Малютка с лесного озера - Котовщикова Аделаида Александровна. Страница 15

Лида не убежала, а, наоборот, подошла к учительнице и спросила тихонько:

— Елена Сергеевна, а вы нас не рассадите?

— Так уж и быть, не рассажу. Но ты посоветуй Жене сначала думать. А то у него руки, ноги и язык часто работают раньше, чем голова.

Всё-таки Женя понёс домой дневничок, где было написано:

«Получает замечания в классе, смешит ребят на уроках».

Кусочек шлака

Плохое это дело — поздняя осень. Дождь льёт непрерывно. Потоки воды заслоняют дома, автобусы, витрины магазинов, и кажется, что на улице ничего и нет, кроме дождя. Холодные струйки попадают за шиворот, когда бежишь в школу, перескакивая через лужи. Но разве через все лужи перескочишь? Надоест перескакивать, и ведь любопытно, — глубокая она или нет? Да, лужа, оказывается, глубокая: калоша зачерпнула грязную воду. Приходится выливать эту воду на пол в раздевалке, а нянечка сердится.

Гулять не пускают, как ни просись. «В такую погоду добрый хозяин собаку не выгонит», — только и слышишь от бабушки и Марь-Сидраны. Маме в её вечернем техникуме задают какие-то особенно трудные уроки. Она приходит с работы и целые вечера просиживает над книгами. Бабушка твердит: «Четвёртый курс не шутка. Не мешай маме, Женечка».

Маська-нахалка так ничему и не научается. Картонного сазана она совсем искрошила, остаётся только вспоминать, какой он был красивый. Резинового петуха — карася — упрямая выдрёха прокусила в нескольких местах. Щуку бабушка нашла за ящиком. Всплеснула руками: «Это что за гадость мокрая? Да никак это старая Женькина сандалийка?» И выбросила щуку на помойку.

Можно весело поиграть у Лиды в квартире. В прятки, в лошадки. В передней и в коридоре Лидина мама позволяет и с мячиком попрыгать. Но каждый день туда ходить бабушка не пускает: «Надоешь людям до смерти. Сиди лучше дома». И Вася стал бывать у Жени гораздо реже: у Васи вдруг появилась ещё одна сестрёнка, совсем крошечная. Вася помогает маме купать её и укладывать спать.

Словом, жить на свете стало скучновато.

И вот в один из дней подул холодный ветер. Он разогнал тучи и открыл солнце. Посветлело вокруг, и точно улыбнулись и лужи, и стекла в окнах домов, и все железные водосточные трубы. Женя пришёл в школу развесёлый, — оттого, что солнышко светит, да еще и по другой причине. Кое-чем он хотел Лиде похвалиться, что-то ей показать. Но до звонка не успел это сделать.

Как всегда, ребята построились шеренгой в коридоре у дверей, вошли в свой класс, встали у парт.

Елена Сергеевна всех оглядела.

— Ребята, во дворе возле здания нашей школы лежит шлак. Его положили там для дорожных работ. Мостовую на нашей улице засыплют этим шлаком, прокатают катками и зальют асфальтом. Шлак лежит для дела, а не для забавы. Поэтому брать его нельзя. Кроме того, он грязный, выпачкает вам руки, тетради и книги. Понятно? Повторите за мной: возле школы лежит шлак, брать его нельзя. Ну?

Нестройным хором ребята повторили:

— Возле школы лежит шлак. Брать его нельзя.

У некоторых мальчиков сделались напряжённые лица, глаза забегали. Ничего нельзя скрыть от Елены Сергеевны. Она сказала:

— Те, кто уже взял куски шлака, достаньте их из карманов, из портфелей и положите на мой стол. И побыстрее! Я жду.

Вася Грачёв шагнул к столу и со вздохом вывернул карманы. Два кусочка шлака легли на стол. За ним подошёл и выложил шлак Игорь Свечкин. К большому удивлению Лиды, к столу приблизилась Маня Гусева и, сильно покраснев, достала из кармана маленький тёмный кусочек.

Лида даже вытянула шею, чтобы получше рассмотреть Манин кусочек шлака. Если бы не Маня, Лида, наверно, заметила бы, что Женя стоит, опустив голову и весь как-то сжавшись.

— Все положили? — спросила Елена Сергеевна и немного подождала. — Начинаем урок.

Нина Гринько, стоя возле стола учительницы, устно решала заданную на дом задачу. Все проверяли по своим тетрадям.

Жене казалось, что голос Нины доносится откуда-то издалека, точно она ушла в конец коридора, к дверям шестого класса, где учится Владик, и оттуда читает. За окнами потускнело: опять пошёл дождь. В классе словно наступил вечер — сгустились сумерки. Елена Сергеевна подошла к стене и повернула выключатель.

Почему-то Жене стало неприятно, когда яркий электрический свет залил класс. Женя сидел очень тихо. Хорошо бы, Елена Сергеевна совсем забыла, что Сомов есть в классе. Пусть бы она думала, что он заболел и лежит дома в кровати.

Изредка Женя осторожно ощупывал карман своих брюк. Карман был твёрдый.

Жене представлялись кусочки шлака. Они были замечательные, — лиловые, черноватые, отсвечивающие красным, с зазубренными краями. Мокрый шлак был очень красив. Теперь он, конечно, давно высох. Интересно, какого он стал цвета?

Урок тянулся невероятно долго. Никогда еще не бывало таких длинных уроков.

Ведь он может и положить этот славный кусочек шлака обратно, раз он так нужен для починки мостовой. Наиграется им, да и сунет назад, в ту же кучу возле школы. Вот возьмёт, да и сунет. Потом…

Женя уже совсем решил, что нянечка забыла позвонить или потеряла звонок, а может быть, остановились большие часы на стене в коридоре, и она не знает, который час. Но тогда пусть пойдёт в учительскую — там тоже есть часы.

«Нянечка, что ж вы такая глупая, часы найти не можете, как вам не стыдно!» — мысленно бранил нянечку Женя, и тут, наконец-то, зазвенел звонок.

— Первая колонка! Стройтесь! — сказала Елена Сергеевна.

Женя с Лидой сидели в третьей колонке у окна. Лида вскочила, о чём-то заговорила с девочками. А Женя не торопился подняться. Только что он мечтал о том, чтобы выбежать в коридор, и вдруг ему захотелось остаться в классе, где на перемене, кроме дежурных, никому нельзя оставаться.

К нему подошёл Вася. Нахохлившись и подперев голову кулаком, Женя задумчиво жевал.

— Что ты съел? — с любопытством спросил Вася.

Оба они редко брали завтраки, ели дома перед школой.

Женя взглянул с недоумением. За него со смехом ответила Лида:

— Промокашку. Я видела, как он оторвал от промокашки и положил в рот.

Вася тоже засмеялся:

— Вкусная промокашка?

Женя не ответил. Нехотя он потащился из класса вместе со всеми.

В коридоре Лида схватила под руку Маню Гусеву. Они сблизили головы и зашептались на ходу.

«Про шлак говорят, — подумал Женя. — Как Маня его взяла из кучи и потом положила на стол».

Он плёлся за девочками без всякого удовольствия. И, наконец, не выдержал: ведь ни одна вещь на свете, даже самая интересная, не доставляет радости, если её никому не показать.

Женя потянул за рукав Лиду, отошёл с ней в сторонку и дал заглянуть себе в пригоршню, между прикрытыми ладонями:

— Смотри! Был лиловый, а сейчас серый и только немножко красный, потому что высох. Но всё равно красивый, правда? И крайчики ломаные, острые…

— Так ты не отдал? — испуганно прошептала Лида. — Ведь Елена Сергеевна велела!

— Я потом сам положу обратно. — Женя спрятал кусочек шлака в карман.

— Ты обманул учительницу! — с негодованием сказала Лида шопотом. — Как нехорошо! Пойди и отдай!

— Я потом положу, — упрямо повторил Женя. — Туда, в кучу. Его там много-много. А у меня маленький кусочек.

— Это всё равно, что маленький. Отдай, Женя, отдай! Ну, пожалуйста! И ничего в нём нет красивого.

— Нет, он красивый! Ты не рассмотрела. И ты уже позабыла, какой он. Ты ж его мало видела и сейчас не видишь. Хочешь, покажу?

— Все отдавали! Вася — сразу. И Маня. А ей, знаешь, как стыдно было, она говорит. Только ты один обманул. Как ты теперь посмотришь в глаза Елене Сергеевне, если не отдашь?

— Отвяжись ты от меня! — Женя выпятил нижнюю губу и отошёл прочь.

Зачем ему глаза Елены Сергеевны? Он на неё вообще старался не смотреть. Учительница прохаживалась по коридору, гуляла вместе со своим классом. И, как всегда, к ней то и дело подходили ребята, о чём-то ей рассказывали. Девочки брали её за руку, ласкаясь.