Пушкарь Собинка - Куликов Геомар Георгиевич. Страница 4

Заторопился на волю.

Вышел с Евдокимом и обмер: ни мужичка, ни лошади на месте нет.

Всполошился Собинка. Принялся людей, великокняжьих холопов, расспрашивать. Смеются те:

— Эва, хватился! Твою пропажу, поди, новый хозяин уже овсецом на радостях потчует. Тебя, ротозея, поминает. Не всякому такое счастье — лошадка бесплатно, за здорово живёшь достаётся!

Иные советовали глумливо:

— К тятеньке поспешай. Он тебе всё про лошадку растолкует вожжами!

Пал духом Собинка. Как являться к деду?

Евдоким и тот закручинился:

— Экая незадача из-за меня приключилась. И чем помочь — не ведаю.

Однако, хочешь не хочешь, домой возвращаться надобно. Поковыляли с Евдокимом. За угол великокняжьих хором повернули — а там знакомый мужичок подле лошади с телегой топчется-мается.

Кинулся к нему Собинка.

Посетовал тот с укором:

— Уж больно ты долго, касатик. Истомился, ожидаючи. Вишь, великокняжьи холопы прогнали от крыльца…

Начал Собинка горячо благодарить мужичка, по счастью оказавшегося не охочим до чужого добра. Махнул тот рукой, шагнул в толпу и затерялся в многолюдье великокняжеского подворья.

Глава третья

Что-то будет?

Говорят: сапожник всегда сам щеголяет без сапог. И впрямь, у мастера частенько не доходят руки до себя.

Однако и по-иному бывает.

У старого плотника Михея Глазова не изба — хоромы. Такими может похвастать не каждый дворянин или сын боярский. И всё сработано им самим и его сыновьями. Два просторных строения соединены добротными сенями — сухими и тёплыми. Внизу — подклет. Хранятся там припасы и плотницкий наряд-инструмент: топоры, пилы, гвоздодёры, тёсла, скобели, свёрла. Над подклетом — горницы для жилья. Рублено всё из толстых сосновых брёвен. Дощатый, из сосны же, пол. На зависть соседям, изукрашены избы, снаружи и внутри затейливой деревянной резьбой: цветами, узорами и даже диковинными зверьми.

Евдокима поместили на дедовой половине. Там же, где жил Собинка с отцом и матерью. Кроме их троих и деда с бабушкой, обретался на этой половине дедуня — дедов отец, а его, Собинки, прадед.

Дряхл был дедуня от старости. Всё лежал или сидел, лежать уставши, на полатях.

Увидев Евдокима и прознав, что он из ордынского плена и что царь Ахмат собрался со своей Большой Ордой на Русь, взволновался дедуня. Ноги свесил с полатей.

— Эх-хе-хе! — помотал горестно головой. — Вот уж не думал, не чаял дожить до новой великой беды…

— Может, не будет ещё той беды-то?.. — с надеждой спросил Собинка.

Все уставились на дедуню. Даже Евдоким приподнялся на лавке.

— Дай-то бог, — вздохнул дедуня. — Только не впервой идёт царь Ахмат на Русь. Сильно обозлён…

— Верно, — печально подтвердил Евдоким. — Грозился, сам слышал, такое учинить, чего на Руси не было отроду.

Сведав об ордынском пленнике, повалили в избу плотника Михея соседи.

У всех одна тревога.

Дедуня вспоминал прошлое, самим виденное и знаемое от других. Внимали ему в строгой тишине.

Выходило по дедуниному рассказу вот что.

Со стародавних времён были беспокойны южные пределы русской земли. Кочевники, что жили скотом и набегами, часто разоряли русские города и деревни, грабили всё подчистую, уводили с собой богатый полон.

А в тот год — одна тысяча двести двадцать третий — спешно прибыли к галицкому князю Мстиславу Мстиславичу Удалому предводители кочевников-половцев во главе с ханом Котяном. В испуге говорили: «Ордынские ханы ноне нашу землю отняли у нас силой — завтра у вас вашу отнимут. Давайте против них обороняться!»

Князь Мстислав Мстиславич не только удал и храбр — умён был. Принялся созывать русских князей. Пояснял: не поможем половцам, они объединятся с Ордой — нам вовсе будет худо!

Многие князья откликнулись на разумное слово. Но не все. Иные решили: чего ввязываться в чужую драку?

Но и среди тех князей, что выступили против Орды, не оказалось не только дружбы, но и простого согласия.

Поначалу складывалось ладно. Перешла русская рать через реку Днепр. Навстречу — всадники с визгом и воем. Машут кривыми саблями. Пускают меткие стрелы. Наши воины не дрогнули — бросились вперёд. Закипела схватка. И повернули обратно всадники. Конские хвосты замелькали. То-то была радость в полку князя Мстислава Мстиславича!

Однако не долго ликовали наши воины. Дошли до реки Калки, а там несметные ордынские полчища. Глядеть страшно. Словно море ощетинилось пиками.

Может, и тут одолели бы врагов. Помешала княжья междоусобица и трусость половцев. Кинулись в битву полки Мстислава Мстиславича, с ним другие. А князь Мстислав Романович киевский остался в стороне. В ссоре с Удалым был. Решил горделиво и скудоумно: я, мол, за себя всегда постою, вы попробуйте обойдитесь без меня.

Из последних сил отчаянно бились русские полки. А с холма киевский князь злорадно взирал и воинов своих не пустил в битву. Тут новая беда. Не выдержали половцы натиска. Ударились в бегство. Смешали русские полки и потоптали конями станы русских князей. Врагам то на руку, навалились всей силой на русские дружины, смяли…

Умолк дедуня. Увидел Собинка — бегут по его морщинистому лицу слёзы. Поплакал дедуня беззвучно при всеобщем молчании — только сдавленно всхлипывали бабы, — выговорил скорбно:

— Так вот и кончилось сражение на реке Калке месяца мая в тридцать первый день…

— А князь киевский?! — воскликнул потрясённый Собинка. — Неужто вовсе не помог Мстиславу-то Мстиславичу?

Вздохнул дедуня.

— Так и простоял всю битву в сторонке…

— Известно, своя рубашка ближе к телу… — словно бы про себя, пробормотал Авдюшка. — Зато, поди, сам остался жив…

На Авдюшку не один Собинка — все обернулись с осуждением. А дедуня, при памяти светлой, слух имел ровно у молодого.

— Нет, милок. Поплатился головой князь Мстислав киевский за свою чванливую гордыню и себялюбие. Да ежели бы одной своей. Воинов, что были под его началом, погубил до единого.

Заёрзал на лавке Авдюшка.

— Думать о себе да о своей рубашке, — продолжал дедуня, — последнее дело. Мечтал отсидеться на своём холме киевский князь, соорудивши оборону. Как бы не так! Три дня отбивался. На четвёртый, когда стали подходить к концу наши силы, поверил князь Мстислав обещанию отпустить его с дружиной, коли сложит оружие. И тем сделал непоправимую глупость. Едва оказались русские воины без своих мечей, всех перебил враг.

— А князя? — спросил Авдюшка.

Помедлил с ответом дедуня.

— Связали его и других князей, захваченных в плен, по рукам-ногам. Уложили на землю, ровно поленья. Поверх настлали доски. И уселись на них пировать, раздавив русских князей, и среди них Мстислава киевского, ровно клопов, тараканов али иных ничтожных тварей…

Словно пришибленные слушали дедуню люди, коих набилось теперь в горницу — не протолкнёшься.

После долгого молчания молвил сосед Глазовых плотник Любим, прозвищем Гвоздь:

— А ведь промеж князей опять свара и раздор. Отъехали братья великого князя Андрей Большой и Борис со своими семьями к злейшему врагу великого князя и другу Ахматову королю польскому и великому князю литовскому Казимиру.

Завздыхали мужики. Невелика в ту пору была Москва. Все новости известны в единый день.

Дед Михей не то чтобы вступился за великокняжеских братьев — пояснил:

— Великий князь Иван Васильевич обделил Андрея и Бориса. После смерти их общего брата Юрия все земли и владения взял себе. А братьям — шишок под носок. Те обиделись, вестимо.

Слободской староста Вавила, что повсюду в надобный час поспевал, подал голос:

— Ты не тронь великого князя Ивана Васильевича. Он силу собирает в кулак. Дабы тем кулаком бить врагов.

— Верно, — ответствовал дед Михей. — Только в кулаке великокняжеском и нашему брату, мужику, приходится трудненько. А что князья грызутся промежду собой, того воистину хуже не придумаешь. Не пора, не время. Со всех сторон обступают враги русскую землю. С севера и запада — немецкие рыцари да Казимир. Со стороны восточной — казанский хан. Теперь вот царь Ахмат идёт с Большой Ордой. За многие годы не собиралось столь беспримерной угрозы.