Звезда (сборник) - Казакевич Эммануил Генрихович. Страница 24
Комбат повернулся к Наташе:
— Это мой заместитель, ваше прямое и непосредственное начальство…
Юноша недовольно дернул комбата за гимнастерку. Комбат посмотрел на него с усмешкой и, сжалившись, добавил:
— Так что прошу жаловать и любить старшего лейтенанта…
Старший лейтенант сделал еще шаг вперед, всматриваясь в Наташу.
— Митяй! Митяйка! — закричала Наташа, перебивая комбата.
— Наташа, неужели ты? — взволнованно проговорил Митяй.
— Да вы уж, вижу, без меня успели познакомиться, — насмешливо сказал комбат. — А я-то, дурак, стараюсь, первого его представляю.
— Это та самая сестра, — застенчиво сказал Митяй. — Помнишь, я говорил?
— Та самая богачка, что звезду с Большого ковша тебе подарила? — воскликнул комбат.
И Наташа поняла, что эти люди знают друг о друге все до мелочей.
— Хоть ты, Митяй, и старый знакомый, а все же посторонись, — пробасил комбат. — Будем и мы знакомиться. Моя теперь очередь. До сих пор капитаном Ваневым был. Ну и пошли по часовой стрелке. Следующий!
— Старший сержант Ермошев, — назвал себя смуглый мужчина лет тридцати, в гимнастерке, аккуратно и строго заправленной, несмотря на то что в этот час в блиндаже отдыхали.
— Следующий! — скомандовал комбат.
С нар соскочил приземистый паренек, совсем еще мальчик с виду, и, смутившись, забыл назваться.
И сразу вслед за ним соскочил с нар, задев плечом голову товарища, высокий светловолосый парень.
Так и стояли они оба молча, пока комбат не объявил:
— А это — наши Каряги.
— Каряги? — удивилась Наташа.
— Видите, какой у нас Топорок приземистый, коренастый, — сказал капитан. — Вот и прозвали его Карягой.
Топорок покачал головой:
— Вот уж вы какой, товарищ капитан…
— Гайдай-то парень ладный, просто хоть куда, — продолжал комбат.
— Товарищ капитан… — умоляюще посмотрел на него Гайдай.
— А ты не перебивай. Никто бы к тебе такого прозвища не приклеил. — Комбат повернулся к Наташе: — Из дружбы, видите ли, принял эту кличку. Так и зовем их обоих — Каряги. Топорка — Короткий, Гайдая — Длинный. Приземляйтесь, ребята! Следующий!
Сидевший у телефонной трубки связист что-то крикнул. По батарее зычно пронеслось:
— По местам!
Блиндаж опустел.
Старший лейтенант Митяй, стоя у блиндажа, громко и отчетливо произносил цифры, повторяемые на несколько ладов у каждого из четырех орудий.
Схватив санитарную сумку, Наташа побежала туда, где, как ей показалось, было больше народу.
— Огонь!
Мгновение — и четыре пушки выбросили в тьму полотнища ослепительного огня. Грохот вылетел из стволов, вытянулся в струны и снова на том краю собрался в тяжелый гул разрывов.
Через несколько минут все смолкло.
— Расчет, в укрытие! — повторялось на разные голоса.
Митяй разыскал Наташу:
— Как рад я, что встретились мы с тобой, Наташа!.. Почему стреляли? С наблюдательного пункта сообщили, что немцы топят баню на переднем крае. Вот мы и задали гансам баню!
Подошел капитан Ванев:
— Заходите в блиндаж. Если противник засек вспышки выстрелов, не миновать артдуэли.
Не успели они спуститься в землянку, как фонарь описал полукруг и упал. С потолка посыпалась земля. У входа в блиндаж разорвался снаряд.
— Засек, подлец, чтоб его… — в полную меру отпечатал Ванев, забывая о присутствии Наташи.
Связист что-то крикнул, и снова раздалось зычное:
— По местам!
— А вы здесь оставайтесь, Наташа! — крикнул Ванев, выбегая из блиндажа.
— Артдуэль? — спросила Наташа и, не получив ответа, побежала за комбатом.
Противник в течение получаса методическим огнем бил по площади батареи. Расчеты вели ответный огонь.
У четвертого орудия, упав на бок, хрипел наводчик расчета, мужчина широкой кости, лет сорока. Наташа подтянула под раненого плащ-палатку. Тащить его было трудно. Грузное тело сопротивлялось, задерживаясь на кочках.
В блиндаже Наташа разрезала на раненом гимнастерку, наложила на грудь повязку и впрыснула камфору.
Раненый дышал тяжело, с присвистом.
— Если до санбата доживу, значит жив буду, — сказал он. — Постарайся, додержи меня до санбата, сестричка! Я тебе каждую осень буду яблоки присылать. Из Алма-Аты я… Сад у меня какой!.. Постарайся…
Налет продолжался. За землянкой шумел глухой смоленский лес.
— Додержу, — уверенно сказала Наташа. — За подводой уже послали. Обязательно додержу.
Она взяла в свои руки руку наводчика.
— Полегче мне стало, — говорил раненый в полусне.
— Ой, зовут меня! — сказала Наташа. — Слышишь? Неужели еще кого ранило?
Она снова побежала к орудиям. Снаряд разорвался в нескольких шагах от нее. В плечо ударил комок глины, и сразу усталость, которую она ощущала в ногах и в спине, исчезла. Она почувствовала какое-то освобождение, почти радость, может быть оттого, что снова наступало настоящее испытание.
Наташа оттащила нового раненого в землянку. Раненый наводчик спал. Дыхание его стало спокойнее и ровнее. Наташа вернулась к орудиям.
Орудия заряжались, бросали перед собой рваный огонь, осыпавшийся вниз горстями искр, тяжело откатывались и снова заряжались. Одно за другим следовали быстрые движения ящичных, заряжающих, замковых. И только когда наводчик впивался в окуляр панорамы, все на мгновение замирали, выпрямив мокрые под гимнастерками спины. Затем все начиналось снова.
Подносчики не поспевали.
— Снарядов! — кричали командиры орудий, пользуясь секундной паузой в стрельбе.
Мимо Наташи пробежал тяжело нагруженный боец. Нога его подвернулась, и он едва не выпустил из рук своей ноши. Наташа подхватила у него снаряды и пошатнулась. Хотелось положить снаряды на землю и лечь самой.
Она сделала над собой усилие и побежала за бойцом.
Обстрел прекратился. Снова дали команду:
— Расчет, в укрытие!
В темноте к Наташе подходили незнакомые люди и с любопытством вглядывались в ее лицо.
— Спасибо, дочка, вовремя давеча мне со снарядами помогла, — сказал пожилой боец. — Будем знакомы — Степан Ванев. Тебе в батьки гожусь, а может, и в дедушки.
Подъехала подвода.
Обоих раненых осторожно вынесли и положили в телегу на свежее сено. Наташа уселась между ними.
— Дай руку, сестренка, — просил наводчик. — Не так страшно, когда за руку держишься. Зовут меня Андреем. Первухин Андрей. Запомнишь?..
Через час она вернулась на батарею.
У входа в блиндаж ее встретил командир батареи.
— Это было больше, чем артдуэль, — сказал комбат. — Били сразу три неприятельские батареи. И видите, все три замолчали… Но вот что я хочу вам сказать. — Он отвел Наташу в сторону. — Мне не понравилось ваше поведение во время обстрела. Почему вы ходите в полный рост под огнем?
— Неприятно кланяться каждому выстрелу.
— На войне вообще приятного мало. Имейте в виду: для начала всем понравилось, что вы смелая девушка. Но в дальнейшем храбрость, проявленная без нужды, просто из бахвальства, будет вызывать раздражение. Учтите.
Они вошли в землянку.
— Придется вам сегодня в обшей землянке отдыхать, — сказал комбат. — А завтра, если хотите, отдельную откопаем.
— Нет, уж лучше я в общей буду. Можно?
— Где ж себе место выберете? — с нескрываемым любопытством спросил Ермошев.
Наташа забралась в угол землянки, натянула на себя шинель и тут же заснула.
Утром ее разбудил ломаный громкий голос:
— Карячий, карячий! Из землянки выбегай! Ложки-кружки доставай! Карячий, карячий! Самый кароший!
— Лапта приехал! Ложки в атаку! — крикнул кто-то.
Бойцы выбегали из землянок с такой же поспешностью, как вчера во время тревоги. Перед блиндажами остановилась походная кухня. Рядом с кухней лихо приплясывал пожилой круглый, как мяч, боец с широким, в рябинках, скуластым лицом. Он размахивал белым черпаком и гостеприимно приглашал к себе всех, у кого есть «курсак».
Вокруг кухни собралась вся батарея. Многих Наташа вчера не видела. Она стояла у входа в землянку и стеснялась подойти ближе. Заметив Наташу, боец крикнул: