Мудьюг — Остров Смерти - Уржумский Петр. Страница 6
Стали доходить слухи, что Красная армия начала здорово нажимать на белых. Мы это быстренько заметили: нет-нет, да мимо острова и прошмыгнет большой пассажирский пароход. А на нем битком набито народу.
— Эх! — думаем мы. — Удирать, господа спекулянтики, начинаете.
— Колбаской катитесь!
А у самих мысль: не громыхнуть ли нам с тылу? Обезоружить бы конвой. Забрать бы склад с оружием. Забрать продовольствие. Ведь нас около 500 человек. Это — сила! Да еще какая! Мы бы переправились на берег…
От таких дум у каждого большевика голова кружилась. Можно ведь. Ей-ей, можно! А вот как подумаешь… выходит и… нельзя…
— Почему же, дядя Саша, нельзя?
— Почему же, дядя Шура, нельзя?
— Почему же, папа, нельзя? — дружно переспросили мальчики.
— Нельзя, милые мои, было. Разные люди сидели на острове: одни за свободу с голыми руками в атаку пойдут, а другие дрожат за жизнь, боятся, от страха под нары лезут… Но еще хуже то, что о восстании нельзя было говорить вслух — среди заключенных были предатели, провокаторы. Скажи им — и все дело погибнет…
Бойтесь, ребятишки, провокаторов и шпионов больше всего на свете. Сотни людей гибло при царе и после революции от этих шептунов.
Ну, а раз так, мы начали готовиться. На кого можно было надеяться, советовались. Как, значит, быть-то.
И решили — пусть будет, что будет. Надо устроить восстание. Или мы победим их и тогда мы наделаем дел для белых — или нас перережут белые при отступлении.
И мы условились — 13 сентября начинать.
Но начать не пришлось, так как один из наших товарищей узнал, что белым все известно. Белые уже приготовили засаду. Безоружным, наполовину больным, не осилить солдат, не перелезть через два ряда проволочных заграждений…
Вся ночь на 14 сентября прошла у нас в тревоге. Был выбран военный совет из трех товарищей. А ну, как их арестуют? Пропали мы тогда без них! Сколько надо потратить ловкости, хитрости, выдержки, находчивости, чтобы опять организоваться!
Великое дело, ребятишки, уметь организоваться. Ох, и трудное это дело, чтобы заставить многих делать по одному плану!
— Ну и что же было потом?
— Через день решено было восстание все же начать. Были у нас такие товарищи-большевики, я вам скажу, самые настоящие, по фамилии — Стрелков и Поскакухин. Они и еще другие товарищи руководили всем. Часиков этак в двенадцать, когда мы были на работе, по сигналу одного из них — бросились мы на часовых. Часовые растерялись. Побросали винтовки. От изумления часовые не могли сдвинуться с места, а когда опомнились, с криком бросились бежать.
В это время некоторые из нас прибежали в бараки, раскрыли двери и закричали:
— Свобода! Выходи!!
Многие повалили к дверям, наружу, полезли на проволочные заграждения. Царапали в кровь руки, рвали лохмотья. От бессилья падали на землю и вновь карабкались.
Но нашлись, ребятки, и такие среди нас, которые со страху забились под нары и их приходилось силой вытаскивать.
И то, что мы не были все, как один, не были сорганизованы — нас всех и погубило.
Из соседнего барака нас стали обстреливать.
Засвистели стальные пчелки из винтовок.
— Жик! жик-жик… — начали они пробивать деревянные бараки.
— Дзинь-нь-нь…нь…нь… — заплакали разбитые стекла…
А трусы лезут еще глубже под нары: думают спастись.
Видим, что дело проигрывается.
Тогда группа товарищей, наиболее смелых, пошла в атаку.
Нигде, ребятишки, вы больше такой смелой атаки не встретите: на одной стороне сытые белогвардейские солдаты с винтовками, с пулеметами, с ручными гранатами поливают нас сталью, как из пожарной кишки водой, а на другой стороне — отряд голодных, больных, ободранных, еле-еле двигающих ногами.
Шли эти смельчаки прямо на смерть. Вот что значит остров Мудьюг!
Ну, конечно, многих из нас побили…
Видим, что дело проиграно, солдаты подходят вплотную — тогда, кто мог, стал удирать через проволоку в лес, а из лесу к берегу пролива…
И что же вы думаете? На наше счастье, стоят на берегу баркасы — это такие крестьянские рыбачьи лодки.
Мы в них и давай ходу… Отплыли с версту или полторы, а по нас уже с берегу — бум, бум, бум… из винтовок.
Пулеметик так и поет — тра-та-та-та-та-та-та… Пули вокруг нас — бум-бум-бум-бум…
А мы все сильнее и сильнее…
Править не умеем. С парусами никто не умеет обращаться. Лодки идут медленно, хоть плачь.
А тут вдруг слышим:
— Товарищи! спасите…
— Кто бы это мог нам кричать? — спрашиваем мы друг друга.
Смотрим на воду и видим: чуть-чуть из воды высовывается кол, а за кол кто-то держится. Подъезжаем…
Ба! да это товарищ Стрелков! Наш главный руководитель восстания.
— Ты как тут очутился?
— Хотел переплыть. Сил не хватило, стал тонуть… Спасибо этот рыбацкий колышек спас.
Посадили мы нашего героя в лодку. А нужно вам сказать, он при царе был матросом на подводной лодке «Леопард».
Очухался, отдышался… да как руганет нас.
— Что же это вы, елки-палки, — разве так парусами правят!
И давай нам их наставлять.
Как пошел наш баркас воду рвать, — ну, миноносец, да и только.
Вот, ребятишки, учитесь управлять парусами — пригодится. Ой-ой-ой, — сколько нам придется драться еще!
Вокруг всего СССР — враги. Нам придется помогать иностранным рабочим.
Вот тогда мы и отплатим французской, английской и всякой другой буржуазии за наши страдания.
— Мы им еще покажем! — не удержались от восклицания пионеры Сережа и Ваня, который тоже пришли послушать юриного папу. Он очень внимательно следил за рассказом, и ему было обидно, что восстание прошло не так, как могло бы пройти.
— А сколько, папа, убежало тогда?
— Немного, милок, — всего 52 человека, а осталось на острове 398 человек.
Если бы мы тогда овладели складом оружия, перерезали телефон с Архангельском да подкормились денек, — мы бы показали им! — воскликнул опять юрин папа и нервно задвигал деревянной ногой.
По его лицу было видно, что много он не рассказал мальчикам, не хотел тревожить своих старых ран и жалел ребятишек.
— Пусть — думал он, — подрастут немного, подучатся, а потом почитают об этом восстании в других книжках. А сейчас рано им знать.
Но мальчики этим рассказом не были удовлетворены. Они засыпали юриного папу вопросами.
— А как же ты, дядя Саша, потом к красным попал?
— А что было с теми, кто не успел убежать?
Вопросы сыпались, как горох из прорванного мешка.
Юрин папа не успевал давать ответы.
— Ага, попался! — говорила ему тетя Оля, когда проходила мимо. — Умел сидеть на Острове Смерти, так умей и с детьми говорить. Это теперь не так-то просто.
— А ты чего затаил дыхание-то? — подошла Оля к своему сынишке Юрику. — Вишь, ведь и глаза заблестели! — говорила она ему, теребя за подбородок.
— Ну, папа, рассказывай дальше, рассказывай! — теребил Юрик отца.
— Да чего рассказывать-то, — продолжал дядя Саша. — У тех, кто убежал и у тех, кто остался — началась разная жизнь. На остров понаехало начальство: сыщики, царские охранники, царские капитаны из заводчиков и фабрикантов, и пошла там свистопляска: кто бежал, кто хотел бежать, кто помогал, если не хотел бежать, то почему не хотел бежать… и пошло и пошло. Наставили везде белогвардейских солдат-часовых, да не по одному, а по два. На работу не выпускают. Допросы без конца, днем и ночью. А в результате всего — отобрали тринадцать наилучших товарищей и отвели их на берег моря. Выстроили их там в ряд. Поставили против них солдат с заряженными винтовками. Сзади солдат построили еще второй ряд солдат на тот случай, если первый ряд откажется стрелять. Второй ряд должен будет стрелять и в солдат и в каторжан.
Но и этого было мало. Сбоку, невдалеке, установили три пулемета, и засели за них самые матерые охранники. Если бы солдаты отказались стрелять, ну, тогда пулеметы скосили бы всех — и белых и красных.