Маленькие дикари (Издание 1923 г.) - Сетон-Томпсон Эрнест. Страница 46

У каждого из мальчиков был пучок черных конских волос, который назывался скальпом и привязывался веревочкой к темени. Этот-то скальп Гай ставил про заклад. Теперь Ян вмешался.

— Перестаньте ссориться. Великие Вожди, слушайте, что я вам скажу. Если Дятел убьет старого сурка, то возьмет скальп Ветки; если Ветка убьет его, то возьмет скальп Дятла. Кроме того, победитель получит большое перо.

Сам и Ян с нетерпением ждали в лесу, пока Гай совершит обход. Сурок в этот день чувствовал себя необыкновенно смелым. Он ушел далеко от норы, по временам скрываясь в ямках и углублениях. Гай перелез через изгородь, но сурок его не заметил. Он привык, что неприятель всегда подходит к нему с другой стороны, а потому не смотрел на восток.

Гай прополз на животе шагов тридцать через клевер. Теперь он находился между сурком и его норой. Сурок продолжал пичкаться клевером и посматривать на лес Рафтена. Мальчики следили за ним с напряженным вниманием. Гай мог видеть их, но не сурка. Они усиленно жестикулировали. Гай решил, что это значит: пора стрелять.

Он осторожно приподнялся. Сурок увидел его и помчался к своей норе, т.-е. к нему. Гай поспешно натянул лук. Стрела пролетела футов на десять выше головы Сурка, и этот «огромный пушной зверь», прыгнув на Гая, перепугал его до-смерти. Он попятился назад, не зная, куда бежать. Теперь он был около самой норы. Сурок заскрежетал зубами и хотел проскочить мимо мальчика. Оба были испуганы до последней крайности. Гай подпрыгнул от ужаса и упал прямо на сурка, который в это время хотел лезть в нору. Навалившись на сурка всею своей тяжестью, он его придушил, сам того не подозревая. Он вскочил на ноги, собираясь бежать, но увидел, что сурок издыхает, и тогда набрался храбрости, чтобы прикончить его несколькими ударами по голове. Громкий крик товарищей убедил Гая в его победе. Они подбежали к нему я застали его в позе охотника на любительской фотографии. В одной руке у него был лук, а другою он держал за хвост убитого сурка.

— Вот, господа, поучитесь от меня, как убивать сурков. Старый разбойник весит фунтов пятьдесят, может быть, даже шестьдесят.

(Сурок весил не более десяти фунтов).

— Молодец, мальчик, ура! Да здравствует Третий Вождь! Ура, Вождь Ветка!

Гай не мог жаловаться на равнодушие товарищей. Он выпрямил грудь и горделиво озирался.

— Если б я знал, где еще водятся сурки, — сказал он. — Я умею с ними справляться, не то, что другие.

— Это будет гранку, Ветка.

— Ты сказал мне, что с сегодняшнего дня будешь называть меня Ястребиным. Глазом.

— Это как постановит Совет, — возразил Старший Вождь.

— Хорошо, созовем Совет сегодня после обеда, можно?

— Можно.

— Часа в четыре?

— Пускай, все равно.

— Значит в четыре часа вы назовете меня Ястребиным Глазом и дадите мне красивое орлиное перо за то, что я убил сурка?

— Конечно. Но почему ты добиваешься, чтобы это было именно в четыре часа?

Гай как будто не слышал и сейчас же после обеда куда-то убежал.

— Он, вероятно, опять отлынивает от мытья посуды, — сказал Дятел.

— Нет, не думаю, — возразил Второй Вождь. — Должно быть, он пошел домой привести родных, чтобы они посмотрели на его торжество.

— Может быть. Давай-ка обставим эту церемонию как можно торжественнее. Я не пожалею красок, чтобы расписать его достоинства.

— Я тоже. Теперь ты сходи за своими, а я пойду за Калебом. На Совете мы постановим назвать Гая Ястребиным Глазом и присудим ему гранку.

— Моих родных и Калеба нельзя позвать вместе, — сказал Сам. — Но я думаю, что для такого случая Гаю и его семье приятнее видеть моих родных.

Решено было, что Сам пойдет за своей матерью, а Ян тем временем приготовит орлиное перо и сдерет шкуру с сурка.

Сурок был крупной величины, хотя далеко не «с медведя», как утверждая. Гай. Ян чуть ли не больше всех радовался победе над ним. До четырех часов оставалось еще достаточно времени, и Ян постарался устроить Гаю настоящее индейское торжество, он обрезал все когти сурка и нанизал их на веревочку, вперемежку с выдолбленными дюймовыми палочками бузины. В общем вышло недурное ожерелье.

Гай, запыхавшись, примчался домой. Когда он бежал через сад, отец окликнул его, очевидно, с намерением засадить за работу, но Гай поспешно юркнул в столовую (она же гостиная, спальня и кухня), занимавшую девять десятых всего дома.

— О, мама, если б ты меня видела! Приходи сегодня после обеда. Я ловчее всех в племени, и они меня сделают Главным Вождем. Я убил старого сурка, который чуть на искалечил папу. Они без меня справиться не могут. Знаешь, они тысячу раз, — нет, наверное, миллион раз, — подстерегали сурка, но напрасно. А я ждал, пока им не надоест, и тогда сказал: «Ну, я вам покажу!». Сначала надо было его найти. Эти мальчики ничего разглядеть не могут. Я им сказал: «Смотрите, Сам и Ян, как это легко, когда знаешь, как взяться. Я оставлю свое оружие и пойду с пустыми руками». Они стояли и смотрели, а я обошел кругом и пополз через клевер, как настоящий индеец, пока не очутился между сурком и его норою. Я закричал, и он подошел ближе. Он храпел и скрежетал зубами, словно хотел меня съесть, так как видел, что у меня даже палки нет в руках, но я не шелохнулся и преспокойно ожидал, чтоб он кинулся на меня. Тогда я обернулся и дал ему такого пинка в брюхо, что он подлетел на пятьдесят футов, а когда упал, то был так же мертв, как жареная курица. Вот какой я замечательный мальчик, мама! Они на бивуаке ничего не могут сделать без меня. Я принужден учить их охотиться на оленя и смотреть вдаль и многому другому. За это они должны сделать меня Главным Вождем всего племени и дать прозвище «Ястребиный Глаз», как у индейцев. Это будет сегодня в четыре часа, и ты непременно приходи.

Отец поднял Гая на смех и велел ему полоть картофель. Кроме того, Бёрнс пригрозил, что «сдерет с него шкуру», если он бросит калитку незапертой и выпустит свинью. Однако м-сис Бёрнс преспокойно заявила, что пойдет на бивуак вместе с сыном. Она так гордилась, словно ему присуждали ученую степень.

Теперь возникло затруднение, что делать с детьми, так как Бёрнс не хотел смотреть за ними. Этот вопрос, однако, был скоро разрешен. Надо было их взять с собою. Мать целых два часа умывала, причесывала, обувала и одевала четырех маленьких замарашек. Затем они пустились в путь. М-сис Бёрнс несла младшего ребенка и банку варенья. Гай бежал впереди, указывая дорогу, а четырехлетия, трехлетняя и двухлетняя девочки, держась за руки, в виде хвоста прицепились к материнскому подолу.

К своему удивлению, м-сис Бёрнс нашла на бивуаке м-сис Рафтен и Минни, разодетых по-праздничному. В первую минуту она почувствовала злобу, которая, однако, скоро сменилась радостным чувством, что «заносчивая женщина» увидит торжество ее сына. Она стала разыгрывать из себя светскую особу.

— Как поживаете, м-сис Рафтен? — спросила она с напускной важностью.

— Благодарю вас, отлично. Мы пришли посмотреть, как мальчикам живется на бивуаке.

— Им живется очень недурно с тех пор, как мой сын поселился с ними, — заметила м-сис Бёрнс.

— Конечно. Товарищи очень привязались к нему, — подтвердила м-сис Рафтен, стараясь обезоружить собеседницу.

Эти слова произвели впечатление. М-сис Бёрнс хотела только уколоть жену врага, но так как она, против ожидания, оказалась любезной, то сейчас же заключено было перемирие. Когда же м-сис Рафтен погладила льняные головки девочек и похвалила Гая, то атмосфера затаенной вражды сразу сменилась добродушным отношением.