История Англии для юных - Диккенс Чарльз. Страница 61
В это самое время в Германии, в Виттенберге, прозвучал голос великого вдохновителя тех огромных перемен, которые ожидали Англию, перемены эти назывались Реформацией, и благодаря им люди перестали быть рабами священников. А голос этот принадлежал ученому, доктору Мартину Лютеру — он знал о священниках все, потому что сам был не просто священником, а монахом. Проповеди и сочинения Уиклифа заставили людей о многом задуматься, и Лютер, узнав в один прекрасный день, к своему большому удивлению, о такой книге, как Новый Завет, которую священники запрещали читать, ибо она содержала неугодные им истины, пошел против всего духовного сословия, начиная с самого папы. Случилось так, что когда Лютер только приступил к своему титаническому труду по пробуждению нации, один бесстыжий субъект по имени Тетцель, монах с весьма подмоченной репутацией, явился в те места и стал продавать индульгенции целыми пачками, чтобы собрать деньги на украшение громаднейшего собора Святого Петра в Риме. Считалось, что всякий, кто купит себе папскую индульгенцию, избежит наказания за грехи на Небесах. Лютер объяснял людям, что эти индульгенции — обычные клочки бумаги, ничего не значащие Господа, а Тетцель и его хозяева — кучка жуликов, готовых облапошить всех подряд.
Короля и кардинала донельзя возмутила дерзость Лютера, и король (с помощью сэра Томаса Мора, мудреца, которому он впоследствии отрубил в благодарность голову) даже посвятил спору с ним целый труд и так угодил папе, что тот пожаловал ему звание Защитника Веры. Король и кардинал обращались к людям с пылкими воззваниями, предостерегавшими от чтения Лютеровых книг под страхом отлучения от церкви. Но книги все равно читали, и земля полнилась слухами про то, что было в них написано.
Пока происходили все эти невиданные перемены, король успел себя показать. Анна Болейн, очаровательная девушка, та, что уезжала в свое время с его сестрой во Францию, превратилась теперь в настоящую красавицу и занимала должность одной из фрейлин королевы Екатерины. А королева Екатерина, признаться, успела утратить и красоту и молодость, да и нрав, судя по всему, был у нее неласковый. Будучи довольно нелюдимой от природы, она совсем ушла в себя, потеряв четырех из своих детей, умерших в младенчестве. Короче говоря, король влюбился в прелестную Анну Болейн и спросил себя: «Как бы мне половчее избавиться от опостылевшей супруги и жениться на Анне?»
Вы помните, что королева Екатерина была сперва женой Генрихова брата. Так вот, пораскинув мозгами, король не придумал ничего лучше, чем призвать к себе любимых своих священников и посетовать на то, что, видите ли, разум его в смятении и душа не на месте, оттого что женился он на королеве не по закону! Ни у одного из этих священников не хватило мужества хоть полюбопытствовать, отчего король не подумал об этом прежде, долгие годы мыслил вполне трезво и нисколечко не похудел, терзаясь тревогой. Напротив, все, как один, заахали и согласились, что положение серьезное, и наилучшим выходом его величества был бы развод! Король ответил, что он согласен, так и впрямь будет лучше, и вместе они дружно взялись за дело.
Если бы я стал перечислять все интриги и заговоры и рассказывать про все те усилия, которые были приложены, чтобы развести Генриха с женой, то «История Англии» показалась бы вам самой скучной в мире книгой. Поэтому скажу только, что после бесконечных переговоров и великого торга папа дал поручение кардиналам Уолси и Кампеджио (последнего он прислал специально этого из Италии) уладить дело с разводом в Англии. Как мне кажется, есть все основания полагать, что Уолси был врагом королевы, потому что она тоже порицала его за тщеславие и расточительность. Но сперва даже он не знал, что король хочет жениться на Анне Болейн, а узнав, ползал перед ним на коленях, умоляя отказаться от затеи.
Кардиналы открыли судебное заседание в монастыре доминиканцев Блэкфраэрз, который находился примерно там, где теперь в Лондоне мост с тем же названием, а король и королева, чтобы быть поблизости, переехали во дворец Брайдуэлл, — ныне его заменил никуда не годный исправительный дом. Когда суд начался, и короля с королевой вызвали, несчастная оболганная королева, державшаяся твердо, с достоинством и вместе с тем с истинной женственностью, которая всегда вызывает восхищение, пав ниц перед королем, сказала, что приехала в его владения чужестранкой, но двадцать лет была ему хорошей и верной женой и потому не признает за кардиналами права решать, по закону ли стала она его избранницей и может ли оставаться ею впредь. А потом, поднявшись, королева покинула суд и больше ни разу сюда не приходила.
Король сделал вид, что глубоко огорчен, и, волнуясь, сказал, что милорды и джентльмены сами видят, какая королева замечательная женщина, и он, король, был бы счастлив прожить с ней до самой смерти, если бы не замучили его чудовищные сомнения, измотавшие его до предела! Итак, судебный процесс пошел своим ходом, и болтовня не стихала два месяца. Потом кардинал Кампеджио, которому папа поручил оттянуть решение, продлил его еще надва месяца, а когда и это время подошло к концу сам папа, отложив суд на неопределенный срок, потребовал, чтоб король и королева прибыли в Рим и он продолжился там. И тут королю повезло: несколько преданных ему людей доложили ему, что случайно встретились за ужином с неким Томасом Кранмером, ученым богословом из Кембриджа, и тот берется убедить папу в незаконности брака, призвав на помощь докторов богословия и епископов со всего света. Король, сгоравший от нетерпения в ожидании свадьбы с Анной Болейн, немедленно послал за Кранмером, а лорду Рошфору, отцу Анны, приказал: «Отвези этого ученого доктора в свой замок и предоставь ему там кабинет и все книги, необходимые, чтобы доказать, что я могу жениться на твоей дочери». Лорд Рошфор был совсем не против, устроил ученого доктора со всеми удобствами, и ученый доктор погрузился в работу. Между тем, король и Анна Болейн почти ежедневно обменивались письмами, и оба они признавались, что ждут не дождутся окончания суда. И мне кажется, Анна Болейн вполне заслужила своим поведением ту участь, что была ей уготована.
Кардинал Уолси навредил себе, позволив Кранмеру оказать помощь королю. Еще больше он навредил себе, отговаривая короля жениться на Анне Болейн. Слуга, подобный ему, почти наверняка попал бы в немилость к хозяину, подобному Генриху, но опала Уолси стала неожиданной и жестокой, благодаря застарелой, но вспыхнувшей с новой силой, ненависти сторонников королевы. Однажды, когда кардинал вошел в Канцлерский суд, — а он был тогда его председателем, встретившие его там герцоги Норфолк и Суффолк посоветовали ему оставить должность и удалиться без лишнего шума в свой дом в Эшере, в Суррее. Но кардинал заартачился, и они, отправившись к королю, назавтра принесли письмо, прочитав которое, Уолси был вынужден сдаться. была составлена опись всех сокровищ кардинальского дворца на Йорк-Плейс (теперь на этом месте Уайтхолл), и он, глубоко опечаленный, поплыл на своей барке вверх по Темзе в Патни. Кардинал, несмотря на свое величие, был ничтожеством: нагнав его на пути к дворцу в Эшере, один из королевских камергеров вручил ему любезное письмо от хозяина и его перстень, после чего Уолси, спешившись с мула, снял шляпу и грохнулся на колени прямо в грязь. Бедняга которого кардинал в дни своего могущества держал при своем дворе, повел себя куда достойнее. Когда Уолси сказал камергеру, что у него нет при себе другого подарка короля, кроме этого замечательного дурака, шестеро крепких йоменов еле оттащили от него верного шута.
Вскоре, некогда могущественный, а ныне опальный кардинал, принялся засыпать своего бессердечного господина униженными письмами, а тот, в зависимости от настроения, то обдавал его в ответ презрением, то обнадеживал и, в конце концов, приказал ему удалиться в йоркскую епархию. Уолси жаловался на бедность, но я не понимаю, почему: он взял с собой сто шестьдесят слуг и семьдесят две подводы, груженные пожитками, вином и съестными припасами. Большую часть года он проводил теперь в тех краях, а невзгоды изменили его к лучшему, и, став кротким и миролюбивым, он подкупил многие сердца. Надо сказать, что и будучи в силе, он сделал немало полезного для науки и образования. Кончилось дело тем, что кардинал был взят под стражу как государственный изменник Ему было велено явиться в Лондон, но добрался он только до Лестера. В Лестерское аббатство Уолси приехал затемно и чувствовал себя совсем разбитым. Он сказал монахам, встретившим его у ворот с горящими факелами, что спешил сюда, чтобы они предам его прах земле. Так оно и случилось: больного уложили в постель, с которой он уже и не поднялся. Последние слова его были: «Если бы служил я Господу с тем же усердием, что и королю, он бы не отринул меня в старости. Но я вознагражден за старания мои и служение не Богом, а государем». Весть о смерти кардинала быстро дошла до короля, развлекавшегося стрельбой из лука в саду чудеснейшего дворца Хэмптон-Корт, подаренного ему все тем же Уолси. Утрата столь преданного, но обесчещенного им слуги задела в королевской душе одну-единственную струну, — Генриху захотелось завладеть теми пятнадцатью сотнями фунтов, которые, как говорили, кардинал где-то спрятал.