Игрушки - Паттерсон Джеймс. Страница 16

— Это именно то, что можно ожидать от безвредного и неуклюжего чудака, верно? — отозвался отец, кивнув на царившую в затхлом сарайчике неразбериху.

На нескольких столах были беспорядочно рассыпаны детали каких-то электронных устройств. Они выглядели как старый и бесполезный хлам.

— Можно и так сказать, — согласился я.

Как и большинство детей, в детстве меня мало интересовало, чем занимались мои родители.

Изучая в университете человеческую цивилизацию, я много читал о движении так называемых хиппи. Ричард Бротиган, Том Вулф, Кен Кизи, фильм о Вудстоке. Мне не раз приходило в голову, что мои родители, жившие «вне системы», где-то на обочине общества, здорово смахивали на длинноволосых бунтарей, появившихся незадолго до того, как человечество прямым путем устремилось к саморазрушению.

Мои старики даже одевались, как хиппи. Мама носила длинную косу, мешковатые джинсы или платье по самые щиколотки. Отец ходил в потертой кожаной шляпе и выцветшем комбинезоне, с длиннющей бородой в «колониальном» стиле. У них была куча всяких книг, журналов и прочей печатной продукции о той эпохе, что была до Дня 7–4. Я и сам их иногда почитывал.

Взяв в руки электронную плату, я внимательно рассмотрел матричный кристалл. Кажется, это была последняя модель компьютерного процессора.

— Ты всегда смахивал на чокнутого профессора, — заметил я.

— Что ж, в каком-то смысле так оно и есть. Хотя… все-таки это была скорее поза, — улыбнулся он. — Так сказать, шарада. Или, если хочешь, откровенное вранье.

Он открыл дверцу шкафа, заваленного всяким мусором. Его задняя стенка повернулась вокруг своей оси и открыла бетонную лестницу, уходившую глубоко под землю. Ступеньки были старыми и истертыми, но я никогда не видел их раньше. Как, впрочем, и свою сестру.

Я покосился на отца.

— Еще одна вещь, о которой вы боялись мне говорить?

— Не уверен, что это и теперь безопасно, — спокойно возразил он. — Пойдем. Пора тебе кое-что узнать.

— Это противорадиационное убежище, — вставила появившаяся за спиной мать. — В прошлом люди строили такие, чтобы прятаться во время ядерной войны. Одна из причин, почему мы поселились здесь. Удобное место для нашей лаборатории.

— Лаборатории? У вас есть лаборатория? Но зачем вам…

Мать остановила меня, прижав палец к моим губам.

— Сначала взгляни, — посоветовала она. — Потом поговорим.

Просторное подземелье, в которое мы спустились, представляло собой полную противоположность царившему наверху хаосу. Здесь все было идеально чисто и аккуратно, в безупречном порядке и по последнему слову техники.

Я увидел сверкавшие металлом рабочие столы, великолепные наборы инструментов и длинный ряд инкубационных камер. В наполненных жидкостью сосудах пульсировала живая ткань. За открытой дверью находилась полностью оборудованная операционная.

И все это устроили мои родители? Два милых старика домоседа? Два безобидных хиппи?

Мать отвела меня в соседнюю комнату, где стояли несколько удобных кресел, кушетка и старое видеоустройство под названием «телевизор»: я видел такие на картинках, но не подозревал, что они еще существуют.

— Мы хранили их для тебя, Хэйз, надеясь, что ты когда-нибудь все это увидишь, — объяснила мама. — Посмотри эти диски. На них то, что раньше называли «домашними фильмами». И почти везде ты — главный герой.

Глава 40

Я вставил диск, и на экране появилось зернистое изображение, снятое такой же допотопной камерой, как и сам телевизор.

Симпатичный малыш лет четырех вприпрыжку семенил рядом с матерью, ухватив ее за руку. Они шагали по пляжной гальке к озеру, а за их спинами виднелся дом.

Я сразу узнал женщину — совсем молодую, с короткой стрижкой, ослепительно красивую. Это была одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо встречал. Она вполне могла стать кинозвездой.

Мальчуган кое-как поспевал за ней, заливаясь счастливым детским смехом, на какой способны только люди. В таком возрасте дети элитов — предварительно выдержанные в течение двух лет в инкубационных камерах — двигаются и говорят, как десятилетние. К тому же у элитов не бывает пупков, а у этого был, и внушительных размеров.

Я как зачарованный смотрел на экран, где один за другим сменялись мерцающие кадры.

Тот же малыш мирно спал в кроватке, положив под щеку кулачок. Очень мило. И очень трогательно.

И тут до меня дошло, что это вовсе не кроватка. Это был хирургический стол в операционной.

Красивая женщина стояла рядом, но теперь она не улыбалась. Она прижимала ладони к щекам, и по лицу у нее текли слезы. Отец, чисто выбритый и серьезный, обнимал ее за плечи и похлопывал по руке.

Наконец она кивнула, и оба надели светло-голубые маски и халаты.

На экране телевизора появилась следующая сцена. Снова тот же мальчик, только чуть постарше, бежал по лужайке: теперь он был быстрым и сильным, как олень. Камера следила, как мальчуган стремительно преодолевал полосу препятствий, легко перемахивая через перекладины и перелезая через стены.

В такой же спортивной форме — и даже лучше — я был в тот день, когда поступил в первый класс школы для элитов.

Новая сцена: отец и сын сидят в уютной гостиной у камина и играют в четырехмерные шахматы. Мальчик без труда побеждает во всех играх.

Тот же паренек, но уже лет пяти, быстро и равномерно, как машина, плывет по озеру стилем баттерфляй. Потом он одним рывком вылетает на дощатую пристань, и отец подбегает к нему с секундомером. Посмотрев на время, мальчик торжествующе вскидывает руки, а отец бросается его обнимать.

Камера крупным планом взяла сияющее лицо мальчишки — эту улыбку я прекрасно знал.

Потом камера отъехала назад, мужчина подал сыну полотенце, и тот начал вытирать свое мускулистое тело с идеально гладким животом. На нем не было никаких следов пупка.

Экран телевизора погас.

Запись кончилась.

Я сидел на кушетке и ошарашенно молчал.

Это были мои родители. А тот мальчик — конечно, я. Я уже видел его раньше — в детском саду, на праздниках, на днях рождения…

Портрет скунса в юности.

Глава 41

В течение следующего часа родители мягко и сдержанно поведали мне невероятную историю, стоявшую за этим домашним фильмом.

Я избавлю вас — и самого себя — от болезненных подробностей.

Вкратце суть заключалась в том, что мои родители даже не были биотехнологами. Они были известными учеными.

Человеческими учеными.

Оба входили в группу биологов и генетиков, которые первыми разработали технологию превращения людей в элитов — чтобы, как они думали, спасти мир.

Но после Дня 7–4 — что бы там ни произошло — они оставили общество, где все больше доминировали элиты, и укрылись на севере страны. В первые дни везде царил хаос, но благодаря связям им удалось обосноваться в этом отдаленном месте, где местным жителям не было до них никакого дела. Элитам они сказали, что уходят на покой, а сами втайне развернули научную работу. Только на этот раз они работали против элитов и всего, что стояло за их цивилизацией.

Основная идея заключалась в том, чтобы превратить меня в сверхъестественно сильного человека, который не только мог сойти за элита, но во многих отношениях превосходил их по своим возможностям. Они сильно рисковали моими здоровьем и психикой, отправив меня как тайного шпиона в общество элитов и ни словом не намекнув на то, что происходит на самом деле.

— Знаю, тебе понадобится время, чтобы все это осмыслить, — пробормотала мама со слезами на глазах. — Не думай, что нам легко далось это решение, Хэйз. Но мы знали, что ты справишься. И так тобой гордились!

Она быстро поцеловала меня в щеку и вышла из комнаты вместе с отцом, который тоже изо всех сил сдерживал слезы.

Но прежде чем уйти, отец протянул мне из коробки еще один диск под названием «День 7–4».

Мне сразу стало ясно, что на нем вряд ли будет что-нибудь хорошее.