Правила. Не снимай штаны в аквариуме - Лорд Синтия. Страница 2

Я могла бы на него наорать, и он бы тоже наорал на меня, так бы мы и орали друг на друга, пока не надоест.

Но такой таблетки нет, и наши ссоры не сплачивают, а только разобщают нас, всегда оканчиваясь тем, что Дэвид плачет, а я жалею, что обидела его за то, в чем он не виноват.

Я открыла дверцу машины.

— Вот еще одно правило. Если ты хочешь уйти, посмотри на часы и скажи: «Простите, мне пора». Это не всегда уместно, но иногда срабатывает.

— Простите, мне пора? — переспрашивает Дэвид, залезая в машину.

— Да. Я добавлю это к твоим правилам.

Грузчики заносят в дом упакованный матрас. Скоро я поднимусь по этим ступенькам с тарелкой печенья и позвоню в дверь.

А если у соседской девочки нет фонарика, я подарю ей такой, который легко включается.

Мама говорит, надо жить с тем, что есть, и не давать воли воображению, но разве это возможно?

— В машине надо пристегиваться, — говорит Дэвид. — Это правило.

— Ты прав.

Я пристегиваю ремень безопасности и открываю последнюю страницу альбома. Здесь у меня записаны все правила, которым я обучаю Дэвида. Если мое желание, чтобы в один прекрасный день он стал нормальным братом, никогда не сбудется, то, по крайней мере, он будет знать, как все устроено, и мне не придется объяснять ему это снова и снова.

Некоторые правила в моей коллекции просты и неизменны:

Но в основном правила сложные:

Некоторые больше похожи на подсказки, чем на правила, но от этого они не становятся менее важными:

Большинство детей даже не считают это за правило. Когда они были маленькими, им, наверное, мама с папой все объяснили, хотя про себя я ничего такого не помню. Кажется, я всегда это знала.

А Дэвид — нет. Его всему нужно учить. Начиная с того, что персик — это не сорт яблок, и заканчивая тем, что длинные волосы бывают не только у девочек.

Я добавила к своему списку:

— Вон мама! — закричал Дэвид. — Едем в видеопрокат!

Мама на крыльце, запирает дверь. У меня будут неприятности, если выяснится, что это я сбила его с толку. «Я же на тебя полагаюсь, Кэтрин, — скажет она. — Как он научится быть самостоятельным, если все будут забивать ему голову чепухой?»

— Ты поедешь на трудотерапию, в клинику, — говорю я Дэвиду.

Он хмурится.

— Едем в видеопрокат.

Может, Дэвид и не понимает насчет всяких «простите, мне пора», зато у него есть одно собственное замечательное правило:

— Ты едешь на занятия, — сказала я. — Может быть…

«Может быть» — это конец. Дэвид поворачивается ко мне, насколько позволяет ремень безопасности, глаза его сверкают.

Я пытаюсь заткнуть Дэвиду рот ладонью, чтобы грузчики не услышали, как он визжит.

Не носись по коридорам в клинике

Когда Дэвиду было три, он начал ходить с мамой в клинику на занятия по трудотерапии. Тогда я ездила с ними, потому что была слишком маленькая, чтобы сидеть дома одна. Сейчас мне двенадцать, я могу остаться дома, если захочу, но предпочитаю ездить с мамой.

Мне нравится разговаривать с ней в машине, нравится ходить по магазинам в ожидании Дэвида, я люблю дорогу, по которой мы едем в клинику и обратно. Она идет вдоль берега океана, и я высматриваю белых цапель, замерших в солончаках, и морских ястребов, кружащих в поисках рыбы. Во время прилива волны сверкают под деревянными мостками, и я могу понять, прилив сейчас или отлив, еще не видя воды, просто закрыв глаза и вдыхая воздух сквозь открытые окна машины. Запах отлива резкий, он пахнет черным илом, а у прилива запах чистый и соленый.

Клиника расположена всего в нескольких кварталах от океана, и летом, пока Дэвид на занятиях, мы с мамой иногда ходим в прибрежный парк. Только в эти минуты мама полностью в моем распоряжении, а за Дэвида отвечает кто-то другой. Мама предпочитает сидеть в приемной, чтобы слышать, как Дэвид занимается, а я люблю, когда мы уходим, потому что тогда она не отвлекается каждый раз, когда слышит его вопли.

От приемной тянется длинный коридор, куда выходят двери маленьких кабинетов: в одном проверяют слух, в другом принимает логопед, в третьем занимаются трудотерапией. Каждый вторник и четверг Дэвид приходит сюда к Стефании. У нее ласковый взгляд, а в кабинете полно всяких игр: есть и качалки, и батут, а мячей там больше, чем в школе, на игровой площадке. Я бы с удовольствием пошла к Стефании, чтобы, как она говорит, «поиграть», но Дэвид думает, что это работа.

Я жду, пока мама со всеми поздоровается, и, как только Стефания берет Дэвида за руку, спрашиваю:

— Может, пойдем в парк? Мы там не были с прошлой осени.

— Собирается дождь, — отвечает мне мама и садится на диван. — На берегу будет холодно. А ты даже куртку с собой не взяла.

— Тогда давай пройдемся по магазинам. — Я смотрю в окно на витрины магазинов по ту сторону улицы. Мой любимый — это антикварная лавка Эллиота. С улицы кажется, что это просто дверь, зажатая между двух магазинов, но если войти в нее и подняться по пахнущей плесенью лестнице, то можно увидеть табличку: «Антикварная лавка Эллиота». Сама лавка напоминает чердак, наполненный вещами времен наших бабушек и дедушек. Когда-то они были необходимы, а теперь никому не нужны. Их и хранить неохота, и выбросить жалко.

— У Дэвида были трудности на прошлой неделе, — говорит мама. — Мне надо убедиться, что Стефания справляется. Может, почитаем?

Мама кладет ногу на ногу, похоже, идти она никуда не собирается. Я плюхаюсь на диван рядом с ней и смотрю, не станет ли кто-нибудь возражать, если мама будет читать вслух. Я не была здесь с прошлых каникул, но узнаю людей в приемной: они приезжают сюда каждую неделю примерно в то же время, что и мы с Дэвидом. Крошечная старушка миссис Фрост читает журнал в кресле у окна (она водит сюда брата, который даже старше ее, к логопеду, потому что у него был инсульт). Администратор, блондинка с укладкой, быстро стучит по клавиатуре. Кэрол, молодая мама в длинной юбке, с кольцами в ушах, сидит в кресле-качалке около книжной полки. Она наклоняется, достает из корзинки с игрушками детали крупного пластмассового конструктора и протягивает их своему ребенку с синдромом Дауна. В кресле у входа миссис Морхаус, мама Джейсона, смотрит на часы.

Джейсон тоже здесь. Я не знаю, сколько ему точно лет, может, четырнадцать или пятнадцать, он почти взрослый, но его мама все равно сидит с ним в приемной. Джейсон не может передвигаться сам — кто-нибудь должен толкать его коляску.

Я открываю рюкзак, а мама протирает очки краем рубашки. Когда мне было семь, мама начала читать мне книжки про Гарри Поттера, и хотя теперь я легко могу справиться с этим сама, мы все равно прочитываем каждую новую историю вместе. Когда я представляю себе героев, я всегда слышу мамин голос.

Я передаю книжку маме:

— Читай, только негромко.

Пока она ищет главу, на которой мы остановились, я раскладываю цветные карандаши на диване рядом с собой.

Высматривая за окном, что бы мне такое нарисовать, я снова разглядываю магазины и рестораны напротив, но они выглядят уныло и вообще никакие. Через неделю-другую в витрине сувенирной лавки появятся пестрые пляжные полотенца и пластмассовые ведерки для песка. Отель выставит табличку: «Мест нет». Парковка наполнится чайками: они будут расхаживать между машин, сидеть на уличных фонарях и истошно кричать, выпрашивая кусочек сэндвича или жареной картошки.

Если бы я могла поторопить время, то здесь, у причала, уже стояли бы яхты, по Улицам ездили бы экскурсионные автобусы, а я уже познакомилась бы с Петерсон-младшей, соседской дочкой.

В четверть шестого, по моим подсчетам, мы, скорей всего, уже будем знакомы. Особенно если я окажусь на улице ровно в пять, когда она приедет.