Картины из села Гаврилова - Воскобойников Валерий Михайлович. Страница 6

Когда Саша подошёл к музею, Гоша и Света были уже там.

— Книжный шкаф Елизаветы Антоновны, — объяснял Гоша, — её личные книги, а на полке — всё, Что она напечатала.

Саша посмотрел на портрет и наконец вспомнил, где он видел Елизавету Антоновну прежде: в Русском музее.

— Понравился портрет? — улыбнулся Гоша. — Это рисовал отец Елизаветы Антоновны, князь Антон Гавриилов. Он любил побаловаться рисованием.

— Антон Гавриилов? — Саша удивлённо повернулся к Свете. — А ты говорила: «неизвестный художник», помнишь, ты показывала в Русском?

— Конечно, неизвестный. Это все знают.

— Но ведь здесь — то же самое?

— Да! — Света посмотрела на Сашу так, словно он сделал великое открытие. — Мазок тот же. И глаза.

— А почему же неизвестный? — Гоша даже обиделся. — Кому надо — всем известный. Князь Антон Гавриилов. Вот же здесь подпись: «Антоха Г.».

— Это князь так подписывался? — Света засмеялась.

— Князь любил пошутить, у нас все знают.

— В Русском музее под таким же портретом написано, что автор неизвестен, — стал объяснять Саша. — Загадка века.

— Вы там скажите, у себя в Русском, — обрадовался Гоша, — у нас его картин много, можем поделиться, хоть с вами, хоть с Третьяковкой. — И Гоша толкнул дверь в соседнюю комнату. — Это прялки, это — наличник от старой избы, я сберёг, когда дом рушили, а вот — картины.

— Это другое… — Света даже поморщилась. — Другая манера. Всё мертво. Их рисовал старательный, но бездарный ученик.

— Ты посмотри ближе, на каждой картине подпись: «Кн. Гавриилов», — заспорил Гоша.

Они подошли ближе, посмотрели в уголок одной картины, потом другой, и Света растерянно проговорила:

— Правда.

— А то сразу — бездарный! — Гоша всё ещё обижался.

Но тут Саша, сам неожиданно для себя, повернулся и пошёл назад, в первую комнату.

— Вы посмотрите, какая здесь подпись! Другие буквы — некрасивые. Картина — лучше, а буквы — хуже, будто человек писать не умеет.

— С этой подписью вообще-то странность произошла, — смутился Гоша. — Её раньше не было, а когда я учился во втором или в третьем классе, она вдруг всплыла.

— Как это — всплыла?

— Вдруг появилась. Учитель Ильин сказал: может, химия красок сработала?

— И всё-таки это совсем разная манера, — твёрдо сказала Света. — Правда, Саша?

— Если узнать, как попала сюда эта работа, можно установить имя автора. Историки всегда поступают так.

— Никак не попала. Она у нас всегда была, ещё при жизни Елизаветы Антоновны. — Гоша вывел их на крыльцо, на яркое солнце и с неудовольствием посмотрел на оранжевую палатку туристов, которая просвечивала сквозь кусты.

— Только пейзаж портят.

— Совсем не портят. Я её в этюде наметила оранжевым пятном.

— И вообще, они мне подозрительны. Особенно рыжий, бородатый. Я к ним подошёл в музей позвать, а он как от меня шарахнется. Я ему говорю: «Мне кажется, я вас где-то уже видел». А он спиной повернулся и быстрей в палатку. А я точно его видел где-то. Я даже с утра фотографии преступников смотрел под этим углом, тех, которых разыскивают. Вроде бы непохож.

Потом, когда Света и Саша шли одни по деревенской улице, Света сказала:

— А мне жалко, что не определить настоящего автора портрета.

«Я попробую», — хотел сказать Саша, но промолчал. План у него был уже готов.

По дороге к белому зданию с колокольней, где был телеграф, Саша составил такую телеграмму:

— Телеграмму «срочную»? — спросила телеграфистка. — В три раза дороже, зато принесут сегодня.

Отец дал Саше с собой несколько рублей. Сейчас Саша выложил их почти все. На науку.

На следующее утро, когда Саша окучивал на огороде картошку, мимо прошёл Гоша.

— Знаю, что телеграмму послал. Одобряю. И что тётке Евдокии Егоровне помогаешь, тоже одобряю. — И потом, уже тише, спросил: — Как думаешь, могут люди ловить рыбу там, где она не водится?

— Не знаю.

— То-то и оно. Я тоже не знаю.

А после обеда, когда Гоша снова остановился около Саши, к ним подкатил жёлтый «Москвич».

— Гаврилов из Ленинграда где остановился? Ему письмо, — крикнул водитель, не выходя из машины.

— У нас все Гавриловы, — ответил Гоша. — И деревня Гаврилово.

— Александр Гаврилов из Ленинграда.

Саша уже понял, что это ему письмо. И, наверное, от Николая Павловича. Он заторопился к машине.

Николай Павлович своим чётким учительским почерком писал:

Гоша стоял рядом с Сашей и тоже читал письмо.

— Это кто такой — «Н. П.», — спросил он уважительно, — академик какой-нибудь?

— Мой друг, учитель истории.

— Ты смотри, всё узнал, даже что «рисовал плохо». Загадка века!

— Что туристы уехали — это очень хорошо, — сказал Гоша, когда вернулся с дежурства. — И было бы лучше, если б уехали совсем. Но они затаились в лесу, километрах в двадцати. Их с вертолёта видели.

— Неужели они настоящие грабители? — удивилась Света.

— А кто, по-твоему, залез на чердак школы через окно и пытался проникнуть в музей, когда свет снова погас?

— А может, — Федя начал смущённо, но договорил, — может, Афоня? Бабки же рассказывают, что он раньше часто чудил.

— Бабки? — Гоша даже возмутился. — Ты ещё про лешего скажи или про водяного. Короче, пока те люди не уедут совсем, ожидать можно всякого, и надежда у меня на вас. Фёдор, ты найди велосипеды у тех, кто в Ленинграде на экскурсии, и дай Светлане и Саше… — И Гоша отправился к учителю Ильину разбирать с ним старинные бумаги, которые сохранились от Гаврииловых.

Минут через двадцать Гоша прибежал к Сашиному дому снова.

— Не спишь? Пойдём к Ильину. И Свету зови, там всего наслучалось, сейчас узнаете!

Саша сразу побежал за Светой. Света развешивала по комнате этюды, которые нарисовала за эти дни.

— Не смотри! — испугалась она и прикрыла этюды спиной. — Сейчас рано, а потом сама покажу…

— Благодарю за скорый приход, молодые люди, — приветствовал их учитель Ильин, когда они вошли к нему в дом.

Он усадил всех вокруг обеденного стола, покрытого клетчатой скатертью. Посередине лежали старинные тетради с красивыми бархатными переплётами, с металлическими застёжками, а рядом — длинная тонкая палка с красивым серебряным набалдашником.

— Я позвал вас срочно потому, что Георгий поделился со мной вспыхнувшим у вас интересом к личности Елизаветы Антоновны Гаврииловой, а у нас сегодня две чрезвычайные новости, я бы сказал даже — удачи, радости. — Ильин приподнял длинную тонкую палку с набалдашником. — Новость первая — непонятным образом нашлась указка Елизаветы Антоновны. Та самая знаменитая указка, которую подарило к её пятидесятилетию общество народных просветителей и которая таинственно исчезла из учительской четырнадцать лет назад.