Ребята и зверята (илл.) - Перовская Ольга Васильевна. Страница 23
К ужину лисёнок обнюхал и изучил все предметы, находившиеся в комнатах, и выспался на подстилке в своём уголке.
Пока он спал, Наташа сидела на сундуке у двери и с кнутиком в руке охраняла его покой. А теперь она держала лисёнка на коленях, вылавливала из тарелки кусочки вареного мяса и угощала его.
— Пусти-ка его на пол,— сказал отец, заметив её проделки.— Авось он и без тебя с голоду не подохнет. Ешь сама как следует!
За чаем мама достала из сахарницы кусок сахару и протянула его лисёнку. Лисёнок совсем повеселел. Он разгрыз сахар на много маленьких кусочков и потом не торопясь брал по одному кусочку и с наслаждением ел.
— Как его будут звать, дядя Федот? — спросили мы, окружив своего любимца-объездчика.— Вы привезли его — значит, вам и называть.
— Это вещь серьёзная,— шутливо отозвался Федот Иванович.— Его ведь не просто надо назвать, а как-нибудь позабористей. Вот что: у знакомого есть одна собака, остренькая такая, беленькая, и зовут её Джип. Знаете что? Давайте и нашего франта назовём Джип, а?
— Ну-уу... зачем Джип? Что это ещё за Джип? — запротестовала Наташа.— Лучше пускай он будет Франт, ладно?
— Франт... Франтик... Гм-м, а ведь и в самом деле подходяще,— согласились остальные.— Ну хорошо, быть ему Франтом.
А Франт тем временем, обходя комнату, вдруг сделал интересное открытие: под лавкой около печки он наткнулся на корзинку с яйцами. Он поднялся на задние лапки и заглянул в корзину. Ого, сколько их там! Его немного озадачило: что может он, маленький лисёнок, сделать с такой массой яиц? Но потом он, должно быть, решил потрудиться, насколько хватит его слабых сил.
Не теряя даром времени, он достал из корзины яйцо и унёс его в другую комнату. Прыгнул там на низенькую кровать, разрыл лапками одеяло, затолкал яйцо под подушку, примял её и отправился за другим яйцом.
С этим он долго суетился по комнате, пока, наконец, не остановился на войлочной туфле. Обнюхав её, он аккуратно засунул яйцо подальше, в самый носок, и побежал за следующим.
Тут Федот Иванович оглянулся и увидел у него в зубах яйцо.
— Эге, Франтик, уж больно ты поворотливый!— воскликнул он и переставил корзину повыше, на скамью.
Пойманный врасплох, Франтик попробовал было укрыться за сундук. Но, когда туда заглянула Соня, он решил, что всё равно яйцо спрятать не удастся, прокусил в скорлупе дырочку, выпил его и облизал язычком губы.
Правда, и без этого он был вполне сыт, но не бросать же яйцо зря?
Франт совсем перестал дичиться, и мордочка у него стала весёлая и необыкновенно забавная. Глазёнки задорно блестели, а от сытного ужина брюшко надулось, как резиновый мяч.
Он свернулся клубочком на Сониных коленях и внимательно следил за бабочками и жучками, кружившимися около лампы.
Поздно вечером, перед тем как идти спать, Франтика устроили на ночь в маленьком пустом чуланчике.
Приготовляя постели, мама нашла у Наташи под подушкой спрятанное Франтом яйцо.
— Ай да Наташа! — рассмеялась она.— Посмотрите-ка,. яичко снесла.
Все засмеялись, а Наташа сконфузилась, начала оправдываться и заплакала. Тогда её перестали поддразнивать и сказали, что это сделал Франтик.
— Ну, вот видишь, мама,— с упрёком сказала она,— а ты на меня...
Всех так рассмешил этот случай, что на Франтика забыли рассердиться. Но зато, когда отцу пришлось ночью надеть свои войлочные туфли, он очень на него рассердился: яйцо раздавилось и вымазало ногу и всю туфлю, и отец в сердцах обругал Франтика безобразным творением.
...Первое время Франт жил в комнатах. Когда все уходили в сад или во двор — а это случалось очень часто,— лисёнку становилось скучно, и он робко пытался выйти на крыльцо.
С людьми он уже вполне освоился, и его смущали только собаки и козлёнок, которые частенько заглядывали в открытые двери комнат.
Как-то утром Франтик всё-таки пробрался на террасу и свернулся калачиком на полу, на ярком солнечном пятне.
Вдруг по ступенькам загремели копыта, и на веранду взбежал балованный козлёнок Степан.
Франт в ужасе вскочил и собирался удрать в комнату, но Стёпка загородил ему дорогу. Что тут делать? У Франтика все поджилки затряслись от страха.
Он плотно прилёг брюхом к полу и не сводил пристального взгляда с козлёнка. Степан тоже оглядел Франта, фыркнул и вдруг ринулся на него, нагнув рожки.
Хоть и не очень опасный зверь — шестинедельный козлёнок, но Франт перепугался отчаянно. Выбрав момент, он, как мышонок, шмыгнул мимо Стёпки в комнату и забился под кровать.
Степан запрыгал вслед за Франтом и сунул голову под свесившийся край покрывала.
Нет, уж тут, под кроватью-то, Франт чувствовал себя дома, в своей собственной норе. Это не то что на террасе! Он высунулся из-под покрывала и пронзительно затявкал: «ках! ках! ках!.. н-ннггррр...»
Степан опешил и попятился. Как только он сделал шаг назад, Франтик осмелел и двинулся на него, не переставая кричать. Он поднял к нему мордочку и сердито прижал уши к затылку. Теперь уже забияка Степан очутился в критическом положении.
В это время мы услыхали лай Франта и прибежали на помощь. Стёпка сообразил, что совсем это не козлячье дело — травить лисят, вскочил на окошко, шаловливо кивнул головой вбежавшей Соне и выпрыгнул в сад.
А Франтик, ласково виляя хвостиком, побежал к нам.
— Бедняга, испугался как! Посмотрите, как у него сердце бьётся...
Франта погладили и дали ему в утешение кусок сахару.
После этого случая он долго не решался высунуть нос из комнаты и смотрел на нас из окошка.
Как только мы начинали играть в лапту, Франт усаживался на своём подоконнике и внимательно следил за всеми, сидя по-кошачьи, грациозно забросив пушистый хвост вокруг передних лапок.
Франтик всё больше и больше привязывался к своим хозяевам и становился совсем ручным. Ел он решительно всё: молоко, хлеб, яйца, сахар, варёные овощи, фрукты, варенье и траву.
У него был странный вкус: так, например, отведав варенья, он выкапывал откуда-нибудь из своих запасов кусок варёной требухи и с удовольствием закусывал ею.
Ел он помалу, но часто. Остатки еды никогда не бросал, а закапывал где-нибудь и припечатывал таким образом, как он это сделал первый раз с коркой хлеба.
Нельзя сказать, чтобы эта привычка доставляла нам большое удовольствие: в самых неподходящих местах находились куски припрятанного мяса, косточки, огрызки сахара, и в комнате, где жил Франт, несмотря на открытые днём и ночью окна, установился какой-то острый особый запах лисицы. Собаки, заходя в комнаты, подозрительно вертели носами и делали стойку на Франта. А Франт с громким кашлем-лаем спасался куда-нибудь повыше.
Потом собаки привыкли к Франту и перестали его обижать. Но никогда они с ним сильно не сдружались.
Франт тоже никогда не делал попыток сблизиться с кем-либо из собак или кошек, и они как бы не замечали друг друга. А когда замечали, это всегда было невыгодно для Франта.
Вероятно, всё объяснялось тем, что охотничьи собаки
никак не могли понять, почему эта «дичь» не прячется от них, не убегает, а, наоборот, так свободно вертится у них под носом.
— Фу, какое безобразие! — рассердилась мама, вытаскивая из моей шляпы кусок заплесневелого сыра, запрятанного туда Франтом.— Этот негодный лисёнок разведёт нам уйму мышей!
— Нет, мама, ты так не говори,— заступилась за Франта Соня.— Он, правда, может быть, и разводит их немножко, но зато сам же их и ловит.
Это было действительно так, и мама не нашла, что ответить.
Франт очень любил ловить мышей. Бывало, он часами расхаживал по комнате, то и дело останавливаясь и нюхая щели в полу.
Он плотно прижимал нос к щёлке, озабоченно фыркал и крутил головой. Или так: идёт тихонько по комнате, вдруг насторожит уши, смотрит, смотрит в одну точку на полу да как подскочит всеми четырьмя лапками! Значит, в этот момент под полом пробегала мышь.