Мать-Земля - Бордаж Пьер. Страница 38

– Вы намекаете, что можете подтасовать результаты голосования? Убийство, фальсификация… Если вы братья, стремящиеся к чистоте, вам следует согласиться, что это дурно пахнет!

– Повторяем, ваше преосвященство, войну не выиграть, руководствуясь только состоянием души. Приходится бороться с коррупцией методами коррупции. Мы не имеем права передавать колоссальное наследство Церкви людям развращенным и обманщикам.

– А что доказывает, что я не отношусь к той же категории?

– Результаты продолжительного и тщательного изучения, которое наши братья провели почти во всей вселенной…

С глаз Фрасиста Богха вдруг спала пелена. Теперь он понимал, почему епископская иерархия навязала ему брата Жавео Мутеву на Ут-Гене. Он понимал теперь агрессивное, вызывающее поведение его личного секретаря, которому, вероятно, поручили проверить основы его веры, определить сильные и слабые стороны, прозондировать, способен ли он осуществлять верховное правление.

– Из этого изучения следует, что, несмотря на ваше маркинатское происхождение и молодость, вы самый подходящий кандидат на наследство муффия Барофиля Двадцать Четвертого. Мы ценим вашу религиозность, ваше постоянное желание жить в соответствии с исходным Словом Крейца, вашу непримиримость по отношению к еретикам, вашу эффективность в управлении делами планеты Ут-Ген… Нам особенно понравилось, как вы решили проблему Северного Террариума. Будем откровенны: нынешний муффий и многие кардиналы уже давно стали бетазооморфами, дьявольскими мутантами, адскими исчадиями, от которых надо избавиться, пока эта зараза не поразила гангреной всю Церковь…

Слова викариев разрушали стену недоверия Фрасиста Богха, огненными стрелами поражали его дух. Он начинал осознавать, что, даже если никогда не признавался в этом самому себе, уже давно готовился к подобному исходу. Все его инструкторы, миссионеры крохотной школы священной пропаганды в Дуптинате, а также экзархи и теологи Высшей школы в Венисии предрекали ему славное будущее. Хотя мотивация евнухов Большой Овчарни была не столь прозрачной и непредвзятой, как они утверждали, они только ускоряли взлет, записанный в его судьбе, в анналах времени.

– Вы ответили мне на два вопроса, – произнес правитель Ут-Гена. – Будущее муффия Барофиля Двадцать Четвертого и результат голосования кардиналов. Остается прояснить третий вопрос: мнение императора Менати и сенешаля Гаркота. Управление Церковью требует тесного сотрудничества с мирской властью. Разве не муффий, по совету сенешаля Гаркота, посадил Менати Анга на трон Ранти? Разве император не ощущает признательности муффию?

– Можем вас уверить, что наш проект нашел поддержку в самых высоких кругах.

– Чью?

– Пока слишком рано сообщать вам об этом, ваше преосвященство.

– Трудно ввязываться в столь опасное предприятие, не зная всех исходных данных и последствий…

Кардинал подошел к стене и окинул машинальным взглядом детородные органы, плавающие в прозрачных шарах. Он вдруг сообразил, что уже не ощущает отвращения к этим лохмотьям плоти. Викарии были правы: привыкаешь ко всему. Разве он не свыкся уже с мыслью стать муффием Церкви Крейца, которая несколькими мгновениями раньше казалась ему немыслимой? Разве не ему, маркинатянину, чужаку, сыну скромной прачки из Круглого Дома с девятью Башнями, они предлагали власть над десятками миллионов верующих и сотнями миллиардов подданных?

– Мы принесли вам доказательство нашего доверия, ваше преосвященство, – снова послышался гнусавый голос. – И хотим верить, что это доверие взаимно.

– Бесполезно продолжать этот разговор, кардинал Фрасист Богх, – произнес фальцет. – Вы знаете достаточно, чтобы принять решение. Если оно будет положительным, мы вступим с вами в контакт в нужное время. Но в любом случае мы не нанесем вам оскорбления, потребовав хранить эту беседу в абсолютной тайне.

– Есть ли у меня время на размышление?

– Мы ждем немедленного ответа. Простого кивка головы хватит…

В душе правитель Ут-Гена уже сделал свой выбор. Но песчинка недоверия, подсознательный страх стать игрушкой темных сил и призрачные последствия этого разговора удержали его от немедленного согласия. Быть может, он совершал крупнейшую ошибку в жизни… Викариат мог быть подкуплен муффием для проверки лояльности кардиналов… Почему евнухи Большой Овчарни отказывались сообщить ему всю подноготную заговора?

Он понял, что получит ответы, только сделав решительный шаг навстречу собеседникам. С одной стороны, его ждало падение в ад, суд чрезвычайного трибунала и унизительная смерть на огненном кресте, с другой – дорога света и славы. И обе стороны испытания истиной, которому его подвергли, были одинаково ужасающими.

Почти против воли, словно во сне, кардинал медленно кивнул. И, кивнув, ощутил, что бросился в бездонную пропасть.

– Превосходно, ваше преосвященство. Наша беседа закончена. Брат Жавео Мутева будет осуществлять связь между нами.

Глубокий реверанс викариев больше походил на протокольное приветствие понтифика, чем на обычный поклон. Фрасист Богх покинул подвал в глубокой задумчивости и присоединился к своим мыслехранителям и гиду, ожидавшим в коридоре.

Как только металлическая дверь захлопнулась, викарии сняли маски. Брат Жавео Мутева раздвинул полы своей черной рясы и показал перламутровую рукоятку волномета.

– Мне было бы крайне неприятно убивать его!

Его торжествующая улыбка открывала крупные белые зубы, блестевшие на фоне темной кожи.

– Вы, похоже, очень привязались к нему, брат Жавео! – сказал брат Астафан, представитель высшего викариата при муффий. – Но если бы он отказался, у вас не было бы выбора.

– Вы считаете, что он будет придерживаться своего решения? – спросил брат МуркЭль-Салин, руководитель епископской администрации.

– За это я отвечаю, – уверенно произнес брат Жавео. – Я слишком долго пробыл рядом с ним и знаю, что он человек слова.

– Ну что ж, вернемся к своим привычным занятиям, – предложил брат Палион Судри, отвечавший за иерархические назначения в Церкви. – Нельзя, чтобы наше отсутствие было замечено. Ближайшее собрание – третий час первого дня.

Они молча рассыпались по подвалу. Каждый на мгновение застыл перед своим пожертвованием – кое-кто заплакал, – а потом они исчезли в подземных проходах, о которых знали только они.

Фрасист Богх никак не мог заснуть. Несмотря на кондиционер, он обильно потел в своем ночном облегане и вертелся с боку на бок на узкой неудобной кровати в келье епископского дворца. В отличие от многих своих собратьев, которые предпочли апартаменты в лучших гостиницах Венисии, он удовлетворился маленькой комнатой, которую ему предоставила администрация. Поскольку у нее не было ни прихожей, ни коридора, его мыслехранителям приходилось проводить ночь в волновой душевой.

В голове его с невероятной быстротой мелькали разные образы. Белые и жесткие маски викариев, шары с их отвратительным содержимым накладывались на сморщенное личико муффия Барофиля, на амфитеатр, окрашенный в пурпур конклава, на синий бурнус сенешаля Гаркота, на ярко-синюю тунику Императора Менати, на темное лицо брата Жавео Мутевы, на тела еретиков, на глаза дамы Армины Вортлинг… Границы между сном и явью стирались… Чем больше времени проходило, тем больше беседа с викариями казалась ему невероятной и немыслимой. Он уже не помнил, какой ответ дал, он не помнил, как проделал обратный путь. Он поискал брата Жавео, который жил этажом ниже, чтобы обнаружить на его лице, в глазах или в поведении признаки сообщничества, но личный секретарь был вне досягаемости. Кардиналу показалось, что он вот-вот проснется и примется созерцать разрозненные обрывки своего сна.

О, Крейц, почему ты так мучаешь меня, почему не позволяешь погрузиться в спасительную глубину сна?

Он услышал глухие удары, доносившиеся из коридора.

– Ваше преосвященство! Ваше преосвященство!

Стучали в его дверь. Ему понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя. Охваченный мрачным предчувствием, он встал и тяжелым шагом пересек комнату.