Алики-малики - Полетаев Самуил Ефимович. Страница 26

— Агай, это важный гость. Только они торопятся в район. Так сказал шофёр.

Нияз не проявил волнения. Он выслушал новость со стариковским достоинством. Он надел свой чёрный бешмант, снял со стены камчу и заткнул её за пояс.

— Поезжай к ним и скажи, что я сейчас приду. Пускай подождут.

«Ха, подождут! Больше им делать нечего, как ждать тебя». Однако спорить Аслан не стал и поскакал обратно. Старик уселся на коня и неторопливо поехал — только не вверх по крутой тропе, куда умчался Аслан, а в долину: там, ниже, проходила дорога, по которой должна проехать машина. Нияз сошёл с коня и сел у обочины, скрестив ноги.

Показалась «Волга». Следом пылил Аслан на коне. Он обгонял машину, пытаясь заговорить с шофёром, но тот махал рукой — торопимся, мол — и добавлял газу. Аслан не отставал. Передать просьбу старика он не успел и теперь, потеряв надежду задержать машину, просто так, из любопытства, заглядывал внутрь. В машине сидели, развалясь на сиденьях, хорошо одетые люди. Который же из них гость? Тот, что сидит рядом с шофёром, в золотых очках, или один из тех двоих, что сзади курит папиросу?

Старый табунщик сидел у края дороги, важно выпятив грудь. Сидел неподвижно как каменный идол. Что он задумал, спесивый старик? Другого места нет, чтобы сидеть? Вылез почти на проезжую часть, выставил корявую руку с растопыренными короткими пальцами и машет ею. Несомненно, он требует, чтобы машина остановилась. Проехать мимо — придётся окатить старика пылью. Шофёр бы, может, не посчитался с этим, но сидящий рядом человек в очках попросил остановиться. Тогда из задней части машины, открыв дверцу, выглянул мужчина с лаковым зачёсом.

— В чём дело, аксакал? Что ты хочешь? Нам, видишь ли, некогда, мы очень торопимся.

Старик расправил бородку, внимательно оглядел мужчину и спросил:

— С вами ли гость?

— Зачем он тебе, аксакал?

— Я бы хотел поговорить с ним.

— О чём же ты хотел поговорить?

— Мне надо поговорить с ним лично…

Мужчина наклонился к человеку в золотых очках.

— Как же быть нам, товарищи? Времени в обрез, а впереди трудный перевал. Не знаю, успеем ли к шести в область.

Это был, наверно, человек, сопровождавший гостя, и он, по-видимому, отвечал за то, чтобы гостя вовремя доставить в нужное место.

— Пойми, аксакал, у нас нет времени. И у нас очень важное дело.

— У меня тоже важное дело. Разве я стал бы по пустякам останавливать таких больших людей, как вы?

Человек в золотых очках открыл дверцу и вышел из машины. Это был высокий, худощавый мужчина лет пятидесяти, в мешковато сидевшем на нём сером костюме.

— Ассалом алейкум, аксакал! — Он пожал старику руку, вглядываясь внимательными глазами, увеличенными толстыми стёклами очков.

— Садись, — пригласил Нияз, указывая на место возле себя.

Гость посмотрел на придорожную пыль, на свой добротный костюм, но старик покивал головой: не стесняйся, мол, и тот, смутившись, подтянул брюки и осторожно опустился рядом, поджав под себя остроносые жёлтые туфли.

— Как тебе охотилось в наших горах? — спросил Нияз, ощупывая гостя своими маленькими глазками. — Можно поздравить с удачей?

Гость собрал свой лоб в морщины, как бы что-то вспоминая, и неопределённо пожал плечами. Нияз вскользь посмотрел на Аслана, оцепенело застывшего возле коня.

— Я так и знал, — сказал он. — С тех пор как в горах безобразничают браконьеры, с тех пор, говорю я, как некоторые смотрят на законы как на пустую бумажку, какая может быть охота? Разве будет здесь водиться зверь, когда бьёт его кто хочет и когда хочет?

Старик пожевал сразу губами и щеками и густо сплюнул возле себя.

— Аксакал! — вежливо вмешался спутник гостя. — Понимаешь, он приехал сюда по другому делу…

Старик смерил долгим взглядом говорившего и опять уставился на гостя. Ошибок признавать он не любил.

— Я понимаю, что у тебя здесь другие дела, но почему бы заодно и не поохотиться? О делах я тебя не расспрашиваю, раз ты приехал оттуда. — Нияз махнул рукой через плечо, не называя чужеземной страны, и узко сощурил глаз в знак соблюдения дипломатической тайны. — Но ты-то мне и нужен по личному делу…

Из машины вышел второй спутник. Это был низкий, широкий в плечах мужчина, с прямым взглядом светлых глаз. Изо рта его торчала папироса. Он хотел, наверно, что-то сказать, но гость в очках попросил не мешать.

Шофёр сидел за рулём, полагая, что остановка будет недолгой, и поэтому не выключал мотор. Мужчина с лаковым зачёсом тоже вышел из машины и смотрел на старика, напряжённо улыбаясь.

— Пожалуйста, выключите мотор, — сказал гость. — Так какое же у тебя дело ко мне, аксакал? — спросил он, дружелюбно поглядывая на старика.

Нияз не торопился с делом.

— Приятно узнать, что наша родная речь не чужда тебе. Откуда ты знаешь наш язык?

— Как я могу не знать своего родного языка, — сказал гость, подумав. — Кажется, я ещё не забыл его.

Нияз просиял. Глаза его исчезли в щёлках, щёки стали круглые, как у ребёнка. Он распахнул свой бешмант, словно открыл своё сердце.

— Так ты наш человек! Как же ты попал туда?

Гость, медленно подбирая слова, признался, что ещё мальчонкой, вместе с родными и единоплеменниками, в гражданскую войну откочевал за рубеж, а потом попал в одну из стран Востока, где и жил сейчас, а сюда приехал погостить и посмотреть, какой стала его родина.

Нияз понимающе кивал, не требуя подробностей, а когда гость закончил, позвал Аслана и шепнул ему на ухо слово, и тот, вскочив на коня, умчался вверх, к палатке, а вернувшись, передал старику бутылку.

— Мы должны с тобой выпить, и я должен рассказать тебе о моей жизни.

Сопровождающие стояли в отдалении, поглядывая на старика, который ногтем большого пальца сковыривал металлическую пробку с бутылки. Гость озадаченно покачал головой и похлопал себя по животу.

— Врачи запрещают мне, желудок больной.

— Я тоже вот уже двенадцать лет не пью, — сказал Нияз. — Я дал себе обет и ни разу не нарушил его. Но сегодня случай, который бывает раз в жизни, поэтому я прошу тебя выпить со мной за наше знакомство…

Гость сдался, но тут обнаружилось: не во что наливать. И тогда гость предложил Ниязу пройтись до палатки. Он поднялся с земли, подал руку старику и, обняв его за плечи, повёл в долину. Аслан пошёл за ними, держа двух коней на поводу, а сопровождающие остались у машины, удивляясь причуде их гостя.

Войдя в палатку, гость поздоровался с женщинами. Он присел перед детьми на корточки и положил свою большую руку на голову старшему из них. Старуха и невестка растерянно улыбались, дети испуганно смотрели на гостя. Нияз вытащил из кармана бутылку, подмигнул невестке, и та сразу же достала стакан.

— Э, что я вижу! — сказал гость, увидев кожаный мешок на стене. — Лучше угости меня кумысом. И тогда, аксакал, тебе не придётся нарушать свой обет, а мне — запрет врачей.

Пока старшие сидели и пили кумыс, Аслан пожирал гостя глазами. Он разглядывал его костюм — тонкий, лёгкий, сшитый из дорогого материала, — придирчиво оценивал зелёный, переливчатый, как змеиная шкурка, галстук, белую рубашку, перламутровые запонки на твёрдых манжетах, выступавших из-под рукавов пиджака. Всё хорошо, если бы не старик, обращавшийся с гостем, как с младшим. Гость относился к нему, как к редкой диковине, только потому и не жалел своего времени. Впрочем, о старике Аслану не хотелось думать сейчас, он весь был внимание, он упивался, разглядывая гостя; взгляд его был настолько силён и пронизывающ, что тот невольно и как бы испуганно косился в его сторону.

Старик долго рассказывал о своей жизни. Как вырастил сыновей, двое из которых не вернулись с войны, о том, как сам воевал и дважды был ранен. Мог остаться в городе, где ему предлагали работать в котельной, но, слава богу, он повидал свет, навоевался и умереть хотел на родине, где жили и умерли его предки.

Нияз не мог остановиться, словно всю жизнь ждал случая, чтобы раскрыть душу и поведать о своей долгой жизни. Гость слушал его, обхватив ладонью подбородок, и сочувственно щурил глаза.