Золотая сеть - Ярункова Клара. Страница 21
Геня приветствовал Ивонну Валль.
— Будь здорова, Ивон! — сказал он серьезно.
Ивонна вдруг расплакалась и бросилась на шею Халиме.
Наконец шведы, советские, болгары, немцы, арабы сели в свои автобусы. Все высовывались из окон, подзывали своих чешских друзей. Руки снова соединялись. Мы пока вместе! Еще минуточку… То тут-то там раздавалось:
— Напиши!
— Не забудь!
— Приезжай!
«Генерал» с лагерным «штабом» отошел немного назад, чтобы видеть сразу все автобусы.
Вот уже шоферы закрыли пневматические двери и уселись за рули, как вдруг раздался резкий лай и на лужайку с высунутым языком выскочил Палочка. За ним бежал повар в шапке, словно из пены. Бежать повару было трудно. Он прижимал к себе семь белых пакетов. Повар подошел к последнему автобусу и подал пакет Махмуду, Селиму, Али и остальным арабам.
— Кусочек пирога — в случае, если вы забудете где-нибудь еду, — сказал он задыхаясь. — Со сливами…
Шоферы включили моторы. Первый автобус медленно тронулся. Из окон вылетели белые платки.
Гонза Мудрых ударил по струнам гитары. Из аккордов складывалась песня:
В автобусах подхватили знакомую мелодию. Им вторили провожающие. Песня летела вслед автобусам, снова соединяла друзей.
18
Оставшимся в лагере все время кого-то не хватало.
Острее всего ребята почувствовали это, когда пришли ужинать. Столовая была печальная и странно пустая. Ужин прошел в молчании.
Что было бы, если бы все вернулись! Если бы вдруг открылись двери, в столовую вошли опоздавшие арабы и сказали: «Хотя мы уже и летели над Средиземным морем, но раз Пепику так грустно без Селима, мы попросили пилота повернуть самолет и взять курс на «Зеленую долину».
А потом вошли бы высокие шведы! И Пепик сыграл бы им на саксофоне, который они так любят.
За шведами вошли бы немцы. И, конечно, Вило тут же подсел бы к Петру Маковнику и живо откликнулся на приветствия Милана и Гонзы.
Болгары с шумом ворвались бы в столовую, и напрасно бы рассудительная Румяна пыталась их угомонить! Из кармана Атанаса Христова вылез бы уж, и девчата запищали бы!
Вернулись бы советские. Но как бы они вернулись, трудно представить, потому что Саша с Яшей при этом выдумали бы что-нибудь такое, и всем пришлось бы держаться за столы, чтобы не упасть от смеха.
Но… никто не возвращался.
И хотя большая столовая была все так же пустой, все же из нее никому не хотелось уходить, так как в комнатах всех ожидали собранные чемоданы.
Чемоданы видели мир. Они были мудрые. Они могли бы рассказать о том, как чудесно куда-нибудь ехать, но и вернуться домой — хорошо. Они могли бы сказать ребятам, если бы у тех было настроение их слушать, что болгарин из всех стран мира больше всего любит свою Болгарию. Швед — Швецию, а немец — Германию. И что это правильно, что самолет, летящий сейчас над Средиземным морем, не повертывает назад. Так как, хотя арабам и очень понравилось жить в «Зеленой долине», но, оставшись здесь навсегда, они вряд ли были бы счастливы. Они тосковали бы по своей родине.
Домой!
Домой!
Милан выскочил из-за стола. Он был готов сейчас бежать в комнату за чемоданом, но почему-то состроил безразличную мину и сказал:
— Думаю, мы могли бы разойтись. До ужина у нас еще полным-полно работы. Он вышел из главного здания, пронесся через темноту, влетел в третью комнату и вынул из своего чемодана почтовую бумагу.
За целый месяц он не написал домой ни одной строчки!
Забыл маму! Свои обещания!
«Нет! нет! — защищался Милан, — Я только забыл написать! Просто не было времени!»
Чтобы хоть немного успокоить свою совесть, Милан начал писать письмо домой, чтобы завтра на вокзале бросить его в почтовый ящик. Маме при встрече он тогда может сказать: «А вы разве не получили мое письмо?!»
Мама, конечно, умная, плакать не будет. Но вот кто действительно разревется, это Яник. Из-за лодки с мотором! Бедняжка, наверное, мучился целый месяц, ожидая лодку с моторчиком.
Милан огляделся. Несколько ребят тоже наспех сочиняли свои первые письма родителям… Он подошел к Гонзе и шепотом рассказал ему о своем затруднении.
Гонза не увидел в этом непоправимой трагедии.
— Кто из вас человек действия? — спросил он громко. — Давайте построим лодку, чтобы наш Милан не утонул в море братских слез. Как умеет плакать мелюзга — вы знаете сами!
Отправились в сарай за кухней, вытащили строительный материал и принялись за работу.
И до ужина ребята смастерили такую прекрасную лодку, что сами не могли на нее налюбоваться. Правда, мотора у лодки не было. Но зато ее украшали высокая мачта и два треугольных паруса. Паруса были желтые, с красной каймой, прекрасные, как крылья бабочки. Носовой платок на паруса пожертвовал Петр Маковник.
Вскоре лодке дали имя. «Варна» — написал Гонза авторучкой на ее корпусе.
19
Погасли огни в последних жилых домах «Зеленой долины». А ребята еще не спят. Они разговаривают, вспоминают друзей, называют далекие города, улицы. Почти у каждого записано в тетради по нескольку адресов.
Друзья далеко, но и они везут с собой адреса!
Ведь адрес — это как клубок из сказки, из которого тянется золотая нить и указывает правильный путь. Буквы адреса вытянутся в цепочку совсем как золотая сказочная нить и доведут письмо до любой страны, до любого города на земле. От Скандинавии до Балкан. От сибирских гор до Черного моря. Из Москвы до Берлина, из Братиславы до Каира.
Из адресных строчек сплетается огромная золотая сеть дружбы. Поблескивает золотая сеть на солнце, после дождей ловит цветные радуги. Но она может порваться. Поэтому нельзя по ней стрелять. Нельзя через нее бросать бомбы.
Тогда заплакали бы Катка Барошова, и Милан, и Гонза, и Жираф, и Бритта Ганссон. Без слез плакал бы большой Вило. И Селим в далекой Африке. Плакали бы Келсин, Румяна, смелый сибирский паренек Геня Балыкин.
Плакали бы ребята всего мира.
ГЕРОИЧЕСКИЙ ДНЕВНИК
(повесть)
«УРА!»
Это второе и настоящее название, данное для того, чтобы сразу же стало ясно, что в этой книге будет говориться только о героических делах и событиях, в которых участвовали я, Мирослав Фасолинка, ученик VI класса «Б», и мой друг Миша Юран, тоже ученик VI класса «Б».
МЕТЕЛИЦА
Ура! — закричал я, когда проснулся утром и увидел, что за окном метет. Потом я достал из клетки канарейку и посадил ее между оконными рамами, чтобы она тоже видела, что ничего не видно. Она думала, что на окно повешена простыня, и сразу же уснула, потому что на ночь мы завешиваем ее клетку простыней.
Когда мы шли в школу, мы с Мишей поймали одного третьеклашку и с его помощью стали измерять глубину сугробов: только из одного сугроба у него торчали кончики валенок. Самый большой сугроб был возле школьного забора, но мы не измерили его, так как шел учитель, а третьеклашка страшно ревел. Мы начали его отряхивать, и учитель похвалил нас за заботу о младших школьниках. Потом прозвенел звонок, и мы пошли в класс.
Когда мы шли из школы, девчонки явно испугались нас и начали разбегаться кто куда. Но мы выстроились в два ряда, и ни одна из них не убежала. Это была настоящая война.
Снежки так и посвистывали, и девчонки, как подкошенные, падали в сугробы; первоклашки тоже. Миша вынес лопату, которая стояла у школьного сторожа в котельной. Он сказал, что будет стрелять из атомной, пушки. Мишка встал к самому большому сугробу — это чтобы у него было вдоволь боеприпасов. Мимо проходил почтальон, и Миша высыпал на него целую лопату снега. У почтальона даже фуражка, слетела. Мне это как-то не понравилось, и я тут же спрятался за угол. Когда все противники были разбиты, мы начали обстреливать друг друга.