Чудесный сад - Автор неизвестен. Страница 22

— Вот тебе, жадина, получай! Будешь знать, как загребать и своё и чужое! Неужели не мог оставить и на меня немного жиру?

Стал я драчунов разнимать.

— Да уймитесь вы, злюки! Ишь разбушевались! Не зря говорится: сойдутся два умных — будут с прибылью, а сойдутся два дурака — останутся без глаз.

Еле их утихомирил. Положил рядом с собой — один сапог по правую руку, другой по левую — и снова заснул.

Наутро просыпаюсь — нет на месте несмазанного сапога, убежал, неслух, разобидевшись. Надел я оставшийся сапог на обе ноги и пустился в погоню за беглецом.

Бегу день, бегу год — никак не попадается второй сапог. Прибегаю в какой-то аул. А там людей наехало видимо-невидимо. И ещё съезжаются: кто на быке, кто на жуке, кто на еже, кто на уже, кто на горном козле, а кто на журавле.

Начинается пир.

Спрашиваю:

— По какому случаю той?

— Это, — отвечают, — не той, а поминки.

— По ком поминки?

— По байскому сынку. Погнал он тому лет семь стадо козлов на пастбище, да и пропал без вести.

Вот стали слуги обносить гостей блюдами с мясом, и тут я вижу среди них — кого же? — свой сбежавший сапог.

Я вскрикнул от радости, а он обернулся на мой голос — и оторопел, чуть блюдо не выронил.

Видно побаиваясь, как бы ему не влетело за побег, стал он мне подставлять блюдо за блюдом и всё приговаривал:

— Ты пожалел для меня заячьего жира, а мне так ничего для тебя не жалко!

С юрту снеди навалил передо мной.

Радуюсь: вот уж когда наемся за себя и за всех своих родичей! Набрал в обе руки мяса и только приготовился пошире разинуть рот, да и растерялся: ведь у меня не то что рта, так и головы не было, — я забыл её на озере, у проруби…

Прошу сапоги:

— Голубчики мои, сбегайте за моей головой, не откажите в услуге… Я с вами сочтусь.

Кинулись сапоги исполнять моё поручение, а я сижу да жду. Пока ждал, гости зубам отдыха не давали: всё мясо съели и блюдами закусили. Мне и крошки не осталось. Уж кому не повезёт, тот вымокнет до нитки и в погожий день!

Едва я приладил голову, набежали тучи и стали с неба валиться дыни. Хотел я одну разрезать, уже проткнул ножом, да, видать, не рассчитал силы: провалился нож внутрь дыни.

— Разыщу нож, пусть для этого пришлось бы мне забраться даже в собственный желудок! — поклялся я.

Распоясался, ухватился за конец кушака и нырнул вниз головой в дыню.

Много дней провёл я в неусыпных поисках. Сапоги истоптал, износил шубу, а нож всё не находится.

Неожиданно наткнулся я на какого-то человека.

— Что делаешь? — спрашивает.

— Нож ищу.

— Вот дурень, так дурень! — раскричался встречный. — Он, деревянная башка, нож ищет! Да я уже семь лет ищу здесь стадо козлов и то найти не могу…

Я враз смекнул, что передо мной тот самый байский сын, на чьих поминках я недавно побывал.

Говорю ему:

— Чем браниться да заводить ненужные ссоры, плюнул бы ты на козлов да поспешил к несчастным родителям.

— А, так тебе мои родители милее, чем козлы! — окрысился сын бая да хвать меня пятернёй за бороду.

Тут я не стерпел. Сцепились мы, и началась битва.

От нашей драки раскачалась дыня и покатилась по миру. Катилась, катилась, вкатилась на высоченную гору да здесь, на самой её макушке, и раскололась пополам.

Куда полетел с горы байский сынок, не приметил, а я брякнулся как раз у озера, где оставил свой табун. Да так, что земля прогнулась! А мне хоть бы что. Только пить вдруг почему-то захотелось. Наверно, от того жирного мяса, которого не случилось мне отведать на поминках.

Опустил я голову в прорубь и стал тянуть воду. Всё озеро выпил, а жажды не утолил. Попробовал подняться — да никак не могу. Не сразу я догадался, в чём тут дело, а оказалось всё совсем просто: пока я хлебал воду, к моим усам примёрзло шестьдесят диких уток и семьдесят селезней.

«Зачем, — подумал я, — мне столько дичи?»

Сунул всех птиц за пазуху, а после променял их на журавля. И нужно тебе знать, великий хан, что хоть и был тот журавль куда выше нара, но пил из колодца воду, даже не наклоняя шеи…

— Так, верно, тот колодец был совсем мелок! — внезапно вскричал хан, надеясь сбить мальчишку хоть в самом конце рассказа.

— Возможно, колодец был неглубок, однако камень, брошенный в него на утренней заре, лишь к ночи достигал воды, — не моргнув глазом, отвечал мальчуган.

— Ну, значит, дни в ту пору были короткие! — задёргался на месте хан.

— Да, пожалуй, дни были короткие, если за один такой день отара баранов проходила всю степь из края в край, — без малейшей заминки последовал ответ.

Хан побледнел и прикусил губу. А оборвыш так закончил свою речь:

— Тахсыр, вот я и рассказал тебе по твоему желанию сорок небылиц. Расплатись со мной по совести! А если тебе не жалко казны, я готов рассказать ещё сорок раз по сорока небылиц. Ведь слова рождаются из слов, как добрые дела — из добрых дел!

Корчась от злости, хан кивнул визирям, и те начали насыпать мешок золотом. И чем больше раздувался мешок, тем сильнее корёжила хана жадность.

Мешок был уже почти совсем полон, как вдруг босоногий поднял грязную ручонку и снова заговорил.

— Хан, — сказал он, — я отказываюсь от золота! Пусть оно остаётся тебе. Исполни за это лишь одну мою просьбу: дай свободу узникам, что томятся в твоих зинданах.

Хан словно обезумел от слов оборвыша. Он взвизгнул и кинулся к мешку, как стервятник кидается на падаль, обхватил мешок и прижался к нему всем телом.

Визири сразу поняли: хан сделал выбор. И, гремя ключами, они поспешно стали отмыкать тюремные запоры.

Вскоре все зинданы опустели. Пропал куда-то и нищий мальчишка, рассказчик небылиц.

А хана так и не смогли оторвать от мешка с золотом. Он умер через три дня.

Два плута

В давние времена, во времена короткого хвоста^[5] жили на свете два весёлых плута: один гулял в сыр-дарьинских степях, другой — в степях Сары-Арка. Широко разносилась молва об их проделках, и не раз им случалось слышать рассказы друг о друге.

И в конце концов надумали они, каждый про себя, сойтись где-нибудь один на один, испытать свою ловкость, помериться хитростью.

Смазав жиром сапоги и подоткнув полы халатов, отправились они в путь. Шли, шли и в некий день встретились на караванной дороге, подле только что поставленного мазара. Как старые друзья, поздоровались, обнялись и повели беседу.

— Новости есть? — спрашивает сыр-дарьинский плут.

— Новости есть, — отвечает сары-аркинский плут. — Видишь, стоит новый мазар? Недавно похоронен в нём именитый бай. Много скота, много золота он оставил, и всё досталось его придурковатому сыну.

Сыр-дарьинский плут говорит:

— Бай не отдаст того, что имеет, а бедняк не должен зевать… Давай-ка выманим у байского сына сто червонцев и разделим их пополам.

Сары-аркинский плут отвечает:

— Масло тебе в рот! Я согласен. Но как это сделать?

Плут да плут — два плута, долго ли им сговориться?

Закусили, закурили, так и этак пораскинули смекалкой и приняли решение.

Сыр-дарьинский плут забрался в мазар и там притаился, а сары-аркинский обмотал голову зелёной чалмой и под видом странствующего ишана явился в аул покойного бая.

— Дитя моё, — сказал плут байскому сыну, — было время — отец твой взял у меня сто червонцев, говоря: «Верну тебе деньги полностью, как только потребуешь. Жив буду — сам отдам, мёртв буду — сын отдаст». Наступил срок получить мне старый долг. Исполни же завет отца.

Сын бая и рот раскрыл от такого известия. Ведь берущему и шесть мало, а дающему и пять много! Подумав, он сказал:

— Чем ты докажешь, что в словах твоих нет обмана?

Плут укоризненно покачал головой и ответил со вздохом:

— Если ты не веришь зелёной чалме^[6], так сходи на могилу отца, может быть, он сам откроет тебе истину.