Беги, мальчик, беги - Орлев Ури. Страница 3

— Кричите, — приказал ребятам Янкель.

Ребята, не сговариваясь, подняли громкий крик, как будто затеяли серьезную ссору. Под этот шум Янкель камнем разбил стекло в маленьком окошке. Вверху над ними распахнулось окно, и какая-то женщина закричала оттуда:

— Хулиганы! Немедленно убирайтесь!

— Хорошо, хорошо, пани, — успокоительно сказал Мойшеле. — Мы уже уходим.

Они отошли чуть подальше, подождали несколько минут и опять вернулись к магазину. Янкель всунул руку в разбитое окошко и открыл его настежь. Потом он обвязал Давида вокруг пояса веревкой и помог ему влезть в окно. Давиду действительно удалось протиснуться внутрь. Тогда Янкель расслабил веревку, и он спустился вниз, на пол магазина.

— Не снимай веревку, Рыжий, — прошептал Янкель сверху. — Просто обмотай ее вокруг себя, понял? Что ты там видишь?

Давид огляделся по сторонам. В магазине было совершенно темно.

— Я ничего не вижу, — растерянно сказал он.

— Мойшеле, ты почему не дал ему спички? — рассердился Янкель.

— А ты сам почему не дал?

Коробка спичек, прошелестев, упала на пол возле стенки. Давид пошарил по полу, нашел ее и зажег спичку.

— Колбасу видишь?

— Нет, — шепотом ответил Давид. — Только бутылки.

— Водка?

— А как узнать?

— Там написано.

— Я не умею читать.

— Поднеси одну к окну.

Давид нашел стул, поставил его под окном, встал на него и поднял бутылку высоко над головой.

— Очень хорошо! Сколько там таких?

— Я вижу еще две. Может, внутри есть еще, но там закрыто на замок.

— Поищи сигареты! — прошептали сверху.

Эта работа немного походила на ту, к которой Давид уже привык, когда мама стояла снаружи, а он заполнял корзинку остатками еды, которые находил в мусорном ящике. Только сейчас это был не мусорный ящик, а продуктовый магазин и не кожура да огрызки, а сигареты, спички, несколько бутылок водки и два непочатых круга колбасы. Эту колбасу он нашел под прилавком. Собрав всю добычу, Давид поднялся на стул и передал ее ребятам. Янкель велел ему положить спичечные коробки в карманы, а конец веревки протянуть обратно в окошко.

— Побыстрее! — поторопил он Давида. — Давай побыстрее!

Давид подал ему конец веревки, Янкель с силой потянул ее наверх и вытащил Давида из магазина. Они успели буквально в последний момент. За углом уже слышны были шаги полицейского караула. Ребята бесшумно и быстро выбрались из переулка и растворились в темноте.

Давид шел вместе с ребятами по ночной улице. Темнота им не мешала, потому что они знали тут все дома, в особенности те, где не было сторожей на входе. В таких домах, сказал Давиду Мойшеле, они поднимались по лестницам на чердаки и там устраивались на ночлег. Чердаки выбирали такие, где было набросано много тряпья, а порой валялись даже брошенные старые матрацы. А в тех домах, где чердак оказывался заперт, можно было переночевать на лестничной площадке.

Они прошли немного, а потом Янкель подал условный знак, и они вошли в какой-то подъезд. Ребята поднялись по лестнице на самый верх и забрались на чердак. Давид услышал звук чиркнувшей спички. Загорелась свеча.

— Мойшеле, у меня в карманах есть еще несколько коробков, — сказал Давид.

— Мои карманы и так скоро лопнут, — откликнулся Мойшеле. — Держи свои у себя.

Мойшеле вытащил спрятанный хлеб, и все уселись за еду. Меню осталось прежним: та же колбаса, только хлеба на этот раз было больше. Еду запивали холодной водой. Потом все стали устраиваться на ночь. Давид тоже притащил себе рваный матрац. Он положил его рядом с постелью Янкеля. Один из мальчишек вдруг оттолкнул его.

— Это мой матрац, Рыжий! — заявил он.

— Не толкай Рыжего, — угрожающе сказал Янкель. — Теперь это будет его матрац.

Янкель подошел к стоявшему в углу ящику и вытащил оттуда какие-то рваные лохмотья. Это были остатки длинной военной шинели.

— Возьми, укройся, — сказал он Давиду.

«Хорошо, что Янкель взял меня под свою защиту», — с благодарностью подумал Давид.

— Я тушу свечу! — объявил Мойшеле.

— Минутку, минутку… — послышалось несколько недовольных голосов.

— Туши! — приказал Янкель.

Мойшеле послюнявил два пальца и пригасил свечу. На чердаке воцарилась глубокая темнота.

Такая же глубокая темнота царила в эту минуту по всему Варшавскому гетто, на всех его улицах и переулках. Уличные фонари в гетто давно бездействовали, а окна домов были затемнены по приказу немецких властей с того самого дня, когда началась война Германии с Россией. В зимние месяцы, когда серые тучи застилали небо, а сумерки наступали раньше, чем начинался комендантский час, люди на улицах в темноте буквально натыкались друг на друга. Поэтому кто-то хитроумный изобрел брошку-заколку, смазанную фосфором, размером с очень большую пуговицу. Каждый, кто мог себе позволить, покупал такую светящуюся брошку и прикреплял к отвороту своего пальто. Эти брошки имели форму животных — собак, кошек, бабочек, птиц, а некоторые даже изображали трубочистов. Давиду очень хотелось иметь такую светящуюся брошку, но как он ни умолял отца, у того не было денег ее купить. Но Давиду посчастливилось. Однажды он сам нашел такую брошку прямо в мусорном ящике. Кто-то уронил ее, не заметив, и она попала в мусор. С тех пор Давид с ней не расставался. Он открыл, что, если оставить эту бабочку на весь день на свету, она ночью будет светиться сильнее. Утром, когда солнечные лучи на короткое время пробирались под крышу и заглядывали в окна их комнатки, Давид клал брошку на подоконник, а ночью она возвращала ему эти лучи в виде зеленоватого света. Даже в полной темноте можно было разглядеть в этом свете кончики своих пальцев.

Когда Мойшеле загасил свечу, на чердаке наступила тишина. Только откуда-то издали доносились приглушенные голоса жильцов дома, невнятный звук разговоров, плеск воды, в которой мыли посуду и кастрюли, скрип и стук дверей да шаги редких прохожих во дворе дома. Давид вытащил из кармана свою бабочку, чтобы ее свет немного рассеял тяжелую, давящую темноту. С тех пор как он нашел эту бабочку, он всегда так делал перед тем, как заснуть. Когда он, посмотрев на бабочку, закрывал потом глаза, ему уже не было темно. В его мыслях и даже во снах оставался тот свет, который собирался в ней за все часы, пока она лежала на солнце. И этот свет освещал все, что запечатлелось у него в памяти.

— Что это у тебя в руке? — тихо спросил Янкель.

— Светящаяся брошка, — сказал Давид.

— Покажи.

Давид нащупал протянутую руку Янкеля и вложил в нее брошку.

— Откуда это у тебя?

— Нашел в мусоре.

— Красивая, — сказал Янкель и вернул ему брошку. — Ты хорошо поработал сегодня, Давид.

— А что вы будете делать с водкой?

— Продадим. — Янкель помолчал немного, а потом спросил: — Как тебя к нам занесло?

— Я искал еду в мусорном ящике, а мама ждала меня снаружи. И вдруг ее не стало.

Янкель от удивления даже привстал на постели.

— У тебя есть мама? — недоверчиво спросил он.

— Да, — сказал Давид, не понимая, чему он удивляется.

Другие ребята тоже услышали, что у рыжего новичка есть живая мама. Они стали пробираться поближе к нему. Им хотелось услышать мальчика, у которого есть живая мама. Как она выглядит? А чем она его кормит? Они никак не могли поверить, что у него есть еще к тому же два брата и сестра.

— Она красивая, твоя мама?

Давид не мог объяснить, как выглядит его мать. Он как-то никогда над этим не задумывался. Мама была мама, и этим все сказано.

— Да, красивая, — сказал он.

— И она еще жива?

— Да, — уверенно сказал он.

— Так где же она?

— Наверно, дома, — сказал он.

— А почему же тогда ты здесь?

— Я не знаю, где мы живем.

— Ты не знаешь, как называется ваша улица?

— Нет, не знаю, — печально сказал Давид.

— Вы не варшавские?

— Нет, мы из Блонье.

В Варшаве гетто было очень большое, не то что в их маленьком городке. Здесь все было большое — и дома, и улицы. Много улиц, без конца. И всех его новых товарищей, как оказалось, тоже переселили сюда с их родителями из таких же городков в окрестностях Варшавы. Сначала они жили в кварталах, отведенных специально для таких переселенцев. Но потом их родители погибли или поумирали, и все эти ребята стали беспризорными сиротами и с тех пор жили на улице и на чердаках.