Мятные леденцы - Васкес-Виго Кармен. Страница 15

— Хорошо бы — фирменный футбольный мяч… — мечтал вслух Китаец.

— А вдруг миллион песет? — вздохнул Пепито.

— Миллион? — мальчики смотрели на него, как будто он у них на глазах сошёл с ума.

— Да таких денег нет даже у королей Индии, а они богаче всех на свете!

— Не такие уж они богатые.

— А я тебе говорю, что они самые богатые.

— Если бы они были самыми богатыми, то ездили бы в автомобилях или летали бы на самолётах, а то ездят на слонах… — Китайцу важно было поспорить, и он мало думал о том, что говорит.

— Да ты знаешь, сколько стоит слон?

— В Индии? Ничего он там не стоит! — утверждал Китаец, как будто его родиной был берег Ганга. — Они там растут сами по себе, как у нас куры.

— Я ведь почему говорю «миллион», — спокойно объяснил ребятам Пепито, — да потому, что многие писатели получают за написанную книгу миллион… как премию.

— Вот это да! — не смог сдержать удивления Кике.

— Но дон Аугустин и не подумает столько дать, — засомневался Китаец, — тем более говорят, что учителя много не зарабатывают.

— И вообще школьное сочинение — это ещё не книга.

— Но почему же… — возразил Пепито. — Если сочинение будет большим, очень большим. Может быть, он и даст нам…

— Пятьсот тысяч песет?

— Нет, не пятьсот… Но двести пятьдесят мог бы и дать.

— Вот если бы двести пятьдесят тысяч, тогда… Да нет, всё равно мало, — подумал вслух Кике и представил себе, сколько бы он мог купить бутербродов на эти деньги, леденцов на палочках, мороженого, вафель и… — От одних этих мыслей ему сделалось плохо. — Вот так! Нужно двести пятьдесят тысяч — ни больше, ни меньше. И у нас были бы деньги, чтобы отдать дону Хоакину.

Ребята подумали, что самым счастливым днём будет тот день, когда они наконец смогут купить себе по пирожному, вместо того чтобы откладывать деньги в старую консервную банку.

— Слушай, Курро… — сказал вдруг Кике. — Ты столько читаешь, столько знаешь про разные тюрьмы и вообще иногда умеешь так складно говорить…

Курро рукой сделал жест, как бы пытаясь остановить Кике. Но тот продолжал:

— Я тебе говорю об этом прямо и откровенно… Слово даю! Ведь ты иногда говоришь, как будто стихи слагаешь. Ты, я уверен, сможешь написать нечто поразительное. Получишь премию, а мы уж угостим тогда тебя.

Да, должно быть, Кике на всю жизнь останется обжорой, хотя у него иногда появлялись и дельные мысли. Ребята ждали, что ответит Курро.

— Да что вы… Я за всё лето ни разу за городом не был… — сопротивлялся тот.

— Ну и что? Когда-нибудь ты ведь там был? Ведь был же, правда?

— Ездил я в Эль-Ретиро [2], видел там розовые плантации.

— Так ведь это то же самое. Земля, зелень, цветы…

— Нет-нет… Потом моя сестра Пили мне станет ещё больше надоедать, чтобы я писал письма её жениху.

— Маноло?

— Да.

— И ты их пишешь?

— Когда могу, тогда не пишу, а вообще-то пишу.

— А о чём же ты пишешь? Ну скажи, — приставал Китаец. Ему очень хотелось знать, о чём пишут влюблённые.

— Всякое пишу! Я особенно не стараюсь и поэтому пишу что вздумается… О футбольных матчах или вот раз написал, как папа делал укол донье Пуре, ведь бедняжка очень больна, вот-вот помрёт.

— И она не ругает тебя за это?

— Донья Пура?.. А что же она может сделать, она ведь почти не может говорить…

— Да я про твою сестру спрашиваю.

— А, вот ты о ком… Сердится она. Да что ей остаётся делать, почерк-то у меня лучше и пишу грамотнее, правильно ставлю ударения. Вот она и соглашается.

— Плохи наши дела, хуже и не бывает… — вздохнул Пепито, решив сыграть на дружеских чувствах Курро. — Ведь дон Хоакин больше ждать не станет, упрямый он как осёл. Если бы я умел сочинять стихи!.. А вот ты умеешь… Правда? Ты только вспомни о тюрьме, вспомни, что было с этим несчастным, ну, с этим, что написал «Робинзона Крузо»…

— «Давида Копперфильда…» — поправил Курро.

— Ты подумай о наших мамах… о наших сестричках, маленьких, симпатичных… Уж если попадёшь туда, хорошего не жди… И такое, Курро, вскоре случится с нами… Такие молодые — и уже в полосатых одеждах! Неужели правосудие допустит такое?!

Пепито был доволен своей речью. Говорил он искренне и убедительно. Особенно хороша была последняя фраза. Всё шло как нельзя лучше, но вдруг ему показалось, что Курро хочет отказаться писать сочинение, и тогда на помощь пришёл Китаец:

— Слушай, Курро… в тюрьме позволяют играть в футбол? — неразрешимые вопросы замучили его.

— Не думаю.

— А как насчёт еды? Есть дают много? — поинтересовался Кике.

— Есть вообще не дают! Это я знаю из верных источников! — подтвердил со знанием дела Пепито.

— Всё! Ты обязан написать сочинение и получить награду! — заявил Китаец, положив обе руки на плечи Курро.

Придя домой, Курро сказал сестре:

— Если меня будут спрашивать, меня ни для кого нет дома. Я должен работать.

Пили положила ему руку на лоб, чтобы проверить, нет ли у него температуры, и спросила, не ел ли он неспелых винных ягод, на что Курро ответил, что ягод он не ел, просто ему и его друзьям нужны деньги.

— Зачем?

— Чтобы уплатить долг дону Хоакину.

А так как сестра не отставала от него с расспросами, а времени на разные выдумки не было, ему ничего не оставалось, как рассказать ей обо всём.

— У нас были бы все деньги, если бы не Тоньо и его дружки, — закончил он свой рассказ, перечислив со всеми подробностями гнусные проделки Тоньо.

После разговора Пили задумалась, а потом, не говоря ни слова, встала, подошла к телефону и набрала какой-то номер.

— Маноло? Я хочу поговорить с тобой о твоём брате.

IX

Задолго до начала занятий друзья собрались у дверей школы. Им не терпелось узнать, как написал Курро, чтобы занять приличное место. Они на всякий случай тоже постарались выполнить задание, надеясь занять одно из первых мест.

Только Китаец, единственный, не написал сочинения.

— Я вам говорю серьёзно!.. Не вышло у меня, не получилось! — жаловался он, чтобы как-то оправдаться перед своими товарищами. — Я для этого не гожусь.

— Постарался бы, тогда бы получилось!

— Я старался! Честное слово. Два часа сидел перед листом бумаги и сосал карандаш…

— Нужно было не карандаш сосать, а головой думать, тогда бы толк был.

— Я думал… Я заставлял себя подумать о деревне, об экскурсиях, о зелени, о разных таких вещах… Только от этого у меня голова кружиться начинала. — Он искренне негодовал: — Вот если бы в футбол сыграть!..

Кике с аппетитом жевал хлеб с помидором.

— Ты что, не завтракал? — спросил Курро.

— Завтракал, но это было более часа тому назад.

— Мы должны получить премию во что бы то ни стало, — сказал Пепито, думая о том, как быстро летит время и как мало денег за это время положено в консервную банку. — Сочинение должно быть самым лучшим, правда? — обратился он к Курро, на которого вся компания возлагала надежды.

— Думаю, что будет. Я употребил два трудных слова… В словаре проверил написание самых трудных слов, кое-где исправил…

— Как ты написал слово «гамак»? Первая буква у тебя «г» или «х»? — обеспокоенно спросил Кике.

— «Г».

— Правильно, а я написал «х».

— Какое ты написал сочинение?

— Что-то вроде сказки, — ответил Пепито, — с моралью и с разными такими вещами, какие нравятся дону Аугустину.

— Покажи… Почему ты не хочешь показать его?

— Да ведь уже пора идти.

Первым учитель вызвал Кике, чтобы тот прочитал свою работу.

Кике очень волновался. Он качался на своих длинных и худых ногах, будто стоял на ходулях. Прежде чем начать, он поперхнулся, потом два или три раза кашлянул и беспомощно уставился на Пепито. Тот, подбадривая его, дал знак рукой: «Начинай».