Отроки до потопа - Раин Олег. Страница 27

Глава 3

Это напоминало пушку. Может, и не «дору», но тоже преогромную. Серегу положили на лафет, велели вытянуть руки по швам, запретили шевелиться. Тонко запели невидимые моторы, мальчугана потянуло в ствол. Точь-в-точь как снаряд! Серега тут же запаниковал. Так хоронили когда-то отца. В крематории. Там, правда, человек опускался вниз, но какая, в сущности, разница! Он-то пока был живой!

— Спокойнее, малец, не двигайся!

Серегу погладили по плечу. Он плохо видел, — щеки и лоб сдавили глазные яблоки, оставив лишь узкие щелочки амбразур. Сквозь эти амбразуры Серега и разобрал, что кругом стоят люди в белых халатах, а одна из медсестер придерживает его руки, безуспешно поправляя Серегин подголовник. Он хотел было ей помочь, но не смог. Затылок угодил в подобие резинового седла, — прямо тиски прокрустовы! Ни шевельнуться, ни повернуться. Ни вправо, ни влево.

— Я это… Живой пока, — Серега сам поразился собственному голосу. То есть когда-то он уже слышал себя, но тут было нечто особенное. Прямо какое-то мычание ягнят. А точнее — ягненка. Да еще пропущенное через длинную гулкую трубу.

— Живой. Конечно, живой. Не волнуйся.

— А куда это меня?

— Магниторезонансная томография, слышал о такой?

Серега собрался было помотать головой, но не смог.

— Сделаем снимок головы, посмотрим, нет ли гематом или трещин.

— A-а… Типа, рентгена.

— Только точнее и безопаснее. Потому что не радиация, а магнитное поле. Может, даже увидишь что-нибудь космическое.

— Нормально… — Серега криво улыбнулся. — А глаза закрывать?

— Как хочешь. Главное, не шевелись.

Моторы под спиной снова загудели, гигантский ствол заглотил мальчугана. Зазвенело в ушах, затрещало над головой. Серега прикрыл глаза. Грохот нарастал, бил подобием молний. Едва заметными толчками орудийный лафет смещался, и жуткие магниты над головой расстреливали Серегину черепушку порциями невидимой дроби. Сознание подростка раздвоилось. Может, от бешено вращающихся магнитов, а может, от укола, который вкатили ребята из скорой. Это вроде бы Антоша вызвал. Гера — тот сразу на Стаса прыгнул, все равно как шимпанзе, — пытался защитить. А Антон по-своему рассудил: выскочил из туалета, по сотовому вызвал ментов и скорую. Молодец, если разобраться, но Теркина помощь казалась Сереге ценнее. Стас, к слову сказать, и ему смазал локтем. Легонько так, но Гера отлетел к кабинкам, чуть не пробив спиной фанерную дверь. А вот менты приехали вовремя, даже скорую обогнали. Думали, наверное, террорист какой в школу пробрался. Взяли Стаса прямо в туалете, наручники даже натянули. Он ментов, кстати, тоже хотел по углам раскидать — и раскидал бы, да на спеца нарвался. Заработал ногой в ухо и сник. А потом… Потом Серега уже не помнил. То ли кровью начал захлебываться, то ли снова отрубился.

Его и сейчас клонило в сон. И медом растекалось по телу умиротворение. Его поднимало ввысь — над магнитотроном, над зданием больницы, и подросток начинал видеть окружающее пространство. То есть даже не город, не планету, а вообще все. Такое происходило с ним впервые. Солнце, луна, звезды — все превратилось в единую с соболиными блестками паутину. Как будто морозный, радужный снегопад взял и остановился. Стоп-кадр в полном объеме. И каждая снежинка-звездочка — человек, и между всеми угадываются свои лучики каналы. Туда-сюда проскакивают искорки-сигналы, и все в мире общее, все могут слышать друг друга. Хотя не всегда слышат. Серега, кажется, слышал. Снежинки не падали, но вращались, и каждая мерцала своим особенным светом. Одна из них была бабушкой, Серега хорошо ее помнил, а та, что поближе, конечно, горела в папиных ладонях. Все равно как огонек папироски. Хотя отец никогда не курил. Но вот костры любил разжигать, и сына учил, как экономичнее расставлять поленья — «звездочкой», «поленницей», «колодцем». В любое время года мог от одной спички запалить уютный костерок. Небольшой, нешумный, долгоиграющий. И лучшего занятия у Сереги не было, кроме как сидеть, прижавшись к отцу, и глядеть в огонь. Угли медлительно мигали, обнажая и скрывая алые зрачки саламандр. Словно многолапое смешное чудовище, костер принимался суетливо потирать ладоши, а то превращался вдруг в скопище маленьких ламинарий — ярко-красных, угодивших в вертлявое течение.

И все самое лучшее, самое теплое, от смеха до слез — все таилось в одной маленькой звездочке, в целости и сохранности сберегая память о прошлом и будущем. Удивительно, но Серега ясно видел: будущее хранилось здесь же, рядом с его прошлым, все равно как пара соседствующих книжек. И та, что таила в себе будущее, была удивительно толстой — страниц под тысячу или того больше. Он должен был родиться еще раз, и еще… А близкие люди водили вокруг хоровод, искристым облаком кружа над костром, даже не думая затухать. Далеко и отстраненно Серега чувствовал, что по щекам его катятся слезы. Не вниз, а куда-то в стороны — к ушам. И чудо-томограф их, наверное, тоже снимал на свою чувствительную пленку, чтобы удивить, а может, насмешить шибко умных врачей.

В полузабытьи он пропустил момент извлечения из пушки. Его продолжало кружить там — в волшебном мире, где-то над и где-то вне, Серега даже не знал, как правильно это именуется. Знал только, что мир этот есть, что даже искать его не надо. Он вокруг и он внутри, пусть даже его не всегда видишь и редко чувствуешь…

— Теперь быстренько в операционную! У нас там второго уже подвозят.

— Тогда я ставлю капельницу?

— Конечно, ставьте…

Серега все слышал, но мало что понимал. Кажется, врачи спешили. Как спешил вокруг и весь мир. И за его сломанный нос они взялись, чуть ли не пританцовывая. Что-то с хрустом взгрызалось в переносицу, Сереге начинало казаться, что щипцами копаются прямо в мозгу. Пару раз инструмент срывался, хирург в голос чертыхался, и Серега хрипло посмеивался:

— Мало каши ели…

Голос напоминал блеяние простуженной овцы, но хирург с медсестрами тоже похмыкивали.

— Шутник попался! Лежит под ножами — и шутит…

И стоящая рядом медсестра, наверняка, безумно красивая, бесконечно добрая, продолжала поглаживать Серегину руку. То ли успокаивала, то ли уговаривала пошутить еще. И Серега рад был ее повеселить.

— Вы там не забудьте чего-нибудь…

— Что, что?

— Ну, обычно доктора забывают какую-нибудь ерунду. Ножницы там в животе, скальпели… Зашивают все, заклеивают, а потом вспоминают.

— Не волнуйся, у нас тут все посчитано и пронумеровано. Инструмент английский, дорогущий. Так что ничего не оставим…

А в общем с ним управились быстро. Что именно они делали, Серега так и не понял. Онемение глушило боль, а лекарства продолжали вытворять с сознанием забавные фокусы.

— Ну все, шутник! Отправляйся досыпать, а потом на поправку.

Серега вспомнил, что надо быть вежливым.

— Спасибо. Заходите в гости.

— Если в палату, то зайдем и не раз… Лидочка, добавь ему акранита с новокаинчиком. А то отправится гулять по больнице.

Ласковые руки медсестры снова пришли в движение, Серега почувствовал легкий укол. Словно комарик укусил. По венам поползла жаркая волна. Как вулканическая пузырящаяся лава. Все выше и выше, до горла, до полушарий. Серега уснул.

«Немного холодно в кедах! — вопил Чиж. — Но это фигня!..»

Серега слушал и барабанил по собственному колену. Плеер ему притащил вчера Антоша. Можно сказать, подарил. И записей скачал, наверное, песен под триста. Конечно, по своему вкусу выбирал, но вкусы у них во многом совпадали. То есть от Чижа Серега не шибко фанател, но некоторые песни ему, действительно, нравились. Эта, например, или про солдатика, что «стрельнул в себя и больше ни при чем»… С музыкой болеть было проще и веселее. Голова все еще ныла, из ноздрей, словно бивни торчали огромные турунды, дышать приходилось ртом, но музыка все скрашивала.

В крохотной палате справа лежал дед Семен — старенький, но вполне боевой дед. Серега всерьез ревновал его к Лидочке — пухленькой медсестре, что держала его за руку на операции. Так уж протекала больничная жизнь. В Лидочку влюблялись все, потому что за руку ей приходилось держать каждого оперируемого пациента. Вот и дед уже не раз пытался ее приобнять, чмокнуть в ладошку. Серега давно забросал бы его подушками, да тоже жалел. У себя на даче дед Семен чистил грядки, споткнулся о древесный корень и бацнулся головой в чугунную ванну. «Чуть мозги не расплескал, — весело пересказывал он. — Часа три пролежал без сознания, потом ползком добрался до дороги. Там меня чуть было не переехали, смеркалось уже, — мало ли что там валяется. Спасибо, тормоза у машины добрые оказались — в паре сантиметров встал! В общем, подобрали-обобрали и в больницу»… Дед жизнерадостно смеялся. Вероятно, действие наркотических лекарств, вкачиваемых во время операции, у него затянулось…