Алики-малики - Полетаев Самуил Ефимович. Страница 18

— Эй! — кричат ему. — Что, отец не может купить тебе штаны? У него же денег куры не клюют!

— Кайрат, посмотри на свои сапоги — что, их телята жевали? Похудеет отец, если купит тебе новые сапоги? На тот свет запасает деньги, что ли?

И в самом деле, штаны на Кайрате могли быть получше, а сапоги покрепче. Отец был колхозным скотником, но заодно подрабатывал тем, что молился за других. Когда появлялись на свет дети или умирали старики, вспоминали Сагындыка Дудаева. Люди не забывали звать его также и на праздники и платили деньги, словно артисту за концерты.

Чабаны говорили, что таких жалких скупцов, как старые Дудаевы, свет ещё не видел. Но Кайрат даже и в мыслях не позволял себе ругать родителей. Разве плохие мысли детей о своих родителях не осуждались Кораном? Конечно, в Коран мало кто уже верил, но Кайрат делал вид, что верит. Не верить в Коран — значит не верить отцу, а не верить отцу — значит нужно с ним спорить, а если поспорить с ним — надо уйти от него. А куда он уйдёт от родителей? Разве кто-нибудь даст ему кров, пищу и одежду?

— Дудаев здесь?

Это кричит Салима. Она сидит в кабине машины и выдаёт деньги чабанам из окошка. За чабанами Кайрат почти не видит её, только в просветы мелькают её рыжие волосы и красная кофта.

— Дудаев здесь? — повторяет Салима.

Кайрат съёжился. Вызывали отца, которому причитались деньги. Кайрат отвернулся и торопливо пошёл к дому, волоча за собой коня.

— Ему деньги не нужны — своих девать некуда.

— Вы знаете, куда он прячет свои деньги? Говорят, он прячет их под курдюк одной из своих овец. Надёжно, как в сберкассе.

— Были бы деньги, а куда их спрятать, всегда найдёшь.

Чабаны смеялись.

— Я ещё раз спрашиваю: скотник Дудаев здесь?

— Да вон Кайрат за ним домой пошёл, разве не видишь?

— Так чего же он сам не получил?

— Ха! Ты не знаешь старого скупердяя — разве он позволит вместо себя получить деньги?

— Послушай, Салима, а я не могу получить за Дудаева? Он молился за моего дедушку, когда аллах прибрал его к себе, так что мы почти родственники. Покажи, где мне тут за него расписаться.

Салима ударила чабана по руке.

Дома отца не было. Но сам Кайрат получать деньги не пошёл. Тот ещё будет кричать: кто тебя просил их брать? Почему так мало?

Кайрат присел на кошму. Если отец спросит насчёт денег, он скажет, что ничего не знает. Он скажет, что никуда не выходил. Возможно, Салима кого-нибудь пришлёт за ним, но он всё равно не выйдет отсюда. Пускай отец сам получает свои деньги. Ему, Кайрату, чужие деньги не нужны. Он о них знать не знает и видеть не хочет.

Кайрат сидел на кошме и прислушивался. Машина отсюда не близко. Но голоса слышались отчётливо — мужские и голос Салимы. Салима работала когда-то пионервожатой в школе и привыкла командовать ребятами. Она и с чабанами говорила так, словно перед нею были дети.

— А ну, наведите порядочек! А ты почему без очереди? А ну, выйди, всё равно не получишь! И тебе, Асыл, не стыдно?

Интересно, почему Салима ушла из школы? Говорили, что она не поладила с директором. Кто их там знает, что у них в самом деле произошло, но только после её ухода вожатой в школе стала Лиза Хаджиева, племянница колхозного председателя, очень красивая девушка. А вот Салима красотой не отличалась. Да что там! Все говорили, что директору просто надоело смотреть на кривой нос Салимы, и он её выгнал. Кому это захочется всё время смотреть на такую физиономию, как у Салимы? Нос у неё, и верно, был как у старого турка.

Однако же, несмотря на всё, Салима отчаянно заигрывала со всеми холостыми чабанами. Она вечно скалила свои белые зубы и хохотала. А когда она хохотала, нос уже не казался таким страшным. А вот что касается языка, то аллах её не обидел: язык у неё был как камча, острый и бойкий. Если правду говорить, то она скорее пострадала из-за своего языка. Директор бойкостью языка не отличался и в поединках с Салимой пасовал. Но что бы там о Салиме ни говорили, Кайрат часто думал о ней. Днём, а иногда и ночью, когда ему не спалось, он видел перед собой её весёлые глаза. Голос у неё был резкий и хриплый, как у парня, не очень подходил девушке, но разве мог ещё кто-нибудь смеяться, как она? Когда она смеялась, казалось, что это гуси, гогоча и хлопая крыльями, летят через арык — такой поднимался весёлый и шумный переполох!

Салима дружила больше с парнями, чем со своими сверстницами. Ребята при ней, не стесняясь, говорили о своих делах, шутили, угощали её папиросами, и она не отказывалась. Кайрат завидовал всем, кто курит, потому что отец не разрешал курить: на сигареты тоже нужны деньги.

В общем это была замечательная девушка. Он, Кайрат, с радостью женился бы на ней. Но кто же ему позволит жениться на ней? Разве отец отпустит его? Вот если бы Кайрат набрался смелости и ушёл от родителей, тогда другое дело. Стал бы, например, шофёром, трактористом или хотя бы слесарем в мастерской — тогда другой разговор. Но откуда появится у него смелость? Нет, Кайрат на свой счёт не ошибался — смелым он себя не считал.

Послышался треск мотора. Это, наверно, Келесбек уехал на своём мотоцикле. Задребезжал тонкий звонок — укатил на велосипеде Абиш. Послышался удаляющийся топот копыт — это разъезжались чабаны. Зашумел наконец автомобильный мотор, пошумел и затих вдали. Уехал, значит, и Курбе на центральную усадьбу. А с ним и Салима.

Кайрат вздохнул. Хорошо, что никто не зашёл. Теперь он спокойно может сказать родителям: «Я ничего не видел, ни о каких деньгах не слыхал». И тогда он стал думать о том, что так и не повидал как следует Салиму. Уехала Салима. Не слышно её голоса. А он, чудак, стоял в стороне и так и не рассмотрел милую его сердцу Салиму. Только иногда мелькали её рыжие кудри и красная кофточка. И ещё руки, голые по самые локти. Ни одна девушка не позволяла себе ходить с голыми руками, а ей хоть бы что — руки у неё красивые и сильные, с ямочками на локтях. Этими руками она при случае могла дать сдачи не хуже любого парня. Теперь Кайрат вспоминал её руки и её красную кофту и вздыхал. Она сидела в кабине и через опущенное окошко выдавала деньги, а он, проходя мимо, постеснялся посмотреть в её сторону. Теперь она не скоро приедет.

Во дворе залаял Джульбарс, закудахтали куры. Кто это там? Может быть, мать? Но пёс не унимался, он лаял всё злее и громче. Эй, шайтан, что он там бесится? Кто там?

— Уберите своего ублюдка, а то я сейчас выбью ему глаз!

Кайрат выскочил во двор. Пригибая морду к земле и щёлкая клыками, пёс прямо-таки захлёбывался от ярости. Он метался перед Салимой, махавшей у самого его носа кожаной сумкой. Она отступала, одной рукой подбирая свою плиссированную юбку. Красная кофта её, видно, чем-то раздражала пса. Да и пёс был злой, ничего не скажешь. Сагындык Дудаев не стал бы держав у себя робких собак.

— Чу! — Кайрат схватил пса за уши и поволок в сарай. — Тихо, поганец! Вот я тебе!

Он запер его в сарай и прошёл в дом, пропустив вперёд Салиму.

— Чуть юбку мне не разорвал.

Салима расселась на чурбаке, поправила волосы и открыла сумку.

— Что же ты заставляешь себя ждать? — сказала она. — Все получили деньги, а тебе что, на тарелочке нести? Почему я должна время из-за тебя терять?

Кайрат присел на корточки, прижался спиной к стене и смотрел на неё глазами, полными страха и удивления. Он, кажется, никогда не видел её так близко. И, насколько он помнит, ни о чём не разговаривал с ней. Почему же она не уехала с машиной? А вот захотела и не уехала — разве она не хозяйка сама себе?

В доме было сумрачно, хотя в степи был ещё день. Свет падал в единственное маленькое окошко, грязное от паутины и мух. Но всё равно этого света было достаточно, чтобы увидеть, как она прекрасна. Салима ругала его, не очень-то выбирая выражения, но глаза её были весёлые и быстрые, как чертенята. Она отчитывала его, а между тем, вытаскивая деньги из сумки, незаметно всё оглядывала в доме. Кайрату было прямо-таки не по себе от грязи. Паутина висела по тёмным углам, возле печки темнела зола, у стены кучей валялись смятые одеяла и серые подушки, на подоконнике громоздились немытые кастрюли — прямо-таки стыд и позор, до чего нехорошо.