Папа, мама, бабушка и восемь детей в Дании (сборник) - Вестли Анне Катарина. Страница 26

– Моя лошадь, – сказал Мортен. Он проговорил это вполголоса, почти неслышно. И осторожно подошёл поближе, потому что возле лошади мог находиться и её похититель.

Похитителя там не было, зато оказалось, что лошадь обмотана толстой цепью, а конец этой цепи обмотан также вокруг дерева и заперт на большой висячий замок.

Бубенчики с лошади были сняты, но всё остальное было цело. На спине у лошади была оставлена записка, однако Мортен ещё не умел читать и не мог понять, что там написано.

Он был так удивлён, что на некоторое время застыл на месте. Самоварная Труба потеряла к бочке всякий интерес, потому что не нашла в ней сельди. Она попыталась несколько раз вскочить на лошадь, но и там сельди не было. Тогда она, по своему обыкновению, принялась бегать вокруг.

– Я должен привести сюда бабушку, – сказал ей Мортен. Кричать и звать он не решился, просто побежал обратно и привёл бабушку к лошади.

Когда бабушка увидела их лошадь, прикованную цепью к дереву, у неё на лице появилось суровое выражение.

– Знаешь, что написано в этой записке? – спросила она у Мортена. – Здесь написано: «Частная собственность». Не спорю, так оно есть, но это твоя собственность, Мортен! Давай придумаем, как нам снять этот замок.

– Тсс! – шепнул Мортен. – В лесу кто-то есть.

– У меня фотоаппарат. Давай спрячемся за деревом. Кинь эту косточку Самоварной Трубе, чтобы она случайно не залаяла.

Через лес пробирались мужчина и дама городского вида. Бабушка смотрела на них во все глаза. Если бы у неё в руках не было фотоаппарата, она бы непременно протёрла свои очки подолом юбки.

До Мортена и бабушки донёсся незнакомый женский голос:

– Это должно быть где-то здесь. Успокойтесь. Я же сказала вам, что это в лесу.

– Я не люблю уходить далеко от своей тачки. Мало ли кто может на неё позариться, – сказал мужчина.

– Ну, что вы! Здесь никого нет, – успокоила его городская дама. – Когда вы увидите мою находку, вы поймёте, почему я увела вас так далеко в лес. Смотрите! – сказала она и показала на лошадь. – Я уверена, что эта лошадь сделана ещё во времена викингов, ей наверняка больше тысячи лет. Сначала я хотела продать её в музей, чтобы её выставили рядом с кораблями викингов или другими экспонатами, но потом подумала о своём маленьком внуке. Я подарю её ему на Рождество. У его родителей есть домик в горах, и лошадь сможет стоять там круглый год, потому что в городской квартире она не поместится. Да-да, подарок внуку мне не будет ничего стоить, если не считать того, что я заплачу вам, чтобы вы отвезли мою находку в город.

Фотоаппарат в бабушкиных руках сказал: щёлк. Мортен отпустил Самоварную Трубу, и она с лаем, подпрыгивая, помчалась к незнакомцам.

– Не пугайтесь, это я вас сфотографировала, – сказала бабушка. – И если вы, сударыня, признаетесь, что украли лошадь, которая принадлежит Мортену, я не стану заявлять на вас в полицию.

– Заявлять на меня в полицию! – возмущённо воскликнула городская дама. – Какая дерзость! Я сделала находку, которую можно датировать временами викингов. Я написала записку, что это частная собственность, у вас нет никакого права заявлять, что она принадлежит вам!

– Я не очень сильна в истории, – сказала бабушка, – и далеко не самая умная, но я понимаю, что лошадь викингских времён не могла быть сделана из деревьев, срубленных этой осенью в этом лесу, и из бочки, от которой до сих пор разит сельдью, и, если её схоронили для других поколений, почему она была прикрыта свежими еловыми лапами? – Это была длинная речь, но бабушка понимала, что должна выложить всё сразу этой городской фифе.

К счастью, вмешался мужчина, бывший вместе с городской дамой.

– Всё, что вы говорите, звучит разумно, – сказал он бабушке. – И я верю, что это ваша лошадь… или мальчика, но вы не должны оставлять её в лесу, ведь тут ходят разные… – И он взглянул на приведшую его сюда даму.

– Она уходит, – сказал Мортен.

– Ну и пусть, – заметила бабушка. – Мне больше нечего ей сказать.

– А у меня есть, – сказал мужчина.

– И у меня тоже, – спохватился Мортен. – Она приковала мою лошадь к дереву цепью!

Самоварная Труба, Мортен и мужчина бросились вслед за городской дамой и вернули её обратно.

Она вынула из сумки большой ключ, Мортен открыл замок и освободил свою лошадь.

– Я уже говорила, что не буду заявлять на вас в полицию, – сказала бабушка. – Но на вашем месте я бы отдала Мортену и бубенчики, и цепь, и висячий замок, и ключ к нему, а ещё помогите нам, пожалуйста, отнести эту лошадь домой.– А вы поставьте её на мою тачку, – предложил мужчина.

Бабушке с Мортеном было бы тяжело нести лошадь вдвоём, но теперь всё сложилось как нельзя лучше. Как только лошадь оказалась у них во дворе, бабушка поспешила в дом за своей большой старой шалью и тщательно закутала в неё лошадь.

– А как мы её назовём? – спросил Мортен у бабушки.

– Даже не знаю, – призналась бабушка.

– Быстрый, как ветер, – сказал Мортен. – А есть что-нибудь быстрее, чем ветер?

– Наверное, вихрь, – подумав, ответила бабушка.

– Тогда мы назовём нашего коня Вихрем. С таким именем он будет бегать в два раза быстрее.

– Ты прав. К тому же я не знала ни одного коня, которого звали бы Вихрем, – сказала бабушка.

– Значит, решено!Они привязали Вихря к берёзе, где он должен был стоять до первого дня Рождества.

Вручение подарков

В лесу стояла скамья. Не какая-нибудь хлипкая садовая скамейка, которая могла рухнуть в любую минуту. Нет, эта скамья была прочной и надёжной, как скала. Она была сделана из толстого и крепкого бревна, а не из какого-нибудь хилого брёвнышка. Скамья была уже готова и предназначалась для папы и мамы. Это был рождественский подарок от всех восьми детей.

– Мастерская работа, – сказал Мартин. Лучшей похвалы он придумать не мог.

– А какая она тяжёлая, – подхватил Мортен.

Ему не следовало этого говорить, потому что все сердито на него поглядели, а Мона сказала:

– Спасибо, что сказал, а то мы без тебя не знали.

Мортен был так занят своим конём, что даже не подозревал, насколько он мог задеть остальных своими словами.

А между тем это было так, потому что скамья была готова, и она получилась на славу, но, как уже говорилось, оказалась такой тяжёлой, что дети не знали, как притащить её домой и поставить во дворе, чтобы поразить этим папу и маму в рождественский вечер.

Между тем время поджимало, и, хотя в сочельник с утра с неба летел лёгкий снежок, его было маловато, чтобы можно было рассчитывать на хороший санный путь.

– Если бы мы были восемь крепких парней, мы запросто отнесли бы эту скамью домой, – сказал Мадс.

– Да, но мы не парни, – заметила Милли.

– Если бы здесь была дорога, мы могли бы погрузить скамью на грузовик и привезти домой, – вздохнула Мона.

– Легко и просто, – сказал Мартин. – Если кто-нибудь ещё скажет подобную глупость, он отправится за ту сосну, пока остальные будут думать.

– Но если нам запрещено делать глупые предложения, мы не придумаем и умных, – возразила Мона.

– Верно! Это самые умные слова, что ты сказала за последнее время! – поддержал её Мадс. – Говорите столько глупостей, сколько хотите!

Однако никто больше ничего не сказал, все стояли и молча смотрели на скамью.

Тем временем Мортен незаметно покинул озадаченных детей. Ему было досадно, что у него не было времени вместе со всеми мастерить рождественский подарок для папы и мамы. Но если бы он придумал, как перетащить эту скамью домой во двор, то, наверное, это могло бы считаться его вкладом в общее дело.

Мортен побежал на ферму к Ларсу. Он не вошёл в дом, но сел во дворе так, чтобы хозяева могли видеть его из окна. Некоторое время он сидел и ждал. Наконец в дверях показался Ларс:

– Никак к нам пожаловал Мортен?

– Да. Вы, кажется, собираетесь прийти к нам сегодня вечером?