Юность командиров - Бондарев Юрий Васильевич. Страница 41

P.S. А у нас в палатке сверчок!

15-е

Утром проснулись — и все увидели Дмитриева. Он вернулся с орудием. Все окружили его, спрашивали, просто невозможно было к нему пробиться! Он говорил ребятам, что рад, что вернулся.

Но оказалось — у него несчастье. Сказал это Брянцев. У него в блокаду погибла мама. Не представляю, если бы погибла моя мама…

В эти дни ребята не стали говорить о доме и о письмах. Все говорят о стрельбах и о веселых пустяках. Алеша Дмитриев даже смеется иногда шуткам, и я удивляюсь. Я рядом с ним сплю. Он ворочается ночью, бьет ладонью по подушке, словно она жесткая доска, а иногда стонет сквозь зубы.

16-е

Сила воли. Пленный Муций Сцевола сжег руку на глазах врагов, чтобы показать им, что он не боится пыток. Зоя Космодемьянская, Юрий Смирнов…

Сегодня я решил испытать себя, а получилось очень глупо и неудобно. Я развел костер на берегу в кустах и, стоя, держал руку над пламенем. Пришлось так закусить губу, что в глазах потемнело. Вдруг слышу — шаги. «Зимин, вы что тут делаете?» Оказалось, кап. Мельниченко, он дым заметил. Я готов был провалиться сквозь землю. А он сел возле меня, вроде бы угадал, даже не улыбнулся и говорит: «Зимин, вы знаете, что такое сила воли? Сила воли — это заставить себя делать не то, что хочется, а то, что необходимо, наперекор тому, что хочется. Сила воли сначала закаляется в мелочах. Вот, например, вы смертельно устали после стрельб, ноги едва держат, вам хочется лечь на землю и не вставать, а в то же время надо почистить орудие. Если вы перебороли себя, это и есть проявление силы воли. Потом это проявится в большем». И многое другое говорил. А под конец сказал: «Мне нравится, что вы думаете об этом», — и ушел.

Потом я посмотрел руку. Огромный волдырь.

17-е

Ал. ночью опять не спал, а утром я подошел к нему, конечно, покраснел как осел, и сказал, не хочет ли он шоколада «Спорт». Мне мама прислала в посылке. Плитку. Он поглядел на меня. Я, конечно, еще глупее покраснел и подумал: «Дурак я! Разве ему нужен шоколад?» Но он улыбнулся и сказал: «Спасибо, Витя». Он взял плитку, разломил ее по долям, роздал ребятам и себе дольку взял. «Замечательный шоколад», — сказал он.

Я был очень благодарен ему.

Посмотрел на себя в зеркало: конопушки на носу, глаза какие-то. Но все равно, все равно…

18-е

Невероятная новость! Брянцева сняли со старшин. Теперь А.Дмитриев. Почему так получилось? Борис мало разговаривает, но смеется и говорит, что гора с плеч. Он немного странный стал. Удивительно! Брянцева назначили дневальным!

19-е

Теперь записываю каждый день.

На политбеседе подполковник Шишмарев говорил об инициативе… (Эта запись в дневнике обрывается.)

Записываю вечером. Я слышал интересный разговор и не могу успокоиться. Был дождик, а я в личный час нырял с самого высокого дерева возле обрыва. Устал, в голове будто джаз наяривает, а я назло себе плаваю! Решил маме написать, чтобы не присылала посылки. Хватит. Сила воли?..

Я отвлекаюсь. Я шел по берегу мимо купальни и вдруг слышу разговор. На мостках сидели Полукаров и Бор. Брянцев. Они вроде как-то подружились в последние дни.

«Что же… взлетел, как архангел в небеса, а упал, как черт в преисподнюю! — сказал Полукаров и засмеялся. — Вот тебе и майор Градусов!»

Они сказали еще что-то, а потом я расслышал только фамилии — Дмитриев и Градусов.

«Я видеть его не могу! — сказал Борис. — Ты понял? Жалкий карьерист!» — «Он очень неглупый человек», — возразил Полукаров. «Смешно! Это типичный солдафон! — сказал Борис. — Если бы я знал это раньше!..» — «Когда, на фронте?» — засмеялся Полукаров.

Я вышел на мостки, и Бор. меня увидел. «Ты что здесь подслушиваешь!» — сказал он зло. «И не думаю. Я шел здесь случайно», — ответил я спокойно, но покраснел, как зад у павиана, о которых недавно читал. «А ну марш отсюда так же случайно!» — сказал Борис очень зло. Я тоже разозлился и ни к селу ни к городу обозвал его солдафоном. Раньше надо бы!

Ничего не понимаю! Кто не знает Градусова? Все знают! Бедный дневник мой буквально плакал у него.

26-е

Вот и осень. Как давно я не писал!

Стрельбы будут происходить с тактическими учениями. Марш. Занятие огневых. Огонь. Вводные. Прямая наводка. Пока неизвестны ни маршрут, ни обстановка. Так сказал лейтенант Чернецов. Из нашего взвода назначаются за командиров взвода (КОВ) А.Дмитриев и… конечно, Брянцев. КОВ выбирали сам майор Красноселов и полк. Копылов. Выбирали фронтовиков.

Я еду во взводе Дмитриева. Как я доволен, это знаю только я!

Идет дождик. Стрельбы в обстановке, приближенной к боевой. Наконец-то!

27-е

Пишу в короткий перерыв перед выездом. 15 минут в моем распоряжении. Тороплюсь. Волнуюсь. Наконец-то! Приказ получен. Впереди — маршрут, учения и стрельбы!

В 23 ч. 10 мин. была построена батарея. Темнота. Дождик. У офицеров — фонарики.

Преподаватель тактики полковник Копылов в окружении офицеров отдает приказ. Возле него стоят КОВ — А.Дмитриев и Бор. Брянцев. Тишина. Шуршит дождь. Темнеют орудия и машины. Копылов освещает карту фонариком и объясняет обстановку. КОВ отмечают на карте карандашом. В 4 часа утра ожидается наступление «противника». «Противник» в районе деревни Глубокие Колодцы сосредоточил до дивизии танков. Направление удара — Марьевка. В атаку пойдут настоящие гитлеровские танки, их будут тянуть на тросах настоящие тягачи, скрытые оврагом. Для нашего училища дал металлургический завод четыре подбитых немецких танка. Настоящий бой с танками. В 3:30 батарея должна занять огневую позицию на северо-восточной окраине деревни Марьевки и уничтожить танки «противника».

Маршрут тяжелый. Местность совершенно незнакома. Преподаватели и офицеры в этих стрельбах лишь наблюдатели. Их должности заняли курсанты. Как на фронте!

Бор. Брянцев очень весел. Он все время козыряет, когда обращается к нему полковник Копылов, отвечает, не дослушав вопроса. И усмехается, поглядывая на А.Дмитриева.

Вот это стрельбы и учения! Я назначен командиром орудия. Четыре раза «ура!».

…Кончаю писать. Команда. Бегу!

15

Он ошибся! Он еще не верил в это, но было ясно: он ошибся. Машина двигалась два часа, а деревни Марьевки не было — сплошная темень неслась навстречу, металлически барабанил дождь по кабине.

На развилке дорог, возле разъезда Крутилиха, он, уточняя дорогу, вылез из кабины, ручным фонариком осветил столб на перекрестке — в глаза бросились буквы на намокшей дощечке-указателе: «Марьевка». Потом в кабине он сориентировал карту. «Ерунда! Марьевка направо, а не налево. Что за путаница?»

И он почувствовал нерешительность; он ждал, что из второй машины вылезет, окликнет лейтенант Чернецов, но Чернецов не вылез из кабины, не окликнул, не подошел к Алексею. Машины стояли, работая моторами; шофер Матвеев, молодой парень, в фуражке, сдвинутой на затылок, поерзал на сиденье, небрежно сплюнул на дорогу, сказал:

— Да что думать тут, против указателя не попрешь! А я тут все дорожки, как свои пуговицы, знаю. Там и есть эта Марьевка!

Видимо, тогда он и совершил ошибку, и понял это лишь в два часа одну минуту, то есть после двух часов езды в кромешной тьме. По его подсчетам, эта деревня должна была уже остаться позади, однако он не встретил ни одного населенного пункта по этой дороге.

Тщательное изучение карты окончательно убедило его, что он запутался: на карте было две Марьевки, обозначенные количеством дворов с предельной ясностью — «Марьевка, 220», «Марьевка, 136», — два населенных пункта с одним названием, и ему показалось, что это какой-то обман, какая-то коварная случайность, чего он не учел, не мог раньше учесть.