Цирк Умберто - Басс Эдуард. Страница 66

— Родители здоровы? Заведение, надеюсь, процветает? А что, этот глупый Даблкау — сделал он свою лошадиную карьеру?

— Не говори об этом так пренебрежительно, Паоло, я ведь тоже сделала «лошадиную» карьеру. И этому отчасти способствовал ты сам — ты показал мне, как вскакивать на лошадь.

— Разве? Что-то не припомню — вряд ли я мог додуматься до чего-нибудь по этой части.

— Речь шла всего лишь о прыжке «на курс», о том, как вспрыгнуть на спину лошади; помнишь, когда отец ударил тебя шамберьером…

— А, припоминаю. Как же… Надеюсь, ты не проговорилась нашему другу Даблкау, что это я объяснил тебе, как нужно прыгать? Представляю, как разозлился бы он. Еще бы! Ведь в этих делах он норовил верховодить. Как же, как же… помню этот случай… Видишь, я уже тогда страдал ради тебя. А с тех пор — бесчисленное множество раз, хотя и при иных обстоятельствах. Я всегда мечтал о том, как мы вместе будем танцевать; из нас вышла бы превосходная пара. А ты, значит, осталась верной седлу. Знаешь, я о тебе услышал сразу, как приехал. Сама судьба послала мне прелестную Елену. Представь себе, приходим с партнершей в театр, чтобы осмотреться, а гардеробщицей там старуха итальянка, синьора Делалио. Спрашиваю ее о ваших, а она мне и говорит: знаю, знаю, барышня брала у меня уроки танцев, красавица, и до сих пор не замужем. Тут моя партнерша отошла, и синьора Делалио вызвалась передать тебе billet doux [131], намекнув, что если мы пожелаем встретиться совсем одни… то у нее тихая, спокойная квартира… где можно устроить интимный ужин, или чай, или просто распить бутылку вина. Представляешь, Еленка, получить такое предложение тотчас по приезде в город, где не бывал с детства!

— Это ужасно… Надеюсь, ты отказался от услуг старой сводни?

— Что ты, Еленка, — улыбнулся Паоло уголком рта, — я принял ее предложение с восторгом… И если у тебя нет каких-либо серьезных поводов для отказа, то мы можем зайти к ней хоть сейчас… Посмотрим, как выглядит наше будущее гнездышко…

— Паоло! — воскликнула Елена, содрогаясь.

— Ну, что?! Ты, кажется, боишься?

Они стояли лицом к лицу, Елена — в смятении и ужасе, он — с фривольной улыбкой на губах, которую постепенно сменяла гримаса недоумения.

— Уж не хочешь ли ты сказать, Елена… что ты, наездница, придерживаешься старомодных взглядов, которые под стать девице из мещанской семьи, но никак не современной артистке? Если это так, то я просто-таки удивлен… Ничего подобного я не встречал, даже у девушек из высшего общества.

— Паоло, — сказала Елена, превозмогая волнение, — я не знаю, с кем ты встречаешься и как живешь. Но то, что ты мне предложил, — по меньшей мере дерзость. Да, конечно, мы всего лишь комедианты — наездники, наездницы, укротители, конюхи, употреби любое слово, достойное твоего презрения; да, у нас нет родины, мы скитаемся по белу свету… Но, несмотря на все, мы — честная семья, понимаешь? И ты ошибаешься, если думаешь, что среди нас есть такие, кого достаточно поманить пальцем…

По лицу Паоло пробежала тень. Глаза его потухли, улыбка исчезла, веки с длинными ресницами опустились… Лишь однажды метнул он из-под них короткий испытующий взгляд. Когда же, минуту спустя, Паоло поднял глаза, они были полны раскаяния.

— Ах, Еленка, только теперь я вижу, на какую подлость толкнула меня эта старуха. Ради бога, прости меня. Я никогда не позволил бы себе… не намекни она… Фу, какая мерзость, забудь об этом…

— Делалио… Это на нее похоже!

— Вот именно! Клянусь тебе, сам бы я… Ах, господи, да это не нуждается в доказательствах, мною двигали воспоминания детства! Самые чистые помыслы! Самые невинные чувства! Ах, постараемся забыть про эту грязную сводню! Нас связывают иные узы, и я не хотел бы лишиться даже частицы твоей дружбы. В ней одной находил я утешение все эти годы…

— Как ты попал в театр, Паоло? — спросила Елена; ей самой хотелось поскорее загладить неприятный инцидент.

— О, театр! — Паоло просиял: Елена протягивала ему руку помощи. — А кто пробудил в Паоло тягу к балету? Или ты уже забыла ту худенькую девочку, которая здесь же, в Гамбурге, разучивала первые па и показывала их потом маленькому Паоло? Это была ты, дорогая, тебе я обязан своей карьерой. Твои упражнения показались мне схожими с тем, что уже умел я сам, но зато насколько они были красивее бездушных прыжков и кувырканья, ожидавших меня на ковре акробата. К тому же наступил день, которого не избежать ни одной «икарийской» семье: дети вырастают, и отец уже не в состоянии подкидывать их ногами. Папа Ромео стал поговаривать о том, что следовало бы переделать номер. Мы находились тогда в Северной Италии, в Милане, и я предложил отцу заняться этим без меня. Мы слегка повздорили, но так как я был самым тяжелым из всех, то в конце концов он уступил, и я помчался в театр предлагать свои услуги в качестве танцовщика. На просмотре балетмейстер сказал, что хотя у меня и нет никакой школы, но в некоторых прыжках и пируэтах я превосхожу остальных. Меня приняли, и уже вскоре я танцевал соло; для меня даже стали писать партии. С тех пор началась моя слава… Я был уже не маленький бедный Паоло, а всеми признанный, прославленный мастер курбета…

— А ты разъезжаешь, или у тебя постоянное место?

— Я всегда стараюсь подыскать ангажемент, который не слишком бы связывал меня. Столько-то выступлений за сезон в каком-либо городе, а остальное время — для гастролей.

— Теперь твоя база в Гамбурге?

— Да. Потому-то я и надеялся свидеться с тобой.

— Не знаю, Паоло, часто ли нам удастся встречаться. Отец уже готовится к отъезду.

— Ах, какое печальное известие! Еленка, дорогая, я очень виноват перед тобой. Но, во имя наших воспоминаний, прошу тебя, заклинаю, дай мне возможность искупить свою вину.

Он остановил девушку легким прикосновением руки и заглянул ей в глаза долгим умоляющим взглядом. Елена смотрела в бездонные печальные очи сына Востока, и земля уходила у нее из-под ног.

— Обещай мне, Еленка, что мы завтра же встретимся снова. Хотя бы ненадолго. На полчасика. На четверть часа. На сколько хочешь. Ты нужна мне. Я тоскую без тебя. Ты значишь для меня больше, чем ты думаешь. Ты, Еленка… одна… можешь спасти меня…

Он произнес это тихо, но с пылкой настойчивостью. Его рука обжигала. Его глаза звали. У Елены кружилась голова. От чего и как должна она его спасти? Она чувствовала, что поддается его чарам и должна освободиться от них.

— Мне уже нужно бежать, Паоло. Я и так задержалась… Насчет завтрашнего дня… не знаю… Боюсь, как бы дома не догадались… К тому же у меня репетиция… Впрочем, если ты считаешь… то, пожалуй… в три часа…

— У театра, как и сегодня, ладно? Благодарю тебя, Еленка, от всей души благодарю. Позволь поцеловать твою руку, ты так добра ко мне. Так я жду тебя. В три. У театра. Прощай, моя прекрасная Елена.

— Прощай, Паоло.

На башне святого Павла бьет полдень, Елена Бервиц спешит домой, боясь опоздать к обеду. А Паоло Ромео, танцовщик, направляется в противоположную сторону, насвистывает, играет тросточкой и вдруг ударяет ею оземь:

«Аллах-иль-аллах, я не встречал девушки более красивой. Огонь в ней уже зажжен. Она будет моей».

Чудесное мартовское воскресенье, у набережной вьются чайки, часы на башне собора святого Павла бьют десять. В вестибюле отеля «Реунион» нетерпеливо прохаживается франтоватый молодой человек в высоком цилиндре на курчавых волосах. Время от времени он накидывается на портье, вопрошая, когда же вернется посыльный, которого он так ждет. Наконец в вестибюль врывается мальчик в ливрее с обернутым розовой бумагой букетом в руках, молодой человек хватает букет, выбегает на улицу, вскакивает в ожидающий его фиакр и мчится к цирку Умберто, на Репербан.

По воскресеньям с утра репетируют лишь самое необходимое. К десяти часам директор Бервиц уже свободен и сидит в своей канцелярии. За последние годы он поседел, основательно раздался вширь, могучая спина его чуть сгорбилась. Чтобы прочесть корреспонденцию, он вынужден надевать очки. От этого занятия его отрывает госпожа Гаммершмидт, волосы которой теперь черны как смоль. Какой-то господин желает говорить с директором, господин выглядит весьма «шарман». Бервиц мельком бросает взгляд на визитную карточку и кивает головой. Госпожа Гаммершмидт с любезной улыбкой впускает молодого человека, которого мы уже видели в отеле «Реунион», и скрывается за дверью.