переложить, чтобы придать комнате более нарядный вид. Наконец, осталось ждать появления заказчиков.

Только теперь, впервые после смерти молодой вдовы, остановившейся у нее в Гретне, мадам Жозен вздохнула свободно и почувствовала под собой почву. Все устроилось именно так, как предсказывал Эдраст: случайная гостья покоилась в склепе, а ее дочь была слишком мала, чтобы сообщить какие-либо сведения о своей семье; она даже не помнила ни имени, ни фамилии родителей, потому что после тифа память ей изменила и она ничего не могла вспомнить о своем прошлом. Леди Джен до того стала слаба и апатична, что ее ничто не интересовало, кроме голубой цапли, с которой она не расставалась. Сознавала ли она свою потерю, горевала ли о матери — Жозен не могла понять. В первые дни по выздоровлении девочка все время звала мать и плакала. Боясь, чтобы ребенок вторично не занемог, Жозен, лаская малютку, уверяла, что мама уехала ненадолго и, оставив ее с тетей Полиной, велела быть умницей, слушаться и любить тетю, пока сама не вернется.

Леди Джен, отодвигаясь от Жозен, пристально всматривалась в улыбающееся лицо хозяйки, но ничего ей не отвечала. Девочка не забыла прошлого, как это думалось Жозен, и не верила ни одному ее слову, но она не вполне понимала, что с ней происходит. Сомневалась ли девочка в выдуманной истории или тосковала — никто этого не мог угадать. Она оставалась невозмутимо спокойной и послушной. Смеяться леди Джен как будто разучилась, но и плакала редко. Никому в доме она не мешала и, казалось, не замечала всего, что вокруг происходило. Убитая горем и недавней болезнью, прежде веселая, остроумная девочка точно переродилась.

Глава 6

Леди Джен находит друга

В первое время Жозен настаивала, чтобы имущество умершей женщины оставалось неприкосновенным, по крайней мере, в течение нескольких недель.

— Мы должны выждать немного, — уговаривала она чересчур торопливого и горячего Эдраста. — Кто знает, а вдруг ее хватятся и начнут разыскивать? Нас могут привлечь к ответственности, если откроется, что женщина с ребенком остановилась у нас и умерла в нашем доме. Нас, пожалуй, заподозрят в грабеже. Если же мы сундуков не вскроем, никто не будет иметь права обвинять нас в присвоении багажа умершей. Доктор Дебро свидетель, что она занемогла, и всякий скажет, что я поступила хорошо, приняв участие в судьбе приезжей и приютив ее осиротевшую дочь. Когда все это подтвердится, меня наверняка вознаградят за хлопоты и расходы…

Доводы матери повлияли на Эдраста, не отличавшегося добросовестностью. Он смертельно боялся попасть в лапы закона, помня о судьбе отца.

Если бы мать или сын обратили внимание на странное объявление в местной газете, подписанное «Голубая цапля», они не были бы так спокойны. Но они редко заглядывали в газеты.