Друзья Мамеда - Гаджиев Меджид Джирасович. Страница 9

И вот теперь, когда вывесили «молнию», девочки больше всего смеялись над карикатурой. Одна из них, высокая, со светлыми косами, подруги называли ее Валей, даже запела, словно частушку:

А другие хором подхватили:

Мне даже жаль стало Леню. Но сделать я ничего не мог.

Не снимешь же со стены «молнию»!

В это время ко мне подошел Иса и шепнул:

— Радуешься? Ну подожди, подожди. Скоро перестанешь радоваться…

Прошло три дня после моей ссоры с Леней.

«Молния» с карикатурой так и висела возле столовой. Ее не снимали, потому что не было новой газеты. Я и сам не рад был, что так получилось. Мне казалось, что все ребята наизусть выучили стихи про Леню. Лучше бы ее сняли в тот же день — эту несчастную газету. Я чувствовал: Леня разозлился не на шутку и что-то готовит. Не зря Иса грозился.

На вечер было назначено собрание. Мы собрались в нашем зале, где обычно проводили вечера и показывали кино. Выбирали президиум. Я услышал, как кто-то громко назвал мою фамилию. Подталкиваемый ребятами, я вышел на сцену и сел за покрытый сукном стол рядом с Рогатиным. Теперь мне хорошо был виден зал. Вот наша группа: Осман и Гусейн, Гамид. А рядом с Гамидом — Коля. Дальше целых два ряда занимают девочки. А возле дверей Леня и Иса. Устроились поближе к выходу. А может, они только что пришли и сели на свободные места? Опять Иса что-то нашептывает Лене, а тот смотрит на меня и кивает головой. Я думал о Лене и не слушал, что говорил наш директор. Очнулся я, когда в зале захлопали, а директор, прихрамывая, пошел к своему месту. Поднялся замполит. Он рассказал нам о том, какие бои идут сейчас на фронтах, как работают рабочие в тылу. Когда он говорил о том, как живут и трудятся в осажденном, голодном городе ленинградцы, здоровая рука его рассекала воздух. А еще он сказал, что многие наши ребята и девочки тоже хорошо работают и помогают фронту. Потом вдруг он заговорил о том, что у нас в училище не только хорошие мастера растут, но и художники и поэты. Мне показалось, что при этих его словах все в зале посмотрели на меня. И Леня с Исой тоже посмотрели.

— Имеются у нас в училище и свои силачи, — продолжал замполит.

Сначала ребята не поняли, о ком он говорит. Но когда он сказал, что у многих теперь не хватает ремней, потому что их рвет наш известный силач, в зале раздался громкий смех. И все сразу шумно повернулись и стали смотреть на Леню Крутикова. Леня тоже смеялся. Но было видно, что он смутился, покраснел.

Собрание кончилось. Но ребята не расходились. После собрания должны были показывать новую картину. Только стол и стулья убрали со сцены. Все, кто был в президиуме, спустились в зал. Не успел я сесть на свое место, как мне передали записку. Я удивленно посмотрел вокруг, пытаясь догадаться, кто прислал мне эту записку. Я видел, как иногда ребята писали записки девочкам или же по рядам приходило от девочек послание кому-нибудь из ребят. Кто бы это мог написать мне? А может, это ошибка и записка предназначается кому-нибудь другому? Нет. Сверху написано: «Мамеду Мамедову». Это я. Я развернул записку, и мне все стало ясно. Не очень приятное было это послание. «Придет день, и ты свое получишь», — прочитал я. И подпись: «Леня». Мог бы не подписывать. Я и так догадался бы, от кого эта записка. А еще я подумал, что Леня все-таки смелый парень. Не побоялся прислать мне такую записку. А что, если я покажу ее замполиту? Но показывать записку я никому не стал. Спрятал ее в карман — и все. Пусть не думает Леня, что я струсил и побежал жаловаться.

Мы по-прежнему много работали, выполняя военные заказы. Но теперь я уже не уставал так — привык, наверное. Другие ребята тоже втянулись. Не засыпали за станками в ночную смену, лучше выполняли задания. Как обычно, шутил и смешил всех Гамид. Только со мной он разговаривал серьезно, словно по обязанности. Перекинется несколькими словами о работе — и все. Видно, продолжал считать меня виновным.

V

Коля по-прежнему дружил с Гамидом. Со мной он не разговаривал. Делал вид, что не замечает меня, даже если я стоял совсем рядом. Очень мне обидно было это. Я думал, может, подойти к нему и сказать: «Давай помиримся». Но ведь мы с ним не ссорились вроде. Да и чего ради я буду подходить? Ведь я ни в чем перед Колей не виноват. Иногда мне казалось, что Коля и сам хочет заговорить со мной, но ему не позволяло самолюбие.

В училище был праздничный день. Мы закончили делать партию деталей. Выполнили задание досрочно. Так случилось, что недавно нам выдали новые суконные костюмы. А сегодня мы к тому же получили денежные премии. Ребята собирались в город: кто что-нибудь купить, кто в кино. Сговаривались, кто с кем пойдет. Только меня никто никуда не звал. Может, так получилось случайно, потому что я сразу же, после того как нас отпустили, по просьбе Захара Ивановича пошел писать какие-то списки. А когда вернулся, никого из наших ребят не было. Почему-то мне вдруг стало тоскливо. Совсем недавно я тоже хотел пойти в город, погулять, может быть, купить что-нибудь в подарок маме. Но теперь мне расхотелось идти. В училище сидеть тоже было невесело. «Пойти, что ли, в библиотеку, взять какую-нибудь книгу?» — подумал я. Вышел в коридор, а там — Коля. Одетый в новый костюм, в начищенных ботинках, стоит один… Наверное, ждет Гамида. «А Гамид, — вспомнил я, — отправился с ребятами в город». Я не успел сказать об этом Коле. Он сам окликнул меня и негромко спросил:

— Хочешь пойти со мной?

Я до того обрадовался, что даже не спросил его, куда он хочет идти, а только кивнул головой. Коле не пришлось долго ждать меня. Я быстро надел такой же, как и у него, костюм, затянул потуже ремень и провел суконкой по ботинкам. Через несколько минут мы уже шагали по бульвару. Я шел следом за Колей молча, ни о чем его не расспрашивал. Он тоже ничего не говорил. Так молча мы прошагали довольно большое расстояние. Вдруг Коля замедлил шаги и спросил:

— Тебе известно, что Ленька Крутиков из одиннадцатой группы хочет тебя избить?

— Подумаешь, — сказал я как можно более равнодушно. Я был очень рад, что Коля позвал меня с собой, но совсем не хотел, чтобы он подумал, будто я боюсь Леню и поэтому хочу с ним дружить.

— «Подумаешь»! — передразнил меня Коля. — Тоже нашелся смельчак. Да он из тебя котлету сделает!

— Это мы еще посмотрим.

— А чего тут смотреть? Точно, — сказал Коля, делая ударение на слове «точно».

Он вообще любил это слово и часто употреблял его. Я, глядя на него, тоже стал часто так говорить. Ребята наши посмеивались, что я не только стал старостой вместо Коли, но даже заговорил, как он.

— А все почему? Потому что ты один.

Я, конечно, был не один. Но мне очень не хватало Коли.

Я ответил:

— Точно.

— А если ты знаешь, то держись поближе к ребятам, — сказал Коля. — И никуда один не ходи.

— А что же мне делать, если надо идти?

— Давай вместе.

— Хорошо, — согласился я, — только ты не всегда меня зовешь.

— Вот же позвал… А знаешь, куда мы идем?

— Откуда мне знать? Ты ведь не сказал.

— А ты спросил бы! Пойдем побродим по городу.

Вид у Коли был очень важный, но я все равно обрадовался. Позвал — значит, ему тоже плохо без меня и он по-прежнему хочет со мной дружить. У меня сразу стало хорошее настроение. Мы бродили по улицам, не замечая, как летит время. Я вспомнил, каким чужим показался мне город, когда я приехал сюда. А теперь все было знакомо — и улицы, и бульвар с тенистыми деревьями, и море… А главное, здесь у меня были настоящие друзья. Мы будем дружить всю жизнь. А если и поссоримся когда-нибудь, то не станем считаться, кому подойти первому.

Я не заметил, как мы очутились возле вокзала. Вошли внутрь. В большом зале на скамейках и на полу сидели и лежали люди. Были навалены чемоданы и узлы. Плакали дети. Мы уже хотели выйти, как вдруг услышали песню.