Рассказы охотника - Скребицкий Георгий Алексеевич. Страница 6
Пришла весна. Бобрят нужно было выпустить на волю. Ведь не могли же весь век прожить эти водные зверьки в доме за печкой! Правда, у них там стояла большая лохань с водою, но бобрята за зиму так выросли, что едва помещались в такой самодельной ванне и, купаясь, заливали водою всю комнату.
Вот и решил дядя Никита выпустить бобрят в то озеро, откуда их принес. Но тут из центра пришло распоряжение. В нем говорилось, что надо отловить бобров и отвезти для расселения в наш заповедник. Поручили это дело дяде Никите. Он согласился, собрал пожитки, посадил в ящик своих бобрят и прикатил к нам.
Мы показали дяде Никите речку, озера, но больше всего ему понравился глухой лесной проток, заросший тростником. Местами проток расширялся в небольшие глубокие плесы, а местами бежал узким лесным ручейком. По берегам рос молодой осинник — любимая еда бобрят.
— Вот здесь мы их и выпустим, — решил дядя Никита.
Тут же на берегу протока стояла избушка, в которой раньше жил лесник. Теперь избушка была пуста.
— Самое для меня подходящее место жительства, — любовался на нее дядя Никита. — Лес кругом и вода рядом — и Бобки мои тут же поселятся. Отличное место!
На следующий день по лесной, давно не езженной дороге мы привезли бобров к протоку и выпустили на берег. Зверьки огляделись и, почуяв воду, сразу же бросились в нее. В один миг с громким всплеском они исчезли под водой; потом вынырнули и, будто играя, поплыли друг за другом. Ныряя, они громко шлепали своими плоскими хвостами по воде. Брызги летели во все стороны. Наконец бобры наплавались, ушли под берег и скрылись там среди камышей и кустов. Мы оставили их в покое и отправились с дядей Никитой помогать ему устраиваться в лесной избушке.
Бобры отлично прижились на новом месте. К сожалению, видеть их днем удавалось не часто. Большую часть дня зверьки отдыхали в выкопанной ими норе, в глуши ольховых зарослей. Зато с наступлением вечера они принимались за работу. Бобры вылезали на бережок, где рос молодой осинник, усаживались возле деревьев и, обхватив их передними лапами, начинали грызть. Если ствол дерева был довольно толст, бобры постепенно обгрызали его вокруг. Зверьки трудились до тех пор, пока дерево не падало на землю, будто подрубленное топором. Свалив осину, бобры начинали усердно хлопотать возле нее. Острыми, как ножи, зубами они отгрызали ветки, тащили их в воду и плыли со своей ношей к намеченному месту. Там они засовывали ветки под берег и возвращались за новыми, которые также складывали в свои подводные кладовые. Так работали бобры каждую ночь до самого утра — готовили себе запасы корма на зиму.
Однажды осенью дядя Никита пришел к нам. Перед этим мы больше недели его не видели.
— Хотите посмотреть, что мои Бобки вытворяют? — весело спросил он.
На наши расспросы дядя Никита ничего не хотел рассказывать.
— Приходите сегодня вечером — сами увидите.
В сумерки мы уже были возле протока.
Что же мы там увидели! В том месте, где проток суживался, его перегораживали наваленные в воду бревнышки, сучья и ветки. Это бобры начали постройку своей плотины.
Мы уселись поодаль на берегу и притаились. Ждать пришлось недолго. Вскоре послышался легкий плеск воды, и из-за поворота показался бобр. Он плыл и тащил в зубах обгрызенный ствол деревца.
Добравшись до своей постройки, бобр стал наваливать на плотину принесенное им бревнышко.
Сделать это было нелегко. Бревнышко скатывалось обратно в воду. Зверек вновь брался за него, подталкивал лапами и головой, пока наконец не водворил свою ношу на место.
Покончив с этим делом, бобр неожиданно исчез под водой.
Когда он вынырнул, во рту у него виднелся большой комок ила с корневищами водных растений. Искусный строитель ловко засунул этот комок в щель между ветками. В это время на воде показался и второй бобр. Он тащил зубами за сук другое поленце. Приладив и его, оба зверька принялись илом конопатить плотину.
Мы так увлеклись, наблюдая эту необыкновенную постройку, что и не замечали времени. Давно уже наступила ночь; полная луна голубым светом озаряла лес, камыши и воду. Проток блестел, искрился живым сверкающим серебром, а ветки бобровой плотины шевелились в струях воды, будто темные змеи. Возле плотины, то появляясь в лунном свете, то исчезая в тени, хлопотливо плавали ее забавные четвероногие строители. Они то приносили новые палки и ветки, то конопатили свою постройку.
(Ночь мы провели в избушке дяди Никиты. Нам хотелось утром еще раз взглянуть на сооружение бобров.
— Вот ведь что занятно, — сказал один из сотрудников. — Эти бобрята с самого раннего детства остались без матери и воспитывались в доме у человека. Они никогда и не видели, как старые бобры устраивают плотины, никто их этому не учил, а, ведь строят, как и полагается всем бобрам.
Дядя Никита усмехнулся:
— А кто же учит птиц гнезда вить? Или, скажем, паука паутину плесть? Никто. Это у всех у них от рождения такое искусство имеется.
Наутро, только что выглянуло солнце, мы опять отправились к протоку. Вышли на берег — и ахнули. Нельзя было даже узнать прежнее место. Перед нами вместо узкого ручейка разлился небольшой пруд. Вода вышла из берегов и затопила прибрежные кусты и деревья. Утреннее солнце весело отражалось в тихой воде. Желтые и красные листья медленно кружились в воздухе, садились на воду и плавали на ней, как маленькие разноцветные лодочки. Этот новый пруд сдерживала устроенная бобрами крепкая, проконопаченная илом плотина.
Вскоре после сооружения плотины бобры принялись за постройку жилища — бобровой хатки. Посредине пруда небольшим островком возвышалась земляная кочка. Бобры смастерили над ней шалаш из сучьев и веток. Крышу и стены своей хатки бобры крепко законопатили илом. Бобровая хатка не имела ни «окон», ни «дверей». Вход в нее зверьки устроили под водой, так что даже нельзя было заметить, когда они влезают в свое жилище и когда выходят из него. Водоем, запружённый бобрами, был неглубок, но зверьки проделали на дне борозду — траншею, которая вела прямо к входу в их хатку. По этой водяной дорожке бобры подтаскивали к своему жилищу осиновые сучья и ветки — запасали себе корм на зиму.
В таких хлопотах прошла вся осень. Наступила зима. В начале зимы, когда лед был еще не очень крепок, бобры часто проламывали его, выходили на берег, «рубили» деревья и затаскивали ветки под лед.
Но вот ударили настоящие декабрьские морозы, крепко сковали льдом воду и землю. Повалил снег, толстым слоем укрыл поля и леса.
Как-то в погожее зимнее утро мы пришли на лыжах поглядеть бобровый водоем. Было тихо и ясно. Голубые морозные искры сверкали на земле, на деревьях и в воздухе, и от этого кругом было по-зимнему особенно светло.
Мы вышли на открытую полянку. Посреди нее возвышался большой снежный сугроб. Мы огляделись, сразу не узнав места. «Да ведь это же вовсе не полянка, это занесенный снегом бобровый пруд! А сугроб посредине — бобровая хатка».
Мы подошли к сугробу и прислушались — ничего не слышно. Ведь там, внизу, под толстым слоем льда и снега жили наши бобры. Живы ли они и как себя чувствуют в своем темном подледном убежище? Сколько мы ни прислушивались, ни один звук не доносился из-под льда. Кто-то предложил:
— Давайте-ка сделаем прорубь!
Мы быстро сбегали в избушку дяди Никиты и вместе с ним вернулись с ломом и лопатами. Работа оказалась нелегкая. Лед был довольно толстый, но все же через несколько минут прорубь была готова. Прорубили ее как раз над тем местом, где у бобров по дну шла подводная дорожка к их хатке. Все склонились к проруби и стали напряженно всматриваться — не заметим ли в глубине хоть какие-нибудь признаки жизни наших бобров.
— Бобки, Бобки! — позвал дядя Никита.
Мы прислушались — ни звука. Неужели же они погибли там под льдом и снегом?