Когда я стану великаном - Туманян Инна Суреновна. Страница 3

Реакция его была молниеносной: увидев Эльвиру Павловну, он тут же оценил обстановку, лицо его приняло шутовское выражение, и он с нарочитой кротостью спросил:

— Вызывали? Копейкин я.

Нет, Сергей Константинович не был готов к такому Копейкину.

И Копейкин, зорко следя за ним, увидел, как представитель гороно не на шутку растерялся, едва сдерживая улыбку.

Копейкин вдруг расхохотался.

Он смеялся отчаянно-заразительно, не зная удержу, смачно и долго, пока не стало понятно, что это уже слишком долго, что давно пора перестать.

Все поторопились покинуть класс, оставить их одних, а он все смеялся.

— Ну хватит, хватит. — Сергей Константинович нахмурился, поняв свою оплошность.

Мальчишка разом перестал смеяться.

— Садись.

Копейкин, но торопясь, присел на стул.

— Что, не таким представляли себе Копейкина? Думали: угрюмый громила такой! Ну не подфартило мне, не акселерат я! Скажите честно — думали?

— Думал. А еще думал: как же ты своим товарищам такое дело сорвал? Как это называется? Хулиганство?

Копейкин только усмехнулся:

— А это как называется, когда Ласточкин Сирано играет? Этот показушник и выскочка?

— А… ну… — Сергей Константинович понимающе кивнул. — Все ясно, Сирано, кстати, придумал бы что-нибудь поталантливее. У него фантазии хватило бы. И уж, во всяком случае, открыто, один на один. А не из-за угла. Так что это элементарное хулиганство. Что ж с тобой теперь делать-то? Ты сам что посоветуешь?

— Не знаю, — кротко ответил Копейкин, глядя прямо в глаза Сергею Константиновичу. — Из школы вы меня выгнать не можете, закон о всеобуче. В другую школу переведете? Кому я нужен? Где теперь нужна морока? Кто меня возьмет-то? Так что… Придется помучиться…

— Да ты еще к тому же и наглец! — рассмеялся Сергей Константинович.

— Какой есть, — охотно согласился Копейкин.

— Ты, говорят, стихи пишешь?

Копейкин отвел глаза:

— Пишу.

— Хорошие хоть?

— Хорошие! — Прежняя маска вернулась к нему, и он опять валял дурака. — А зачем плохие писать?

— Ну… Плохие поэты тоже считают, что они хорошие стихи пишут. Так что с тобой делать-то?

— Готов нести наказание! — послушно согласился мальчишка. — Но… за такое мелкое хулиганство и взрослых-то на три рубля штрафуют. А вы бы меня не оштрафовали.

— Это почему же?

— А у вас с чувством юмора все в порядке!

И Копейкин солнечно улыбнулся.

Был один из первых весенних дней, когда оживают дворы, наполняясь детворой, гомоном, смехом и писком, когда еще не распустились деревья, но уже пригревает солнышко, и глаз радуют весенние лужи.

Копейкин неторопливо шел по двору, и хотя он тащил тяжелую сумку, какие-то свертки, продукты, белье из прачечной — домой идти не хотелось. Он прошел мимо гаражей, где у отцовской машины возился Ласточкин. Они будто и не замечали друг друга, но каждый знал: тот, другой, зорко следит за «противником».

Возле сваленных в кучу ящиков уютно расположились два здоровых парня в рабочих халатах, они закусывали, запивая пивом.

Навстречу мчался пятилетний соседский мальчишка.

— Пе-еть!.. Она ушла! — таинственно заявил он.

— Кто?

— Горошкина!

Копейкин поспешил сменить тему.

— А чего это у тебя рука вся в крови, а, Филипп?

— Так везде же стекла битые! — спокойно пояснил мальчишка. — А я с забора прыгал. Тренировался.

— Ну, бабка тебе даст! — улыбнулся Копейкин.

— А как ты думаешь, вон с той крыши я смогу прыгнуть?

— С крыши — подожди!

— Я знаю, что надо подождать. Но когда я вырасту такой большой, как ты, я смогу? — Филипп смотрел на него с обожанием, и Копейкин смутился.

— Петь, а что такое рифма? — не унимался Филипп.

— Рифма? — серьезно ответил Копейкин. — Это когда концы слов в строчках как бы совпадают… — Он подумал, что объяснение не очень удачное, но больше ничего сообразить не мог.

— Вот, например: рычал — мычал… Хочешь пряник?

Они присели на скамейку и стали жевать пряники. Отсюда Копейкину было очень хорошо видно все, что делается в гараже Ласточкиных.

— Теперь слушай, — продолжал объяснение Петька:

Но не успел он закончить последнюю строчку, как вдруг почувствовал, что что-то холодное льется ему за воротник. Он вскочил — перед ним стоял здоровенный детина, этакий великовозрастный недоросль, с пивной бутылкой.

— Расти большой, не будь лапшой! — захохотал верзила. Копейкин быстро отпрыгнул в сторону и тут же ловким движением ударил парня по руке. Тот растерялся, однако бутылка не выпала из его рук, а только обрызгала его.

Верзила оторопел.

— Ты, метр с кепкой! — угрожающе сказал он, сорвал кепку с Петькиной головы, запустил ее вверх, по ветру, захохотал.

— Топорышкин! Иван! Иди сюда! Работать надо! Обод кончился! — пробасил другой, такой же долговязый его приятель. Верзила обернулся — и тут Петька подпрыгнул, как кошка, сорвал кепку с его головы.

Он знал, знал, он чувствовал: Ласточкин сейчас очень зорко наблюдает за ним в предчувствии его, Копейкина, унижения. Да и в самом деле, Ласточкин откровенно повернулся в их сторону и смотрел в упор.

«Иван Топорышкин пошел на охоту, с ним пудель пошел, перепрыгнув забор…»

Звонко крикнул Копейкин, вывернувшись как раз прямо из лап верзилы.

«Иван, как бревно, перепрыгнул болото, а пудель вприпрыжку попал на топор…».

Копейкин запустил кепку парня высоко на дерево. Длинный бросился снова, но Копейкин ловко увернулся, и парень налетел на дерево.

«Иван Топорышкин пошел на охоту, с ним пудель вприпрыжку пошел, как топор…»

Длинный, озверев, опять бросился, опять налетел не дерево и упал.

«Иван провали бревном на болото, а пудель в реке перепрыгнул забор»… — звонко кричал Копейкин.

Теперь второй парень бросился на помощь и погнался за Копейкиным. Копейкин легко перемахнул через решетку забора, парень же зацепился, порвав брючину.

«Иван Топорышкин пошел на охоту, с ним пудель в реке провалился в забор…» — выглядывал Копейкин из-за другого дерева.

Оба здоровых парня гонялись за ним по двору, по свежевысаженным клумбам, жильцы ругались, возмущались, пытались их остановить, но напрасно. Остановить их было невозможно.

Наконец Копейкин юркнул в подъезд. Парни бросились за ним. Но тут из подъезда выкатили тележку с детским питанием, и они сходу врезались в неё. Послышался звон разбитого стекла, мгновенно образовалась молочная лужа.

Парни оторопели, рабочие яростно накинулись на них с проклятиями и руганью, и они пустились наутек.

Копейкин появился в лестничном проеме второго этажа. Он тяжело дышал, но все же орал во всю глотку из окна:

«Иван, как бревно, провалился в болото, а пудель в реке утонул, как топор…»

И тут он посмотрел на Ласточкина. Ласточкин сжал губы и отвернулся.

Филипп был счастлив. Он уже собирался крикнуть Пете что-то восторженное, как вдруг увидел в песочнице железную бляшку. Он поднял её и начал рассматривать. Чья-то рука вдруг выхватила у него бляшку. Это был Ласточкин.

— Чья это? — спросил он.