Длиннохвостые разбойники (сборник) - Скребицкий Георгий Алексеевич. Страница 21
Но тетерев неожиданно приостанавливается. Дальше бежать не хочет. «Чу-фшшшш!..» – громко и вызывающе кричит он.
Я молчу. На таком близком расстоянии отвечать не следует – птицу теперь уже не обманешь, вмиг улетит – и выстрелить не успеешь.
«Да чего же ждёт мой приятель? Снимал бы скорее!»
Тетерев снова подскакивает на месте и хлопает крыльями: а ну-ка, мол, выходи на бой!
Я больше не в силах ждать, приподнимаю ружьё, целюсь и… вдруг над самым ухом: «Чу-фссссс!..» – точно автомобильная шина лопнула…
Косач срывается с места. Я стреляю почти не целясь. Промах. Перепуганные тетерева разлетаются.
– Ты что же наделал? Зачем свистел? – вне себя кричу я на приятеля.
От смущения тот не знает, куда деваться.
– Да я хотел подманить поближе, – лепечет он. – Зуб у меня со свистом. Приеду, сразу выдерну!
– Теперь хоть все повыдергай, – возмущаюсь я. – Сорвал охоту. Эх ты, свистун несчастный!
Мы возвращаемся домой в мрачном молчании. Так кончается день.
Но к вечеру мир между нами уже опять восстановлен, и мы как ни в чём не бывало садимся вместе проявлять фотографии.
– Ну и что же, что не убили? – весело говорит приятель. – Неужели тебе кусок мяса нужен? А ты лучше представь, какой снимок я сделал: тетерев прямо на нас бежит, крылья распустил, хвост лирой… Ведь это же память на всю жизнь!
Я невольно заражаюсь его пылом, тороплю поскорее начать проявление.
И вот лента негативов уже готова. Она промывается в воде. Потом сушится. Но нам не терпится взглянуть на последний снимок: ведь именно там и запечатлён финал нашей охоты.
– Плотноват негатив, – говорю я. – Трудно разобрать детали.
– Не беда, – утешает приятель, – передержал немножко. Это легко исправить.
Я всё же пытаюсь разглядеть снимок, и наконец мне это удаётся.
– Ага, вот и тетерев! Какая поза! Так, кажется, и налетит сейчас. А что такое под ним внизу?
– Бугорок, – поясняет приятель. – Видишь, и кустики на нём.
– Кустики-то я вижу, но сам бугорок какой-то странный. Вот будто два уха, и нос, и рот… Голова какая-то, а вместо волос – кусты и сверху тетерев. Что за чепуха?!
Приятель всматривается и вдруг хватается за виски.
– Ах я болван! – восклицает он. – Настоящий болван!
Я ещё толком не понимаю, в чём дело, но уже чувствую, что случилось что-то непоправимое.
– Плёнку не передвинул: два снимка на одном кадре! – в отчаянии говорит он. – Видишь: твоя голова, а на ней кусты и тетерев.
– Вот те и снимок, и память на всю жизнь! – Я не могу больше сдержать своего гнева и на чём свет стоит ругаю злосчастного фотографа. – Испортил охоту да и снять-то как следует не сумел! Никуда больше с собой не возьму. И не проси лучше.
Но самое возмутительное, что приятель уже оправился от смущения. Он глядит на меня будто ни в чём не бывало, даже улыбается.
– Да ты постой, не кипятись, – весело говорит он. – Я обещал тебе и повторяю – замечательный снимок выйдет. Ты сам посуди: обычного тетерева на земле ведь каждый дурак снимет. А вот чтобы на голове у охотника сидел, – ну где ты такое видал? Ведь это же не просто снимок, а художественная композиция, настоящее чудо техники!
ЛЕСНОЙ ГОЛОСОК
Солнечный день в самом начале лета.
Я брожу неподалёку от дома, в берёзовом перелеске. Всё кругом будто купается, плещется в золотистых волнах тепла и света. Надо мной струятся ветви берёз. Листья на них кажутся то изумрудно-зелёными, то совсем золотыми. А внизу, под берёзами, по траве тоже, как волны, бегут и струятся лёгкие синеватые тени. И светлые зайчики, как отражения солнца в воде, бегут один за другим по траве, по дорожке.
Солнце и в небе, и на земле… И от этого становится так хорошо, так весело, что хочется убежать куда-то вдаль, туда, где стволы молодых берёзок так и сверкают своей ослепительной белизной.
И вдруг из этой солнечной дали мне послышался знакомый лесной голосок: «Ку-ку, ку-ку!»
Кукушка! Я уже слышал её много раз, но никогда ещё не видал даже на картинке. Какая она из себя? Мне почему-то она казалась толстенькой, головастой, вроде совы. Но, может, она совсем не такая? Побегу – погляжу.
Увы, это оказалось совсем не просто. Я – к ней на голос. А она замолчит, и вот снова: «Ку-ку, ку-ку», но уже совсем в другом месте.
Как же её увидеть? Я остановился в раздумье. А может, она играет со мною в прятки? Она прячется, а я ищу. А давай-ка играть наоборот: теперь я спрячусь, а ты поищи.
Я залез в куст орешника и тоже кукукнул раз, другой. Кукушка замолкла, может, ищет меня? Сижу молчу и я, у самого даже сердце колотится от волнения. И вдруг где-то неподалёку: «Ку-ку, ку-ку!»
Я – молчок: поищи-ка лучше, не кричи на весь лес.
А она уже совсем близко: «Ку-ку, ку-ку!»
Гляжу: через поляну летит какая-то птица, хвост длинный, сама серая, только грудка в тёмных пестринках. Наверное, ястребёнок. Такой у нас во дворе за воробьями охотится. Подлетел к соседнему дереву, сел на сучок, пригнулся да как закричит: «Ку-ку, ку-ку!»
Кукушка! Вот так раз! Значит, она не на сову, а на ястребка похожа.
Я как кукукну ей из куста в ответ! С перепугу она чуть с дерева не свалилась, сразу вниз с сучка метнулась, шмыг куда-то в лесную чащу, только ее я и видел.
Но мне и видеть её больше не надо. Вот я и разгадал лесную загадку, да к тому же и сам в первый раз заговорил с птицей на её родном языке.
Так звонкий лесной голосок кукушки открыл мне первую тайну леса. И с тех пор вот уж полвека я брожу зимою и летом по глухим нехоженым тропам и открываю всё новые и новые тайны. И нет конца этим извилистым тропам, и нет конца тайнам родной природы.
ПОЛУНОЧНИК
Мы с дедом, лесником, возвращаемся с охоты на вальдшнепов, по-нашему, по-охотничьему, – с тяги.
Весна. Ночь. Весь лес, и небо над ним, и всё кругом залито прозрачным лунным светом. Молодой месяц тонким лимонным ломтиком желтеет в вершинах деревьев, и кажется, что от него разлилась в воздухе душистая, терпкая свежесть.
Мы идём по лесной вырубке. На зеленоватом небе будто тушью выведены чёрные силуэты одиноких сосен. Лес спит. Спят в вершинах деревьев чуткие лесные птицы.
Вдруг перед самым моим лицом кто-то бесшумно взлетает. Невольно вскидываю ружьё и тут же опускаю. Ведь это не дичь – это ночная ласточка-козодой, по-деревенски «полуночник».
В тот же миг раздаётся выстрел. Козодой спотыкается в воздухе, падает.
– Дедушка, зачем ты стрелял? Ведь это же полуночник.
– Знаю, потому и стрелял, – ворчит дед.
Я поднимаю убитого козодоя. Странное существо. Ни на одну птицу не похож. У всех птиц клюв как клюв, а у этого настоящая пасть, как у лягушки.
В тусклом лунном свете на теле птицы перьев не видно, и вся она, серая, как мышь, с длинным хвостом и широко раскрытой пастью, кажется каким-то фантастическим животным, неизвестно откуда залетевшим в наши трущобы.
– А жаль, дедушка, что ты его убил, – говорю я, – хорошая птица. Для леса пользу приносит – ночных бабочек и других вредных насекомых ловит.
– Это кто, полуночник-то?
– Ну да.
Дед неодобрительно качает головой:
– Вот уж кого нашёл похвалить – полуночника!
– А почему ж его не хвалить?
– Не к добру он. Как залетает, закружит перед тобой, так и знай – беспременно в лесу и сам закружишься. Сойдёшь с тропы – и пошёл без дорог колесить. Одно слово – тёмная птица.
Мне смешно, что старик об этом говорит так серьёзно.
– А откуда, дедушка, ты про неё такое знаешь?
– Про неё-то? А ты-то вот знаешь, откуда эта птица?
– Расскажи, пожалуйста.
– То-то, «расскажи»! Да что толку? Не поверишь небось, что? зря рассказывать.
– Почему же не поверю? Ты всю жизнь в лесу, немало нагляделся.
Дед молчит. Потом нехотя начинает:
– Да я-то этого не видал, а старые люди сказывают. Значит, верно, что было… Небось знаешь, над речкою, в крутояре, что за деревней, на самой излучине ласточки-береговушки живут?