Солдат революции. Фридрих Энгельс: Хроника жизни - Воскобойников Валерий Михайлович. Страница 11
Работы здесь было больше, чем у добродушного консула Лейпольда в Бремене.
Жильё он снял поблизости от работы, в тихом и чистом квартале.
Скоро Фридрих познакомился с Мери Бёрнс — тоненькой невысокой ирландской девушкой. Мери была простой работницей — работала по десять часов на фабрике. И её отец и младшая сестра тоже были рабочими.
Но у девушки хватало сил, чтобы после изнурительного труда читать книги. На второй день знакомства она удивила Фридриха, прочитав наизусть стихи Байрона — как раз те, которые он переводил в Бремене.
Это она, Мери, привела его в районы Манчестера, где жили только рабочие. Там, по грязным улицам, роясь в отбросах, бродили бледные, рахитичные дети. В полуразвалившихся жилищах за грязными занавесками жили по нескольку семей в каждой из комнат. Люди — взрослые и дети, больные и здоровые — спали все вместе на полу. Одна кровать иногда сдавалась сразу троим. Идя по улицам, можно было подумать, что сюда собрали инвалидов войны — столько здесь было хромых, с обрубленными пальцами, с культяпками вместо рук. Это были те, кто работал на фабриках с раннего детского возраста, кто, замучившись от ночной работы, не поспел однажды за станком…
— Теперь вы поняли, Фред, чем оплачиваются сытные обеды буржуазии? — спросила Мери.
Мери познакомила его с рабочими, и они оказались людьми, тянущимися к знаниям. Они покупали дешёвые книги, собирались на воскресные лекции. Они знали о жизни, о культуре своей страны лучше, чем клерки в конторе «Эрмен и Энгельс»…
В Германии ещё несколько лет назад ремесленников было гораздо больше, чем рабочих. Каждый имел свой маленький огород, домишко. В семейной мастерской, где работали и дети и родители, — ткали, красили ткани или отбеливали их на соседней лужайке. Таких ремесленников в Бармене было множество, и каждый жил сам по себе.
Промышленность Англии намного опередила Европу. Богатый барменский фабрикант казался в Англии мелким лавочником. Фабрики здесь строились в шесть, восемь этажей. На них работали сотни пролетариев.
Мери рассказывала о забастовках, которые были прошлым летом в Манчестере. На улицы вышли тысячи людей, настоящая пролетарская армия.
— Вы не думайте, что мы умеем только страдать, мы учимся и бороться, — говорила Мери.
Мери посоветовала ему познакомиться с чартистами. Чартисты добивались справедливых законов — народной хартии.
Фридрих специально поехал в другой город, нашёл редакцию чартистской газеты «Северная звезда», познакомился с главным редактором.
Это был молодой светлобородый человек. Его звали Гарни.
Они оказались единомышленниками — оба не верили в то, что можно мирным путём передать народу в Англии власть.
— Коммунизм — это единственно возможный вид разумного государства, — утверждал Энгельс. — Это доказала современная немецкая философия.
— Наши социалисты тоже говорят об этом, — соглашался Гарии. — Только они наивные ребята. Уезжают в Америку, совместно покупают там кусок земли и устраивают свою колонию. Потом, конечно, всё разваливается.
— Надо переустраивать мир в своей стране, — говорил Энгельс.
— Знаете, что мы написали на членских карточках «Лондонской демократической ассоциации»? — спрашивал Гарни. И сам отвечал: — «Тот, кто не имеет меча, пусть продаст свою одежду и купит его».
С этого дня Фридрих стал постоянным корреспондентом газеты английских рабочих.
негромко декламировал Веерт.
— Георг! Да вы хоть сами понимаете, что вы талантливый поэт?!
— Бросьте, Фридрих! Я обыкновенный торговый служащий. Увеличиваю прибыль своих хозяев, а сам остаюсь всегда на мели. Стихи эти я написал ещё в Германии, как раз перед отъездом сюда…
— И неужели не пытались их напечатать?
— А зачем? К славе Фрейлиграта я не стремлюсь. К тому же в Германии зверствует цензура. «Рейнскую газету» закрыли, «Ежегодники» Руге — тоже.
С Веертом Фридрих встретился в поезде. Несколько лет назад Георг служил в Бармене учеником в торговой фирме. Тогда они знали друг друга лишь в лицо. При встрече здесь очень обрадовались.
Веерт жил недалеко от Манчестера и теперь часто бывал у Фридриха.
Они заговорили о книге немецкого подмастерья Вейтлинга — организатора общины немецких эмигрантов-рабочих в Париже. Вейтлинг был беден. Рабочие собрали деньги, чтобы напечатать его книгу «Человечество как оно есть и каким оно должно было бы быть».
— Подмастерье портного опередил в своей книге философов и французских и немецких, — сказал Энгельс.
— Я читаю её уже второй раз и восхищаюсь ею! — подхватил Веерт.
— А знаете, Георг, эта книга хороша, но только для нынешних условий. — Фридрих встал и заходил, волнуясь, по комнате. То, что он собирался сказать сейчас, он открыл для себя недавно. — Здесь, в Англии, есть то, чего нет пока в Европе. Это — рабочий класс. И он выступает как реальная сила в политике. У нас же, в Германии, пока в основном ремесленники. Сам Вейтлинг тоже ремесленник, и книга его написана для таких же, как он. Через несколько лет, когда на континенте сложится рабочий класс, надо будет писать новую книгу.
— Пока мы будем писать книги, рабочие просто возьмут власть и создадут своё государство, — пошутил Веерт.
— Без чёткой научной теории создать государство не так-то просто, — ответил Фридрих серьёзно. — Если даже маленькие колонии социалистов через несколько лет распадаются…
В том же, 1843 году, весной, Энгельс съездил в Лондон.
На окраине города в какой-то лачужке он отыскал «Просветительное общество немецких рабочих». Навстречу поднялся высоченный богатырь, протянул могучую руку, представился.
— Я много слышал о вас, Шаппер. Ведь это вы после неудачного восстания в Париже сидели в тюрьме Консьержерн?
— В тюрьмах я посидел немало, — гигант усмехнулся. — Однако хотя вы пока и не успели познакомиться с тюремщиками, о вас я слышал тоже и ваши статьи читал.
Шаппер познакомил Фридриха со своим другом, часовщиком Иосифом Моллем.
Молль, в плечах такой же широкий, как Шаппер, только пониже ростом, добродушно щурился, разглядывая Фридриха.
На столе у них Фридрих увидел книгу Вейтлинга.
— Когда я прочитал эту книгу, то понял, каким должно быть человечество! — говорил Шаппер. — Да, самый главный враг — это собственность. Француз Прудон правильно написал: «Собственность — это кража». Удастся поделить всё поровну — наступит коммунизм и люди станут братьями.
— Думаю, что если люди поделят всё поровну, то коммунизм от этого не наступит, — возразил Энгельс. — Я считаю, что коммунистические идеи появились как результат всей немецкой философии.
Он стал рассказывать о философах Канте, Гегеле, о современных работах и вскоре почувствовал, что рассказ превратился в лекцию. В дом зашёл сапожник Бауэр, друг Шаппера и Молля, тихо сел и тоже стал слушать.
Наконец Фридрих кончил.
Несколько минут все сидели молча, допивая холодный чай.
— Из всего, что мы услышали, я понял, что вы тоже наш, только идёте к коммунизму от головы и сердца, а мы — от своей бедности. Вы представляете жизнь, в которой нет ни одного несчастного человека?
— Честно говоря, не очень, — смущаясь, ответил Фридрих.
— А я представляю. Ведь все несчастья мира, и болезни, и пьянство — от нашей нищенской жизни, — убеждённо сказал Молль. — Стоит разделить богатства мира поровну — и люди будут равными и счастливыми.
Они предложили Энгельсу вступить в тайную общину немецких рабочих «Союз справедливых», но он не согласился.
— Борьба должна быть открытой, — объяснил свой отказ Фридрих, — без тайных группировок и мелких заговоров.