Прекрасная второгодница - Алексеев Валерий Алексеевич. Страница 11

— А этот Ши Сейн, — с жгучим любопытством спросила мама, — он что, женился наконец или все еще так гуляет?

— Нет, не женился, — ответил Костя, отхлебнув кофе. — Ушел в монастырь. Все были удивлены.

— Да что ты, — проговорила мама, — неужели монахом сделался?

— Конечно. В оранжевом балахоне меня провожал. Обрился налысо, все как положено.

— С чего это вдруг? — недоверчиво улыбаясь, спросил отец. — Такой здоровый…

— А в отпуск ему все равно делать нечего, — объяснил Костя. — Решил заняться медитацией… ну, в смысле углубиться в самого себя. Подумать о смысле жизни, что ли.

— А невеста? — не унималась мама.

— Невеста, говорит, подождет.

— И что же, после дождей его отпустят? — поинтересовался отец.

— Ну, разумеется. У них это дело свободное. Поссорится муж с женой — прощай, говорит, на месяц ухожу в монастырь.

— Здорово! — Отец засмеялся. — Вот бы нам.

— Да нет, — сказал Костя, — ты бы не согласился. Каждое утро надо милостыню собирать.

— Вот чудеса! — удивилась мама. — И Ши Сейн собирает? Такой важный?

— Важному больше подадут.

Сказав это, Костя вдруг повернулся к Игорю и, положив руку ему на колено, посмотрел в глаза.

— Ну? — проговорил он. — Что такое? Проще надо, Гошка. Еще проще. Еще.

У него были серые глаза, серо-рыжие, умные, понимающие, с мелкими морщинками в уголках. И под его пристальным взглядом Игорь почувствовал себя и в самом деле «заунывным дебилом».

— Вот так, — удовлетворенно сказал Костя. — А теперь займемся баулами.

Через несколько минут на полу уже тяжело перекатывались зеленые и желтые кокосы, каждый аккуратно отштемпелеванный той же печатью, что и стручок. Рядом млели грозди бананов, таких Игорь еще никогда не видал: маленькие желтые, как огурчики, мощные зеленые, плоские темно-красные… Одна за другою из «баулов» появлялись раковины, большие и маленькие, радужные и матовые… коралловые ветки, древесные корни причудливой формы, разноцветные птичьи перья. В комнате запахло пряностями и цветами.

Растроганная мама держала, прижимая к груди, связку перламутровых ложек совершенно сказочной красоты. Отец озабоченно раскладывал на столе резные курительные трубки из черного, красного, желтого и розового дерева, каждая в отдельной, аккуратно склеенной коробочке. Нина-маленькая, стоя у зеркала, примеряла коралловые бусы, а на спинке стула висело еще полдюжины разноцветных, белых, пестрых и розовых.

— А это тебе. — Костя протянул Игорю что-то небольшое, завернутое в рыхлую, как вата, бумажку. — От одной андаманской красавицы, она в тебя заочно, по фотографии влюблена. Забавный прибор, я с ним чуть ли не месяц играл. Так и не понял, в чем хитрость.

Игорь пробормотал «спасибо», осторожно развернул. На ладони у него лежала белая крохотная (с детский кулачок) статуэтка: сидящий, скрестив ноги, благодушный лысый толстяк, вырезанный из гладкого полупрозрачного камня.

Сказать по правде, Игорь был несколько разочарован: на что ему эта дамская безделушка?

Все столпились вокруг него, рассматривая «прибор».

— Старинная вещь… — проговорил отец, раскуривая темно-вишневую трубку. — В музее надо показать.

— Это Будда, — уверенно сказала Нина-маленькая, Костя покачал головой.

— Нет, это бог веселья. Смотрите, как улыбается.

И правда, по лицу божка блуждала бессмысленная и в то же время хитроватая улыбка.

— А что, действительно от красавицы? — ревниво спросила мама, ее этот вопрос интересовал больше всего.

— Они там все красавицы! — ответил Костя. — Вообще замечательно красивый народ. И добрый и смешливый. А эта женщина, она торговка, продает орхидеи на индийском рынке, живет в горах, за Шитангом, на самой границе, и приезжает в Каба-Эй раз в неделю… так вот, она еще и колдунья, вещунья, что ли, не знаю, как объяснить. Когда Шитанг разлился, мы оказались на том берегу, ну и гостили у нее четыре дня…

Костя умолк и опять провел рукой по лицу, как бы смахивая паутину. Никто этого не заметил, кроме Игоря: все были поглощены созерцанием божка.

— А хитрость-то где? — спросил отец.

— Хитрость? — Костя усмехнулся. — А вы спросите у Игоря. Гоша, ты ничего не чувствуешь?

Игорь прислушался к себе: в самом деле, от пузатого божка исходило легкое, щекочущее пальцы дрожание, и по спине бежали радостные мурашки.

— Вибрирует, — неуверенно улыбаясь, сказал он.

— Ага! — обрадовался Костя. — Ну, значит, все правильно, действует. А говорливость не нападает? Сказать ничего не хочется? Ты говори, не стесняйся, здесь все свои.

— Да нет как будто… — помедлив, проговорил Игорь и тут же положил божка на стол. С ним в самом деле творилось что-то странное: легкий хмель? Нет, не хмель, необыкновенная ясность в глазах, легкость, радость на сердце — словом, то, чего ему всегда не хватало.

— А ну-ка… — Нина-маленькая потянулась к божку, хотела взять его, но Костя ее остановил.

— Э, нет! — сказал Костя. — Вот этого нельзя. Меня предупредили, что берут его навсегда и назад уже не возвращают. Но можете поверить нам с Игорем на слово: эта штуковина вызывает состояние, близкое к восторгу. В стакан с водой положишь — вода шипит, как нарзан.

— А может, она радиоактивная? — с опаской спросила мама.

— Да нет, — сказал Костя. — Я у геологов спрашивал, у буровиков, они говорят — это просто отполированный шпат. А почему вода в восторг приходит, не могут объяснить. В руки я им не давал, конечно, берег для Гошки. Один специалист теорию развил: здесь происходит самовозбуждение света…

— Квантовый генератор! — догадался Игорь. — Лазер!

— Ну, так уж сразу и лазер. — Костя засмеялся. — Просто красивая безделушка с секретом. Подаришь кому-нибудь. Колдунья так и сказала: «Для невесты его».

— Ну, Игорек, ну подержи! — попросила Нина-маленькая. — Я очень хочу увидеть тебя в состоянии восторга.

— Еще чего… — буркнул Игорь. Он взял со стола божка и, покраснев, торопливо сунул его в карман. Все с интересом на него смотрели.

— А разве в кармане не заработает? — со смехом спросила Нина-маленькая.

— Нет, только на свету, — ответил Костя и снова провел рукой по лицу.

На этот раз заметили все.

— Ну, вот что, — решительно сказала мама. — Человек с такой дороги, ему отоспаться надо. Все уходите отсюда немедленно!

— Да что ты, мама! — Костя пружинисто встал, с хрустом потянулся. — Я еще главное не показал!

Он наклонился, распутал джутовую веревку, открыл фибровый чемоданчик, достал оттуда какие-то желто-черные бамбуковые палки, планки, деревянные диски. Присел на корточки, повозился (все, стоя вокруг, сосредоточенно за ним наблюдали) — и рядом с кокосами появился мастерски сделанный из бамбука, слегка подчерненного, видимо, паяльной лампой, пулемет в натуральную величину. Костя нажал какую-то планку, пулемет оглушительно затрещал.

— А это кому? — скорбно спросила мама.

— Это мне! — Костя пустил еще одну заливистую очередь и поднялся. — Хорош? Подарок командира охраны. Отличный парень, а в шахматы играет, как бог.

— Дурачок ты у нас, дурачок, — сказала мама.

— На машину-то хоть заработал? — спросил отец.

— Нет, папа, — ответил Костя. — Да и на что она нам? Будет стоять и гнить, вон у Жоры Мартышкина… Кстати, как у него семейная жизнь?

Все посмотрели на Игоря. Игорь сидел и делал вид, что ничего не слышит. «Ну, — думал он, — теперь начнут обрабатывать Костю. Но мы опередим. Опередим!»

— Ай, бог с ней, с машиной, — сказала мама. — А твоему Мауну спасибо от меня, от домохозяйки: угадал. Вот ведь чужой человек, а угадал.

Связка перламутровых ложек сияла у нее в руках, как букет.

— А ты, старик, что хмуришься? — Костя положил руку отцу на плечо. — Доволен, куряка? Доволен?

— Красиво, — пробормотал отец, вертя в руках трубку.

— Ну, еще бы, — улыбаясь, сказал Костя. — Ши Сейн старался. Резчика нанял в дельте, там они славятся, а дерева у них разного нет. Он и дерево доставил и образцы. Там его, кстати, и водяная змея укусила.