Путь самурая, или Человек-волна - Дорофеев Александр. Страница 11

Она не сразу поняла, где очутилась. Это было не земное и не космическое время. Это была Чистая земля, созданная светом! Такая прекрасная, такая чудесная, что и рассказать о ней невозможно.

Старшина Кэйки Сияма сделал в воздухе «пируэт ласточки». Они прекратили падать, и онемевшая от увиденного душа вернулась в тело Сяку Кэна.

– Ты готов продолжать свой путь, человек?волна!? – прокричал ему на ухо старый тенгу. – Тогда оставлю тебя у подножия гор Ёсино! Ты тяжёлый, а я уже дряхлый.

Он опустился неподалёку от того места, где Сяку Кэн с Ганешей начинали восхождение.

Сколько прошло с той поры? Неделя, месяц или год?

Да это и не важно. Главное, всё изменилось. Сяку Кэн теперь точно знал, что папе и маме хорошо в Чистой земле, и что скоро он их увидит, если спокойно пойдёт своей дорогой. А ничего иного ему и не хотелось. Для человека?волны самое важное – путь.

Отдышавшись на пеньке, старшина сказал:

– Тенгу всегда к твоим услугам – в этой жизни или в следующей! И не забывай, умоляю, человек – это благожелательность и сострадание!

Он поднял оба крыла, став неожиданно похожим на пожилого дворника с мётлами на плечах и сизым носом в крапинку.

Совсем уже собрался улетать, но задержался:

– О Ганеше не беспокойся. Он разыскивает в космическом времени свою прежнюю голову. Ну, хотя бы взглянуть! А, возможно, удастся вернуть на место. Слоновья ему порядком надоела. Я?то знаю, какое желание было написано на деревянной дощечке, которую сжёг Ганеша.

Старшина тенгу улыбнулся, вспорхнул с пенька, и через миг уже казался малой пташкой в небе.

Встреча духов

Сяку Кэн надумал навестить родную деревню. То есть он вовсе и не размышлял, куда теперь направиться. Это было ясно и очевидно, как то, что говорил старый тенгу.

Путь преграждала река Великого Змея, которая, правда, у подножия гор Ёсино вела себя довольно спокойно. Пройдя вниз по течению, он обнаружил в кустах плот и вырезал из крепкого сука криптомерии весло длинною с боевой меч. Он не столько грёб, сколько отталкивался от дна.

Сяку Кэн прилёг на тёплые брёвна плота и, глядя на речные струи, задремал.

– О, кажется, это дух реки! – разбудил его голос. – Да нет, сразу видно – человек?волна! Не я ли предсказывал тебе будущее?

На берегу стоял отшельник в соломенной шляпе и белой одежде, с большой раковиной на груди. Тот самый ямабуси по имени Энно, рассказавший когда?то о прежней жизни Сяку Кэна. Кривым посохом он пытался подтянуть плот, приговаривая:

– Теперь, посетив племя тенгу, ты стал велик, как двенадцать небесных генералов, что охраняют Будду! Ты Рюноскэ?дракон, и душа твоя покойна, словно равнинная река. Однако, что будет, то будет! И крутые пороги, и водопады, и волны впереди.

Сяку Кэн помог вытащить плот на берег и, прихватив весло, пошёл следом за ямабуси.

Вот уже показались красные пагоды буддийского монастыря, и слышно пение соловьиного водопада. В бамбуковой роще, как прежде, отдыхают олени. А на берегу пруда рыбаки заводят невод.

– Сейчас они выловят говорящего карпа, – сказал ямабуси. – Того, который каждый раз желал тебе счастливого пути! На его чешуе уже нет места для иероглифов. Всё там записано – от древних времён до наших дней, включая и твою историю. Труд его закончен, и карп решил расстаться с жизнью, как наш мудрейший император Сёму, попавший в сети заговора.

Они миновали пруд и направились куда?то в сторону от деревни, к ближайшим зелёным холмам.

Ещё издали Сяку Кэн приметил одинокое камфорное дерево, а под ним большой чёрный камень, огороженный соломенной верёвкой. Обычно в такие места приходят общаться с духами умерших, которых называют – Ками.

– Дальше ступай один, – кивнул Энно, не глядя в глаза, – Там найдёшь, с кем поговорить.

Сяку Кэн с малых лет не боялся духов, а уж теперь готов был на встречу с любым Ками, хоть с самим императором Сёму, скончавшимся лет восемьсот назад. Может, явится в виде знакомого карпа?

Опираясь на весло, как на посох, он шёл и напевал знакомую с детства песню: «Среди гор Ёсино зелёный плющ растёт. Для влюблённых служит ложем он. Если нам с тобой на нём не спать, я не в силах буду больше жить!»

Так пел его отец для его матери.

И вдруг он увидел, как чёрный камень меняет очертания. От него откололась часть, напоминавшая человека. Действительно, это был некто чёрный и косматый, будто выросший прямо из камня.

– Эй, Ками! – крикнул Сяку Кэн. – Чей ты дух?! Отзовись!

– Сам ты Ками! – услыхал в ответ. – Я?то знаю, чей ты дух! Песня надоумила. Мы учились с тобой в монастырской школе! Ты дух моего приятеля Сяку. Как живётся в Чистой земле?

Сяку Кэн уже догадался, с кем говорит, и загудел в нос, точно слоноголовый Ганеша:

– Я посланец преисп?о?о?одней! Бесы давно разложили костёр и кипятят смолу в котле, поджидая тебя, Ушив?а?а?а?аки! Собирайся, грешник по кличке Ноздря!

Как ветром сдуло того с камня. Причитая, вскрикивая – Изыди! – и спотыкаясь, бросился он прочь, думая укрыться под низко склонёнными ветвями плакучих ив. В прежние времена ему наверняка бы удалось ускользнуть. Однако Сяку Кэн набрался ловкости у тенгу.

Как ни петлял Ноздря, подобно зайцу, а был схвачен и повален на землю.

Долго они разглядывали друг друга.

В чёрном одеянии монаха?странника, бородатый и лохматый, Ноздря здорово напоминал пришельца из иных потаённых миров. Ноздри ещё более укрупнились. И наружность в целом жутковатая, как у спятившего медведя, если такие встречаются. Да и Сяку Кэн, человек?волна, немногим отличался. А красные драконы на его куртке таращились, как исчадия ада.

Наконец, посмотрев глаза в глаза, они признали, что пока не духи, а вполне живые люди.

Это подтвердил и подоспевший ямабуси Энно. Наверное, он ожидал подобную встречу и был доволен, словно только что посетил театр.

Втроём они шли, неизвестно куда, болтали, неизвестно о чём, и Сяку Кэн так радовался непонятно чему, точно превратился из неприкаянного духа в бойкого молодого человека, которому решительно всё интересно и любопытно.

Ноздря много о чём рассказывал. Как избил до полусмерти длинноусого самурая, напоминавшего гигантского налима. Как бежал в горы и стал монахом. Как путешествовал в Корею и Китай, чтобы набраться ума?разума. Как долго не было тогда попутного ветра, и путь в один конец занял полгода. А у китайских берегов их судно потрепали тайфуны и пираты. Впрочем, чего с него взять, – только серебряную тушечницу и кисти для письма! Он спрятал их в обе ноздри! Да, таких как он, книжников, самураи называют подгнившими плодами или горькими пьяницами, от которых разит тушью.

– Однако, весь мир, – увлёкся Ноздря, – лишь порождение нашего разума! Подлинно на самом деле Единое Сознание Вселенной. Оно приводит человека к просветлению, когда он способен слиться со всем и раствориться во всём…

– Верно, недавно ты слился с камнем, – согласился Сяку Кэн. – А потом хотел раствориться в плакучих ивах.

– Всему своё время, – закашлялся ямабуси. – Братец Ушиваки должен поднести в дар монастырю десять тысяч изображений Будды! Вот после этого и растворится, где захочет. Кстати, слыхал я, что для китайцев все наши – люди «ва». Что бы это означало?

Все трое задумались, обидное ли это прозвище или, напротив, почётное. «Ва» – звучит вроде бы неплохо! Хотя немного коротковато. Хотелось бы длиннее на пол?сяку.

– Ва?а?а?а, наша лачуга! – воскликнул ямабуси, – А когда?то здесь хранились сокровища императрицы Комё, которые она жертвовала храму Большого Будды за упокой души её супруга – императора Сёму.

Среди деревьев стоял бревенчатый домик, поднятый на трёхметровых столбах. Ни лестницы, ни двери.

То ли гигантский улей, то ли огромный скворечник. Словом, подходящая обитель для крылатых тенгу.

Сяку Кэн, заткнув весло за пояс, вскарабкался по столбу. Интересно увидеть место, где лежали некогда сокровища императрицы, а теперь живут бродяги. Он еле протиснулся в узкий лаз.