Хранительница Грез - Бондс Пэррис Эфтон. Страница 31

В свете костра, казалось, пылает и само лицо аборигена. Его голос отражался от скалистых стен и возвращался эхом. Казалось, говорит посланец из другого мира.

— Давным-давно, еще до Времени Грез, когда и само время не исчислялось, у Земли не было собственной формы, она была неопределенной и зыбкой. И тогда пришла могущественная Змея-Радуга Алмуди. И это было началом Времени Грез. — Зэб указал на скалу, где охрой была изображена змея. — После того, как змея помогла небесным героям в сотворении мира, она расщепила скалу и проделала себе дорогу вот там, — кривой палец указывал на вертикальную расщелину в отвесной стене. — Змея-Радуга сотворила холмы, каменные арки и своды, глубокие пещеры и озера. Каждый год она приносит на себе дождь и возрождение жизни. В это время ее можно видеть как радугу.

Сказание дало возможность Брендону понять, что все, что с ним было прежде, являлось лишь подготовкой к чему-то еще, и он терялся в догадках, что же это может быть. Пока Зэб говорил, Брендон всматривался в призрачные фигуры, вырисовывающиеся в пламени огня. Внезапно из темноты появился абориген в набедренной повязке из листьев вокруг талии. Ничего не сказав, он тихо расположился у костра.

Зэб говорил, и голос его разносился в ночи. Он говорил о Мимах, неуловимых духах, живущих в скалах:

— Мимы так тонки, что даже самый слабый ветер способен сломать их тонкие длинные шеи.

В это время появился еще один гость. Гирлянда из раковин свисала с его шеи, обвивала туловище и бедра и доходила до лодыжек. Он также сел у костра и присоединился к ним.

Зэб невозмутимо продолжал историю о Мимах. — Только когда стоит совершенно тихая, безветренная погода, они иногда выходят, чтобы немного поохотиться и порисовать. Если кто-то идет или поднимается ветер, Мимы тут же прячутся в скалах. Скалы, раскрываясь, принимают их в свое лоно и, как только Мимы спрячутся, тут же закрываются за ними. Люди должны быть осторожными, ибо иногда Мимы заманивают их за собой в скалы, а когда люди заходят туда, Мимы закрывают вход.

Еще один абориген появился у костра, но к этому времени Брендон уже несколько пообвыкся и старался не замечать этих призрачных визитеров, которых набралось уже около дюжины. При этом Брендон был совершенно увлечен рассказом Зэба.

— А когда Мимы выходят?

— Каждый вечер, но мы не можем их видеть. Они оставляют нам знаки своего присутствия, как, например, этот листок или просто какой-нибудь рисунок.

Брендон вдруг почувствовал какое-то щекотание под своим скальпом, который стал как-то внезапно тесен.

— Белые учат аборигенов в своих школах, — продолжал Зэб. — Аборигенов, забывших всю важность Времени Грез. Если некому будет вспомнить старые обряды и ритуалы, то жизнь на Земле прекратится.

Зэб замолчал и посмотрел на Брендона пронзительным взглядом.

— Готов ли ты для такого ритуала, можешь ли принять свое тайное имя?

В глубине души опасавшийся, что еще не готов, Брендон все же знал, что должен тотчас принять решение, возможно, одно из самых ответственных в своей жизни. Он судорожно сглотнул.

— Да.

— Хорошо. Тогда и мы готовы к ритуалу посвящения.

Ритуал показался достаточно простым. Зэб набрал в пригоршню белой глины с берега ручья.

— Сначала ты должен оставить след своей руки на стене.

Брендон с интересом наблюдал, как Зэб разводит глину водой из ручья, а затем набирает в рот получившуюся краску. Держа руку Брендона напротив скалы, рядом с изображением Ястреба Грез, он выпустил струей краску изо рта, чтобы получился трафаретный отпечаток руки.

Аборигены, внимательно наблюдавшие за происходящим, одобрительно загалдели и выразили свое отношение к событию неким подобием аплодисментов. Зэб произнес:

— Твоя рука оставила символ ответственности за полученное тобою наследство. Твое тайное имя теперь Вурунмарра, Хранитель Грез.

Брэндон подумал было, что церемония на этом закончилась. Он устал и хотел спать, но у Зэба на этот счет были свои планы.

— Мы будем танцевать.

— Что?

— Это заключительная часть твоего посвящения.

Зэб и другие аборигены начали разрисовывать свои обнаженные тела охрой и белой глиной.

— Охра — то же самое, что и кровь, а кровь дает жизнь зверям, если расписать себя соответствующим образом.

Старый абориген в набедренной повязке из листьев взял длинный пятифутовый шест, полый внутри, служивший в качестве трубы «диджериду», и начал в него дуть. Полилась резкая дрожащая мелодия, печальная и стонущая, как звуки волынки. Мужчина с гирляндой ракушек начал танцевать, и его ракушки бряцали в ритме танца, удивительно сочетаясь с ревом трубы. Казалось, деревья закружились вокруг костра под заунывную потустороннюю музыку, несущую в себе предсказание грядущего, которое можно уловить, если полностью включиться в это действо.

Теперь и остальные аборигены вступили в круг. Их хищно расписанные фигуры, двигающиеся вокруг огня, навевали на Брендона какое-то странное ощущение гордости, что он уже мужчина, и неизъяснимой причастности к происходящему. Зэб показал, что Брендону тоже следует принять участие в танце. И мальчик попытался подражать телодвижениям аборигенов и их гортанным выкрикам. Танец, освещаемый всполохами огня, продолжался несколько часов.

Когда же наконец танцующие остановились, Брендону показалось, что он упадет там, где стоит. И тут же начался другой ритуальный танец с весьма сложной системой шагов и изощренных движений ногами. Брендон изо всех сил старался подражать аборигенам и в какой-то момент уловил, что принимает в себя энергию и силу, исходящие от церемонии. Танцующие аборигены создавали атмосферу сильного возбуждения. Энергия пронизывала тело мальчика, он раскачивался, сучил ногами и руками и что-то выкрикивал, чувствуя какие-то родственные узы, связавшие его с этими людьми.

Ближе к рассвету Зэб и остальные аборигены прекратили свой танец. В трансе от внезапно охватившей его усталости, Брендон наблюдал, как к нему подошел Зэб. В каком-то непонятном оцепенении он позволил Зэбу взять себя за плечи и уложить на землю, вытянувшись во весь рост. Тут же другой абориген зажал ему рот, третий держал его за руки, четвертый связывал лодыжки.

Зэб возвышался над ним и сжимал в руке тот самый каменный нож, который Брендон сделал еще в начале месяца. Зэб сдернул с Брендона набедренную повязку, а один из аборигенов указал на пенис мальчика и выкрикнул:

— Кон-ду-ин!

Внезапный страх охватил Брендона.

Было очень много крови и непереносимая боль, пронзительный крик разнесся далеко вокруг, отражаясь эхом от отвесных стен. Обрезание было произведено самым первобытным способом. В какой-то момент Брендону показалось, что он теряет сознание. Его душа как бы оставила свое тело, чтобы наблюдать за дальнейшими событиями.

Сквозь туман мальчик услышал голос Зэба, возвещавший: «Теперь ты стал настоящим мужчиной, Хранитель Грез».

Отец ласково называл восьмилетнюю Шевонну Варвик Пшеничным Стебельком: она росла быстро, как злаки в Новом Южном Уэльсе. Худенькая, стройная, рослая для своих лет, девочка была превосходно сложена. К этому следует добавить, что Шевонна была очень непоседливым и беспечным ребенком.

Особенно сегодня. Вот уже три недели она разучивала свою роль в любительском театральном представлении, посвященном Юбилейному Дню, празднику, который напоминал о 26 января 1788 года, когда флаг Содружества впервые взметнулся над бухтой Сиднея. Главными героями пьесы были знаменитые персонажи, члены экипажей Первого флота, осужденные, солдаты и их семьи. Шевонна играла роль одного из двадцати пяти детей, половина которых была незаконнорожденными сыновьями и дочерьми осужденных женщин, а вторая половина — детьми моряков.

Только в 1868 году, всего лишь двадцать лет назад, ссылка в колонии была отменена после того, как более 162-х тысяч осужденных привезли в Австралию. Почти каждый австралиец имел в своей семье или среди своих предков осужденных. Но в семье Шевонны осужденных никогда не было. Ее мать приехала из Америки, а семья отца, насколько ей было известно, эмигрировала в Австралию, и теперь, кроме него самого, никого не осталось в живых.