Как же быть? - Кулешов Александр Петрович. Страница 45

Кругом трассы были разбросаны летние выездные рестораны и бары, кое-где возле сувенирных киосков шла бойкая торговля козырьками и брелоками с эмблемами участвующих в гонке фирм, зажигалками, открытками, всякой мелочью.

На изящно оформленных пьедесталах, сверкая лаком и хромом, застыли автомобили, выставленные здесь многими фирмами и неизменно окружённые любопытными.

Там, где толпа зрителей была особенно густой, возвышались две гигантские рекламные шины «маккензи», вызывавшие своими размерами всеобщее восхищение и изумление. Большие таблицы у подножия шин рассказывали на трёх языках об их несравненных достоинствах.

Зрители были разные.

Деловые люди, пришедшие сюда посмотреть, как будут вести себя соревнующиеся машины (а также гонщики), поговорить со специалистами — словом, поинтересоваться коммерческой и технической сторонами гонок.

Снобы. Те, элегантные и равнодушные, прибыли сюда показать себя, своих жён, детей, любовниц, костюмы, шляпы, как когда-то на скачках. Они прогуливались взад-вперёд, делая вид, что увлечены разговорами, деланно и громко смеясь, но при этом зорко наблюдая, смотрят ли на них.

Истинные любители. Вооружённые биноклями, складными стульями, козырьками, транзисторными приёмниками и бумажными пакетами с продовольствием, они пришли загодя и постарались занять наиболее выгодные позиции.

Были ещё туристы, которые ничего не понимали, по которым сказали, что Сто первый не менее знаменит своими автогонками, чем игорными домами, и что «побывать в Сто первом и не увидеть гонок — это то же самое, что быть в Мадриде и не присутствовать на корриде!».

Большими разноязычными группами они бродили по холмам, стараясь не слишком отдаляться от своих гигантских кремовых автобусов, напоминавших в этом краю выброшенные на зелёные мели океанские лайнеры.

И были ещё такие, как Лори с Кенни, приехавшие весело провести день друг с другом. Выпить пива, съесть огромное количество бутербродов, потолкаться в толпе, себя показать и людей посмотреть, а главное, увидеть автогонки.

У Лори была ещё одна тайная мысль.

Он хотел в понедельник, завтракая, как всегда, с Марком и Робертом, небрежно бросить: «Да, я ведь был на гонках. Здорово! Молодец этот Лоутон. Старый-старый, а всех обштопал! Правда, у него машина дай бог — «талбот-супер» и шины «маккензи»!» Интересно, что они ему скажут, эти «правдолюбцы», со всеми своими заговорами и интригами, которые они видят за каждым кустом! И уж совсем было бы здорово, чтобы там оказался Шор. Можно себе представить, какие письма он получит на следующий день после гонок!

Правда, вряд ли Лоутон займёт первое место, надо на вещи смотреть трезво. Но если он даже войдёт в первую десятку, то и это будет неплохо.

Лори и Кенни прибыли за полтора часа до начала. Они хотели окунуться в эту атмосферу, хоть немного почувствовать предстартовую лихорадку.

В нескольких местах вдоль трассы над толпой возвышались трёхногие башни, напоминавшие марсиан из романа Уэллса. Там стояли телекамеры и развевались синие флаги с красными буквами — «Запад-III».

Лори подходил к башням, приветствовал своих бывших сослуживцев, обменивался с ними прогнозами гонок, шутил.

Долго стояли с Кенни у старта. Здесь шла лихорадочная суета. Как всегда бывает, многих дней подготовки не хватило, и в последний момент возникали всё новые проблемы.

На бетонной трибуне уже собирались судьи, администраторы, представители фирм, журналисты, почётные гости.

Внизу врачи разворачивали целый полевой госпиталь. Механики, тренеры, гонщики в белых и серых халатах, в красных, жёлтых полосатых робах, в чёрных и белых гоночных костюмах суетились возле машин, окружали заправочный пункт, то и дело метались между трибуной и местом старта.

Машины, напоминавшие огромных разноцветных жуков с четырьмя широко расставленными лапами, застыли в грозной неподвижности.

Лишь порой над холмами возносился неистовый грохот опробуемого мотора и через минуту затихал, а голубой дымок рассеивался в воздухе.

Зрители всё прибывали. Они уже довольно плотной стеной стояли у трибуны. Хотя были места вдоль трассы, с которых было куда лучше видно, но какая-то традиция заставляла многих тесниться поближе и финишу.

Тем временем погода совсем разошлась.

Солнце, разделавшись с тучами и разогнав их, хозяйским оком оглядело распростёртую под ним землю и, сообразив, что центром мироздания является сейчас это высохшее озеро, направило сюда всю силу своих лучей.

Ещё недавно тёмная от дождя поверхность трассы посветлела, побелел бетон защитной стенки, заиграли всеми оттенками зелёного цвета холмы.

Словно рассыпанные карамельки, блестели лакированными крышами бессчётные стада автомобилей.

Толпа, сбросив тёмные плащи, головные накидки, шляпы, запестрела яркими платьями, куртками, кофточками. Всё стало привычным, весёлым, радостным.

И только гоночные машины и окружавшие их люди казались какими-то будничными, чужими на этом празднике.

Они пришли сюда не развлекаться, не отдыхать, а работать. Уж кто-кто, а они-то, все эти тренеры, механики, гонщики, помощники, хорошо знали, какая это работа!

Им было не до солнца, не до голубых бездонных небес там, далеко вверху. Они стояли на земле, у них были земные дела — тяжёлые, трудные и опасные.

Нет, им некогда отвлекаться.

Да и толпа их мало интересовала. Много ли зрителей или мало, они получат столько денег, сколько даст им занятое место. Вот занять место получше — это и было главным. А под дождём, под солнцем, при ветре или песчаной буре, в присутствии тысяч или десятков человек — неважно.

Из репродукторов, торчавших на длинных шестах вдоль трассы, раздался густой звук гонга — пять минут до начала.

Народ хлынул к бетонной стенке. Завозились операторы на своих марсианских вышках, на трибуне суета усилилась. Комиссар гонок с клетчатым флажком в руке поднялся на башенку.

Гонщики пристёгивали шлемы, занимали места в машинах, что-то нажимали, дёргали, проверяли, обменивались последними словами с тренерами, стоявшими в нескольких метрах позади выстроившихся машин.

Было что-то грозное и устрашающее в этой неподвижной молчаливой толпе гигантских стальных жуков, которые через минуту огласят воздух диким рёвом своих могучих двигателей и помчатся со скоростью снарядов по уходящей вдаль бурой дороге.

Но пока над зелёными холмами, над ровной поверхностью озера, над застывшими в напряжении людьми нависла густая, тяжёлая тишина.

Из репродуктора долетало нараставшее щёлканье. Затем раздался хриплый голос: «Пять… четыре… три… два…» Прозвучал колокол.

Казалось, над озером взорвалась атомная бомба. Неистовый грохот потряс всё вокруг. Голубые пары на мгновение заволокли разноцветное стадо автомобилей, а затем из этой грохочущей, туманной, колышущейся массы стали, словно цветные молнии, вылетать машины.

Промелькнув в мгновение ока мимо трибуны, они уменьшались с головокружительной быстротой и через несколько секунд превращались в крошечную точку где-то в десятках километров, на другом конце озера.

Холмы скрывали машины; потом изгибы трассы снова выносили их на глаза зрителей, и опять их проглатывали зелёные склоны.

Пройти нужно было тысячу пятьсот километров — пятнадцать стокилометровых кругов. Сначала все тридцать машин — чёрных, красных, жёлтых, голубых, с огромными номерами на боках — шли довольно плотной массой.

Потом начали растягиваться.

Потом начали выбывать.

Вот заглох двигатель у номера восемнадцатого, и гонщик, отчаянно ругаясь, крутился около машины. Вот вылетела с трассы и, дважды перевернувшись, застыла на боку номер двадцать четыре. Водитель, успевший выскочить, пока машина ещё летела в воздухе, сел рядом, потирая ушибленное плечо, и терпеливо дожидался помощи.

Умчалась на другой конец озера, завывая сиреной, «скорая помощь»; поехала к заглохшей машине походная мастерская…

Первый период напряжения прошёл. Люди отходили от бетонной стенки, садились на траву завтракать, пили пиво. Слышались крики, смех.