Тайна песчинки - Курганов Оскар Иеремеевич. Страница 34
Хинт помолчал, придвинул уже остывший чай, глотнул и добавил:
— Поверьте, три четверти моего времени я трачу на споры с такими людьми, а четвертую четверть — на то, что успокаиваю себя после каждой встречи с ними. Это все наши старые недруги. Теперь, правда, при государственной поддержке силикальцита, они могут решиться только на короткие вылазки, мелкие укусы, технические придирки. Все это так. Но ведь и мошкара мешает жить. Не так ли?
И снова мы сидим с ним до глубокой ночи и говорим о силикальците. Хинт, как всегда, вспоминает своего старого профессора — Юрия Нуута. Он советовал не бояться ни друзей, ни врагов — и те и другие приносят пользу. Это напутствие профессор повторил и перед смертью.
Может быть, и он приучил Хинта в любой неудаче искать прежде всего свою, а не чужую ошибку. «Подводные рифы»? О них любил говорить и помощник Хинта — Александр Белкин. Он умер вскоре после защиты своей кандидатской диссертации. Талантливый молодой ученый и опытный инженер, он успел построить один из лучших заводов силикальцита — в Лодейном Поле, теоретически и практически доказал великие возможности нового искусственного камня. Белкин перешагнул через многие «рифы» и заглянул за горизонт, в наше будущее.
— Теперь всех нас тревожит это будущее, — вы же знаете: птица покидает свое гнездо.
— Что вы имеете в виду? — спросил я. (Хинт любил начинать с загадочных фраз.)
— Вы когда-нибудь принимали участие в спортивных соревнованиях? Скажем, в беге на тысячу метров? — спрашивает Хинт.
— В школе и в институте.
— Я хорошо помню до сих пор это необычайное напряжение, ощущение собранности, внутреннего подчинения всех помыслов единой цели. Каждый из бегунов приготовился, пригнулся, боится пропустить тот момент, долю секунды, когда прозвучит выстрел стартового пистолета. Я все это хорошо помню.
Так вот в ту минуту, когда мы подписываем соглашение о продаже иностранным фирмам лицензий на силикальцит, я слышу выстрел стартового пистолета. Поверьте мне, он отзывается в моем сердце.
— Ну что ж, если мы продаем, то идем впереди.
— Вот видите, — вскочил Хинт, — даже вы не хотите взглянуть за горизонт! Теперь-то мы впереди. У нас не было ни конкурентов, ни соревнования. Сама жизнь как бы поставила нас впереди.
— Или ваше изобретение?
— Допустим. Но теперь мы уже начинаем соревноваться и с итальянцами, и с японцами, и с американцами… Появились крупные фирмы из других стран. Это мирное, очень благородное соревнование. Мы стоим теперь не очень далеко друг от друга. А стартовый пистолет уже прозвучал. И соревнуемся мы не с любителями в технике, а с мастерами высокой технической культуры.
Вот где должны с особой силой проявиться все преимущества нашего общества.
И снова путешествие в будущее или «по дороге за горизонт», как Хинт говорит. Я с трудом поспеваю за его творческой фантазией, за его смелыми расчетами.
И все время не идут у меня из головы эти вскользь брошенные им слова — экспорт идей.
Что ж, теперь можно признать — мы экспортируем идеи. Мало того, эти идеи можно с полным основанием назвать революционными: они совершают переворот в той или иной области человеческих знаний.
Теперь иностранные концерны, фирмы, государства вынуждены признавать наши неоспоримые успехи. Они выражают эти признания не только улыбками и высокопарными фразами, а миллионами долларов. Нелегко платить миллионы долларов за десяток страниц технических расчетов, за маленькую пачку чертежей. Особенно если платить приходится социалистическому государству.
Но иного выхода нет.
Если в мирном соревновании один из партнеров вырывается далеко вперед, приходится пересаживаться на его же машину, воспользоваться его же опытом, чтобы догнать, «не сойти с круга». Да простят меня деловые люди за такое сравнение. Но это так. Ничего не поделаешь. Капиталистическому миру приходится уже платить социалистическому миру за право пересесть в нашу машину, за разрешение воспользоваться нашим опытом, нашей технологией.
Это плата за творческий труд!
Мы далеки от высокомерия «технических столпов» буржуазного общества, презираем спесивость буржуазных «пророков», которые в начале тридцатых годов говорили мне в Магнитогорске: «Технические идеи, а в особенности революционные технические идеи рождаются столетиями. Но за первое столетие надо научиться отличать борщ от машинного масла».
Нам приходилось выслушивать подобный вздор.
В те годы только шли посевы, пробуждался гений народа. Это были трудные посевы, они политы кровью и потом старших поколений, они выращены и взлелеяны нашими современниками.
Теперь начинается жатва.
Да, начинается.
Еще не раз капиталистическому миру придется платить за наши идеи, за наш опыт, чтобы не отстать.
«Использование коммунистической технологии» — такая формула уже появилась в буржуазных промышленных кругах. Во всяком случае, именно так называет свою статью о покупке советских идей журнал «Европейский бизнес». Что ж, было время, когда наша страна пользовалась промышленным опытом капиталистического мира. И теперь наши инженеры и ученые готовы изучать все истинно передовое и прогрессивное, что рождается в мире. Но все же наступили новые времена. Это естественный и неотвратимый процесс.
С ним тоже ничего не поделаешь.
Убежден, что миллионы советских людей, в особенности те, кто испытал муки и радости Магнитогорска и Кузнецка, чья молодость прошла на шахтах и заводах Донбасса, чьи горячие сердца, и мечты, и надежды были безраздельно отданы первым пятилеткам, первым плавкам металла, первым тракторам и автомобилям, — убежден, что эти люди с волнением узнали о первых купленных в СССР технических идеях и технических открытиях.
Мы совершили с вами путешествие по «следам» только одного из этих открытий. Оно называется коротко и просто — силикальцит.
Может быть, я утомил вас техническими подробностями. Но в наш век технических переворотов можно ли обойтись без этих подробностей?
Может быть, я не рассказал о чьем-то коварстве, не упомянул о чьей-то недальновидности или чьем-то невежестве; может быть, я преуменьшил чью-то славу и преувеличил чьи-то добродетели; может быть, я упустил какие-то события, острые столкновения, факты. Это ведь не история силикальцита, а повесть о первооткрывателях, об их одержимости и отваге, об их страстной любви к своему делу и вечном стремлении что-то сделать «для других».
В сущности, их пытливостью ума и щедростью сердца преображается наша земля. И они, эти первооткрыватели, светят нам, когда «дорога за горизонтом» теряется в предрассветной мгле.
Москва—Таллин, 1962—1964
