Как же быть? - Кулешов Александр Петрович. Страница 66

Вот так.

Остаётся последнее. Ты скажешь. «Ну ладно, этот старый пьяница Руго вдруг (наверное, в припадке белой горячки) решил под конец жизни стать порядочным. Вместо того чтобы заработать миллион, хочет изобличить жулика. Так и отправлял бы свою папку в налоговое ведомство, в столицу, с помощью тех же «Угождаем всем», А он зачем-то присылает её мне. Зачем?»

Отвечу, парень. Отвечу.

Мне что-то очень эта папка понравилась. Ты рассмотри её получше. Какая кожа хорошая! А! И отделений много. Я подумал: может: она волшебная? Может, у кого в руках побывает, того порядочным человеком делает? А? Вот Ритон — уж честней не сыщешь. Я тоже подержал её, и видишь, каким стал: от миллиона отказался, А заодно и от жизни, наверное (хотя моя и мало чего стоит)…

Теперь вот тебе переслал. Если ты уже отравленный, если ты такой, как они, если ты правда у Леви в этих… тогда послушай меня — сожги всё. Сейчас же сожги! Не неси ему (он всё равно тебя уберёт: подумает, что ты всё знаешь) — сожги! ну, а если в тебе ещё не всё вытравили, если ты уже узнал, что такое правда, совесть, честность, — уже узнал, но ещё не выкинул их на помойку, чтоб не мешали по жизни идти, — тогда ты отправишь эти документы в столицу. А ещё лучше — отнесёшь их в «Правдивые вести». Там настоящие люди, парень. Я подумал: может, ты у них кое-чему научился. Может, кое-что понял. Тебе ведь двадцати нет. Ты с такими, как Леви, совсем недавно столкнулся. Неужели успели уже у тебя и душу вынуть, и сердце? Или ты ещё под наркозом, усыпили тебя? К операции готовятся. Смотри, сам не заметишь, как без сердца останешься. Такие, как Леви, опытные доктора, и скальпели у них острые. Смотри…

Вот и всё.

Вопросик я обещал тебе задать как-то. Не помнишь?

Ответа я, конечно, не узнаю, а вопрос свой всё-таки задам. Так ты скажи: окажется та папка волшебной или нет? Как ты поступишь, когда прочтёшь моё письмо?

Как?..

Сумерки уже давно заполнили комнату.

С улицы через открытое окно доносились вечерние запахи, вечерние шумы. На столе белели листы, тетради, счётные книги. На полу валялось письмо, которое Лори выронил из рук…

Он сидел на стуле, устремив в темноту пустой взгляд. Но если б даже перед ним был самый яркий экран «Плазы», самая оживлённая передача «Запада-III», синее море или белоснежные вершины, зелёные пальмы или жёлтые пески пустыни, Лори ничего бы этого всё равно не увидел.

Он видел сейчас совсем другие картины.

Он видел Рибара с его детски обиженным ртом и суровым взглядом, его мать, перекладывавшую бусинки из полной коробки в почти пустую, и две увитые трауром фотографии на её столе.

Он видел Шора, взъерошенного, озабоченного, в его старой дешёвой машине; Роберта, размахивающего руками, и молчаливого Марка; Капа, того самого, что предпочёл отказаться от ста тысяч, нежели предать товарищей; Латерна, с весёлыми, умными глазами, который, наверное, мог бы зарабатывать большие деньги где-нибудь в «Западе-III» и который ежедневно рисковал тем немногим, что у него было, но оставался в «Правдивых вестях»…

Лори вспомнил перевёрнутую вверх ногами комнату и неподвижный труп Ритона, и огромного полицейского лейтенанта, который кричал о взятках и других тёмных делах умершего; и однорукого Хога, его безучастный взгляд, его последнюю медную монетку, валявшуюся на полу…

Потом он видел господина Леви, похлопывавшего его по плечу: «Хороших работников я никогда не забываю… премия от тебя не уйдёт…» Да у него и так уже приличная сумма в банке и готовое тёплое местечко. Но сразу же перед ним возникал Лукач со своей неизменной доброй улыбкой. Лукач, который останется теперь на улице, потому что его место займёт Лори.

А должен был бы занять место за решёткой. И он вспоминал Попеску, его сильные руки и полосатую куртку смертника, и Гелиора, вынимавшего виски из холодильника, властным жестом отсылавшего надзирателя…

Калейдоскоп людей, событий, встреч мелькал перед его мысленным взором.

Затем он подумал о Кенни.

Кенни! Их последний разговор. Ведь совсем немного, и они будут вместе Он и она? самая красивая, самая умная, самая благородная девушки на свете.

И самая честная. Честная… Покриви он хоть немного душой? и всё будет кончено.

Кенни никогда не будет с ним, если она узнает…

О, он хорошо изучил её глаза, весёлые и лукавые, радостные и влюблённые, нежные и озорные. И беспощадные, неумолимые, какими он их ещё не видел, но увидит, если она узнает. Он хорошо представлял себе их.

Так почему же всё так? Почему?

Почему он не может просто жениться на девушке, которую любит, иметь машину и деньги, заработанные честным трудом, работу, которую заслужил способностями и усердием?

Почему за всё надо платить предательством и обманом, отдавать душу и сердце, кого-то бояться, перед кем-то унижаться, а кого-то обрекать на гибель?

Вот лежат документы. Эти пачки листков уже стоили двух жизней. Да? наверное? не двух, а больше. Разве не его долг немедленно отнести их в «Правдивые вести»? Через день-два состоится передача, после которой в тюрьму безвинно попадут честные, благородные люди, которых он уважает и — зачем бояться слов? — которых любит, а другие будут мыкаться в поисках куска хлеба. Его товарищи, его друзья, те, кто доверяют ему. Разве он не должен сейчас же бежать, всё рассказать Латерну, предупредить их, спасти?

Но если он сделает это, то уже никогда не будет иметь машины, домика, счета в банке — всего того, ради чего стоит жить.

Или стоит жить и ради другого?

Сможет ли он быть счастлив с Кенни в своём домике, зная какой ценой приобрёл его?

И потом, если он откроет всю правду, Леви не пощадит его — он всем расскажет о деньгах, которые Лори получал, может быть, потребует их обратно.

Ну и что? Руго же отказался от миллиона.

Леви, быть может, упрячет его в тюрьму. Ну и что? Рибар же пошёл туда, а не отрёкся от того, что считал правильным.

Когда там, в «Правдивых вестях», все узнают, они, наверное, будут презирать его.

Ну и что? Ведь Кап полжизни боролся за чистоту своего имени перед товарищами и добился справедливости.

А Кенни?

Кенни поймёт. Она не может не понять. Вот если она двадцать лет проживёт с ним счастливой женой, а потом узнает, каков он в действительности, чем добыто их счастье, она уйдёт от него, не колеблясь ни секунды. Но если она всё узнает сейчас, увидит, чем он пожертвовал, от чего отказался ради того, чтобы снова стать честным, достойным её, она поймёт. Поймёт и простит.

Так как же он должен поступить?

Как он ответит на посмертный вопрос Руго?

Кто подскажет ответ? Может быть, его подскажет бог? Вот Арк всегда ищет ответа у бога. Но честный Шор не ходит в церковь, а подлец Леви каждое воскресенье на обедне. Нет, бог не подсказчик людям в их земных делах.

Или совет может дать старый, опытный человек? Но как знать, кто будет прав?

Наверное, Руго дал бы один совет, а Кап — другой, а Лукач — третий.

Быть может, верный путь укажет любимая? Но разве может он прийти к ней за советом в таком деле? Прийти и спросить, «Оставаться мне подлецом или стать честным?» Нет, к любимой приходят с чистой совестью.

Ответ ему никто не подскажет. Никто. Только его совесть, его сердце. Лишь сам он может дать ответ.

Как всё сложно. Почему так сложно? Почему нельзя скользить по жизни спокойно и легко? Почему надо всё время бороться? С препятствиями, с врагами, с трудностями, а главное — и это самое сложное — с собой?

Лори вдруг вспомнил загородное кафе, старинную белую дорогу, аромат степных трав, изумрудную зелень холмов. Вот они бредут с Кенни, сняв туфли, погружая ноги в мягкую белую пыль…

Дорога раздваивается. Одна её ветка уходит вверх на холм, она камениста, и идти по ней тяжело. Другая спускается в лощину, по ней ноги сами несут.

Они постояли с Кенни, так и не решив тогда, куда идти дальше, В конце концов повернули назад. На дороге это можно сделать.