Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста - Ященко Александр Леонидович. Страница 34

Обыкновенно этим грохотом и свистом все и оканчивалось. Спустя значительное время, появлялось, иногда с противоположной стороны, вновь такое же чудовище с таким же грохотом, свистом и иногда шипением.

Но вот в один из весенних дней, когда я сидела у дороги возле куста, одно из чудовищ, зашипев, вдруг остановилось, и передо мной предстала знакомая мне картина коровьего хлева со стоящими в нем коровами. От хлева шел характерный запах; наружу выглядывали рогатые головы, жалобно мычавшие:

— У-у-у… какое мучение!..

Живя долго в своем курятнике в терпеливом ожидании лучших времен, я затаила в себе чувство любопытства, которое словно проснулось от этого жалобного рычания. Мне страшно захотелось узнать: что так мучает этих обыкновенно покорных животных? Но попасть в хлев было не так-то легко, и я обошла его, высматривая, куда можно было бы влезть.

На мое счастье, какая-то корова сбила загородку стойла, которая скатилась вниз и уперлась одним концом в землю. Я воспользовалась случаем и мигом взобралась в помещение коров.

И было время… так как кто-то, крикнув — я не разобрала что, — бросил загородку вновь в хлев и задвинул плотнее дверь.

Прижавшись к стенке, я живо пробралась в угол, где были устроены ясли, в которых мой нос быстро учуял приятный аромат отрубей. Разумеется, я вскочила в них.

Вдруг что-то свистнуло пронзительной трелью. Точно в ответ послышался громкий свист чудовища… еще трел, новый ответ, — и весь хлев с коровами дрогнул. Коровы токнулись друг о друга и жалобно замычали хором:

— У-у-у! Какое мучение!..

Я сама почувствовала себя не особенно твердой на ногах. Кругом что-то затрещало, заскрипело… внизу раздался не то стук, не то визг, где-то хлопнули, слышались отдаленные шаги, — и через несколько мгновений я почувствовала, что и я, и коровы, и хлев — вce это тронулось и поехало куда-то прямо, в неведомую даль.

Впечатление от непривычного шума было настолько ново, что я ощутила какой-то смутный страх и недвижимо сидела на дне деревянного корыта с сеном поверх отрубей.

Конечно, первой мыслью моей, когда я немного опомнилась, было бросить все свои расследования и выбраться поскорее из этого удивительного, странного хлева. Поэтому я тихонько пошла обратно по дну яслей и, соскочив вниз, стала пробираться по трепещущему полу, увертываясь от топтавшихся коровьих копыт, к дверям, через которые вошла.

Моего моста вниз уже не было: задвижка лежала брошенной под ногами коров, а в щель от неплотно захлопнувшейся двери я увидела какие-то бегущие кусты, столбы, а вдали мерно проплывающие группы деревьев. Со страхом, но и неудержимым любопытством я высунула мордочку и глянула вниз. Меня обдало сильным ветром, смешанным с дымом, а внизу замелькала какая-то однообразно желтая, сплошная странно трепещущая дорога. Я отскочила назад в недоумении: хлев с непонятной для меня быстротой мчался все вперед и вперед…

Не сразу догадалась я, что это было новое, неожиданное для меня путешествие в неведомые страны. Однако животным, должно быть, свойственно быстро привыкать к обстоятельствам. По крайней мере, для меня чувство безотчетного страха и недоумения прошло — я принялась обдумывать свое положение и устраиваться в новом помещении. С прежними предосторожностями я пробралась между беспрерывно переставлявшими ноги коровами в свое прежнее место к яслям и прикорнула в уголке, стараясь не обращать никакого внимания на тряску и дрожание всего этого случайного убежища.

Вскоре я решила даже попробовать вкусных отрубей, для чего пролезла в ясли под сено. Две или три коровьих морды ворочали надо мной сено, стараясь добраться до дна, но я как-то приспособилась в углу ящика и начала урывками выхватывать мягкую, вкусную труху. Еда еще более успокоила меня, и я понемногу перестала видеть в совершившемся что-либо необыкновенное. Хотя изредка, я все еще слышала жалобное:

— У-у-у! Какое му-у-че-ние…

Но иногда кое-какая из коров мычала и успокоительное:

— У-у-спокойтесь, соседка…

Среди общего шума слышался хруст перетираемой в зубах коров пищи.

Поев, я умудрилась заснуть в своем отрубином уголке, а проснувшись, без долгих дум решила покориться новым условиям жизни.

Через некоторое время после моего пробуждения я услышала знакомый свист и почувствовала, что наш хлев поехал тише, а через несколько минут и вовсе остановился. Выглянув в щель неплотно затворенной двери, я заметила, что возле нас стояли такие же хлевы, но уже без коров. Между ними ходили люди. Один согнувшийся человек ходил и стучал по колесам, наливая в некоторые из них какой-то жидкости.

Скоро соседние хлевы куда-то поехали, а на их место подкатывались другие, стуча и гремя по жесткой дороге.

Потом началась вновь бешеная езда нашего хлева, сменившаяся новой остановкой у таких же хлевов. И так далее.

Иногда наше жилище проходило мимо или стояло около каких-то людских построек с широким наружным полом, по которому, куда-то торопясь, бегали люди, таская всевозможные вещи. Было много интересного, но мало понятного. Где же было понять тогда мне, полудомашнему, полудикому зверьку, что я попала на поезд железной дороги, кативший меня вместе с моими рогатыми соседками в далекие новые места.

Но и этому путешествию наступил конец. Через несколько дней на какой-то остановке моих соседок вывели за рога из хлева по покатому полу, а самый хлев увезли и поставили в ряду других, тоже пустых хлевов. Какие-то люди пришли с метлами и начали чистить помещение. Один из них, заметя меня, притаившуюся в углу яслей, с криком кинулся с метлой. Это заставило меня стрелой выскочить на пол, а оттуда на землю. Падая с высокого порога на песок дороги, я слышала дикие крики:

— Лови, держи, бей крысу!..

Мне не было времени рассуждать о разнородности людских отношений к бедным крысам, и я быстро помчалась вперед, шныряя между колес самых разнообразных хлевов.

Выбежав из этих родов одинаковых построек, я очутилась на шумной дороге. Взад и вперед со скрипом ездили какие-то особенные черные телеги с сидевшими на них людьми. Сама дорога состояла из круглых положенных рядами камней и шла около каменных домов с окнами и дверями. Дома были большие, гораздо больше, чем дом моего хозяина, где помещался наш звериный кабинет.

Две собаки спокойно бегали по каменной дорожке у домов, обнюхивая углы и столбы. Но не время было дивиться окружающему: среди этой диковинной для меня обстановки на меня пахнуло страхом неволи и даже смерти. Вспомнив былое, я быстро домчалась до ближайшего дома и понеслась вдоль стены, ища дыры или щели, чтобы скрыться от людских глаз, пока еще не замечавших меня.

Впрочем, я раз услышала голос ребенка:

— Смотри, дядя: крыса! — на что последовал спокойный ответ:

— Что ж такого? Их здесь разве мало?..

И голоса замерли, увозимые одной из черных телег с высоким передом.

Эти слова подействовали на меня весьма благотворно, и в моем мозгу пронеслась старая мысль:

— Мир наполнен крысами! Значит, жить можно.

Ожидаемое спасительное отверстие было найдено. Оно было узенькое с решеткой, вроде окна нашей кладовой. В нем были вставлены стекла, но одно было разбито, и я, мигом проскочив в эту брешь, очутилась в сыром полутемном подвале. Я была спасена — по крайней мере в данный момент.

Подвал, в который я попала, хоть и напоминал видом нашу кладовую, но существенно отличался одним: в нем не было ни одной крысы. Это я узнала в первый же день своего вступления в него потому, что не нашла в нем признака обточенной или изгрызенной доски.

— Если нет крыс, то нет и ничего съедобного для них, — подумала я и была совершенно права, так как это помещение оказалось складом железного товара. Я нашла даже связку капканов, совершенно новеньких, а потому, для незнающих или малоопытных крыс, и самых опасных.

Итак, приютившая меня кладовая могла быть только убежищем для временного отдыха, и в ближайшую ночь, когда снаружи стих шум езды, беготни и говора, я вынуждена была искать лучшего помещения.