Гавань разбитых ракушек - Муратова Ника. Страница 32

— Но я же не могу позволить им воровать из денег нашего Фонда.

— Крупно — не позволяй. А по мелочи — закрывай глаза. Они все равно это сделают, но будешь мешать — получишь полную корзину осложнений.

— Зачем тогда я здесь, если буду закрывать глаза на все?

— Странно. Нестор, например, прекрасно осознавал свою роль. А у тебя, похоже, до сих пор иллюзии на этот счет.

— Да нет у меня иллюзий. Я же работала в НПО до этого. Но все же какую-то помощь мы оказываем, какая-то часть денег идет на благое дело.

— Будто я не знаю. Конечно, идет. Но все же смотри в оба, а то заблудишься.

— А почему ты уехала из Бисау?

— У нас врачей больше, чем здесь. Устроиться в негосударственную клинику сложнее. Платят мало. А здесь мне и платят неплохо, еще и жильем обеспечивают из-за того, что приезжая. Так что меня устраивает.

— У тебя много родных в Бисау осталось?

Лара пожала плечами и задумалась, словно подсчитывая.

— Да в общем-то почти никого. Я родом с малюсенького острова, воспитывалась у миссионеров, так что больше общалась с ними, нежели с родными. Они и имя мое изменили, в честь святой Лауры назвали. Родное имя такое сложное было, что им показалось еретичным. Они всех там старались переименовать.

— А твоя семья не против была?

— Как-то не сложилось у нас с родственными связями. Им было все равно.

— У тебя фамилия такая… испанская, что ли. Тоже миссионеры наградили?

— Португальская. Мы же были португальской колонией, хотя те острова, откуда я, Биссагос, никогда толком под Португалией не были, так, одно название. Англичан у нас было больше, чем португальцев. Я поэтому английский куда лучше португальского знаю.

— Тебе здесь нравится?

Лара махнула рукой.

— Нормально. А тебе?

Метнула любопытный взгляд.

— Пока еще не поняла.

— Не торопись. Все успеешь.

До дому она Ольгу проводила. Жила Лара недалеко от Пановой, тоже снимала дом, но намного проще. Жила одна. Семьи у нее не было. Ни мужа, ни детей. Это вызывало нарекания среди старейшин деревни, но авторитет доктора все же перевешивал. Даже когда она шла по ночной улице с Ольгой, сидящие на улице любители потрепаться уважительно приветствовали ее. Приветствовали они и Ольгу, но то было другое — она видела в их глазах любопытство, доброжелательность, улыбку, но не уважение.

Пол сдержал свое обещание, и на выходные они поехали в Банжул. Ольга взяла офисную машину, пригласила Лару, но та отказалась, сославшись на дела. Повел машину Пол, весело улюлюкая:

— Давненько я за рулем такой игрушки не сидел!

— Корпус Мира своим волонтерам «Лендроверы» не выдает?

— Скажешь тоже! Даже велосипеды не выдает, сами приобретаем, когда надо. Знаешь, сколько нам платят? Сто пятьдесят баксов в месяц. Для африканца это много, для американца это ноль практически. И все равно выживаем. Ты первый раз выезжаешь за пределы родной Маракунды?

— Нет. В лагерь беженцев ездила.

— Тогда смотри по сторонам, любуйся пейзажами Гамбии.

Они ехали мимо довольно однообразного пейзажа — красный песок за пределами когда-то асфальтированной дороги, ныне изъеденной рытвинами с острыми краями, низкорослые в большинстве своем деревья, на фоне которых резко выделялись баобабы с огромными, необъятными стволами и высоченной раскидистой кроной с толстыми ветвями и маленькими листочками. Иногда встречались кокосовые пальмы, тоже возвышающиеся над остальными деревьями. Около хижин, как правило, обязательно росло манговое дерево. Сезон манго как раз начался, но зрелые плоды привозили с верховьев реки Гамбии, где температура воздуха была градусов на десять выше, а здесь, ближе к океану, плоды манго еще не дозрели и многочисленными тяжелыми зелеными шарами висели на тонких, но крепких ветвях.

Небольшие деревеньки сигналили пестрыми крышами, вскоре дорога выровнялась, вдоль нее потянулись электрические провода, и даже показались придорожные фонари.

— Приближаемся к Брикаме, а там и до пригорода Банжула недалеко.

— А что, в сам Банжул не поедем?

— Если хочешь, съездим. Это займет около часа, но там смотреть практически нечего. Но, может, в другой раз? Сегодня нас уже ждут.

— Кто?

— Мои друзья. В одном из фешенебельных ресторанов по выходным устраивают шведский стол, избавляются от всех оставшихся за неделю продуктов за вполне сносную цену. А мы же питаемся черт-те чем — рис, фасоль, трава и касава, вот на таких праздниках и отъедаемся впрок. Еще и сумки набиваем. Тебе тоже понравится.

Ольга хоть и не бедствовала финансово, но возможности рынка Маракунды были столь ограниченны, что у нее аж дух захватило, когда она увидела обилие разнообразной еды на столе ресторана «Миранда». Курица, приготовленная разными способами, запеканки, салаты, говядина с винным соусом, отличные пышные булочки — она накинулась на еду наравне с друзьями Пола. А их собралось там человек десять. Всем лет по двадцать — двадцать пять, молодые, веселые, имеющие в запасе миллион историй из жизни в деревне, мечтающие повидать мир, пока есть возможность. Ольге пока нечего было и рассказывать. Ее прошлое вызвало у них гораздо больше интереса, о России они знали лишь понаслышке, Гамбию же — как свои пять пальцев. Они были рады новым «ушам», чтобы повторить свои истории.

— Когда я приехала, — рассказывала блондинка Сара с плечами профессиональной пловчихи, — нас заставили принимать участие в упражнении под названием «День из жизни гамбийской женщины». Лучше бы назвали «Как поскорее сдохнуть». Нас растасовали по разным деревням и заставили проделать в точности то, что проделывали женщины деревни. Хуже, чем в армии. Встали до рассвета, начали готовить завтрак на углях. Пока их разогреешь, эти чертовы угли, можно с голоду помереть! Потом вычищали дом и землю вокруг дома, при этом еще и за оравой детей надо было смотреть. Едва разогнули спины, пора готовить обед. Покормили мужиков, которые весь день сидели где-нибудь в тени и пили чай, убрали за ними, они ведь с места не встанут помочь. Потом всей женской тусовкой отправились на рисовое поле, чтобы несколько часов кряду сажать рис, с перерывом на кормежку. Потом…

Тут все рассмеялись, так как знали продолжение.

— Потом я не выдержала и сбежала. Бежала так, что грязные пятки сверкали, как ржавый медяк.

— Тускло сверкали, замечу, — вставил Пол.

— Да неважно. У тебя, что ли, чистые? Так вот, заперлась я в своем бараке и до вечера дрыхла. Короче, что я поняла из этого упражнения, так это то, как паршиво быть гамбийской женщиной.

— Ну это я и без упражнений поняла, — вставила Панова. — Правда, у нас в российской глубинке женщинам тоже несладко приходится.

— Хуже, чем здесь, быть не может, — возразила Сара. — Уж поверь мне. Я после этой тренировки смотрю на них, как на героинь с пожизненной каторги.

«Миранда» располагалась в тенистом уголке жилого респектабельного района. Ольга оглядывала шикарные трехэтажные дома с солнечными мансардами на крыше, сверкающие «Лексусы» и «Порши», проезжающие мимо, холеные лица женщин, чинно восседающих за рулем новехоньких машин. Похоже, в Гамбии существовал все-таки мир богатства и роскоши, просто он был так далеко от многочисленных деревень, раскинутых по всей стране, что поверить в него можно было, только приехав и увидев своими глазами.

— Кто живет в этом районе?

— Да кто угодно. Правительство, дипломаты, бизнесмены. Таких районов много в пригороде Банжула.

— А мы там бьемся за каждый бутут [7] для беженцев, — криво усмехнулась она.

— Они тоже бьются за каждый бутут. Только для себя, — промычал Пол с полным ртом.

— Да это везде так! — добавила Нэнси, маленького росточка худенькая американка, на вид совсем девочка. — Можно подумать, только в Африке. Вы лучше кушайте и сумки набивайте, а то скоро закроются.

вернуться

7

Бутут — гамбийская монета, 100 бутутов — один даласи.