Кусатель ворон - Веркин Эдуард. Страница 30

Жмуркин сунул мне планшетник и направился в голову автобуса, разбираться.

– Я не собираюсь с этой рядом ехать! – продолжала ругаться Жохова. – Я не хочу заразиться! Давайте ее высадим!

– Зачем высаживать?! – вопросил Пятахин. – Давайте лучше все вместе заразимся, как Бенгарт предлагал! Это же прикольно! Классная быдлеска получится! Вить!

Пятахин поглядел на меня с надеждами.

Да уж, это точно. Чесоточный автобус с воинами добра путешествует по Золотому кольцу. Достойно. Прогремит. Забавно, личные перспективы заразиться чесоткой меня не очень отчего-то смущали, оказалось, что болеть чесоткой в компании не страшно, пусть это даже и компания Пятахина. Оказывается, я вовсе и не социопат.

А Пятахин продолжал:

– «Чесотка и Золотое кольцо», а? Все заразимся! А потом все разденемся по пояс и струпья будем показывать!

При слове «струпья» Лаура Петровна заволновалась и тоже поглядела на шестой ряд, где сидели Рокотова и Герасимов.

– Никаких струпьев не будет, – успокаивающе сказал Жмуркин. – Какая еще чесотка, откуда… Пропустите!

Он пробирался по салону, улыбался и старался казаться веселым.

– Придумал! – воскликнул Пятахин. – Придумал! Помните того придурка, который прославился тем, что на фоне разных стран дебильно плясал?! А давайте мы тоже будем плясать на фоне Золотого кольца?! Только с чесоткой!!! И раздетые по пояс!

– Я не буду раздеваться! – предупредила Жохова.

– Да тебя никто и не просит, ты нам просмотры уронишь…

– Свинья! – Иустинья стукнула Пятахина кулачками в плечо, он двинул ее корпусом.

Жохова упала в кресла.

– А я никогда чесотки не видел. – Лаурыч с интересом устремился посмотреть на чесотку, но мать ловко поймала его за шиворот и водворила на место.

– А у меня чесотка уже была, – спокойно признался Дубина Листвянко. – Ничего себе болезнь, нормальная. Целый месяц можно в школу не ходить.

– А мне эта ваша чесотка даром не нужна! – громко сказала Снежана. – Если вы такие дебилы, то и заражайтесь. А я не хочу!

Снежана достала баллончик духов и обрызгала вокруг себя атмосферу.

– Я тоже не хочу! – провизжала Иустинья. – Пусть Пятак сам со своей чесоткой пляшет!

Жмуркин добрался до места Рокотовой и стал с ней вполголоса разговаривать.

– Чесотка?! – с интересом поинтересовалась у меня Александра.

Я кивнул.

– Чесотка – это что?

– Это такое заболевание, – объяснил я. – Чрезвычайно заразное. От него очень чешутся руки.

Александра перевела на немецкий. Дитер и Болен остались к чесотке равнодушны.

– Давайте ее все-таки высадим! – снова предложила Жохова. – А то мы скоро все заболеем!

– И меня тоже высадите, – попросил Пятахин. – Мне Рокотова нравится.

– Высадим, не боись. Давайте голосовать, – продолжала выступать Жохова.

– А может, это не чесотка, – предположил я.

– Давайте проголосуем – чесотка или не чесотка? – заржал Пятахин.

– Это не шутки, – заявила Жохова. – Надо решать, пока мы все не поперезаражались. Эй, Рокотова!

Рокотова попыталась втянуть голову в плечи. Жмуркин строго посмотрел на нас.

– Чего втягиваешься, туберкулезница! – сварливо сказала Жохова. – Она нас всех перезаражает!

– Пусть Гаджиев посмотрит, – посоветовала Лаура Петровна.

– У меня отец хирург, – возразил Равиль. – Я в чесотке не разбираюсь.

– Я могу посмотреть, – вызвался Лаурыч.

Мама скрежетнула зубами. Жмуркин потрепал по плечу Рокотову и вернулся к нам.

– Ну что? – спросила Снежана.

Жмуркин промолчал.

– Я так и знала, – Жохова вытащила в проход сумку на колесиках, закинула на плечо сумку и, задевая всех подряд, стала пробираться в конец салона.

Все замерли в немой сцене, затем кинулись собирать вещи и перемещаться подальше к корме. Кроме немцев, они то ли не понимали, то ли проявляли терпимость, – европейцы, что с них взять.

Лаура Петровна тащила Лаурыча и вещи, Снежана Дубину, Дубина вещи, Гаджиев старомодный клетчатый чемодан. Даже Пятахин почему-то переместился, хотя еще совсем недавно выказывал желание заразиться и танцевать голым в Гусь-Хрустальном. Мы с немцами оказались самыми первыми перед чесоточным рядом.

– Что это? – не поняла Александра.

Я промолчал.

– Почему все отсели?

– Санитарная зона, – ответил я негромко. – Гусь свинье не товарищ.

Александра размышляла минуту. Потом стала совещаться с остальными немцами. Совещались они еще минуту, после чего германская часть нашей группы демонстративно пересела поближе к баторцам. В конце концов, что такое чесотка? Не проказа же. Так подумал я и пересел к Александре.

– К немцам никакая зараза не пристает, – объявила громко Жохова. – А автобус придется окуривать серой.

– А к Бенгарту? – спросил Пятахин.

– А он тоже немец, – напомнила Жохова.

– Жохова, а это правда, что ты в прорубь два раза кидалась? – спросил я.

Жохова возмущенно замолчала и стала так сильно меня ненавидеть, что я почувствовал на затылке горячую точку, как от лазерного прицела совсем.

– Мне кажется, нам надо где-нибудь остановиться, – возвысила свой голос Лаура Петровна. – В конце концов, мы должны проверить, убедиться, что опасности нет.

– Безусловно, – ответил Жмуркин. – Безусловно, мы где-нибудь остановимся и проверим…

– А я Юле помогал сумку в багажник заталкивать… – негромко произнес Лаурыч.

– И ты уже обречен! – провозгласил Пятахин.

– Идиот какой… – с отчаяньем выдохнула Лаура Петровна непонятно о ком.

– Вас в одну палату положат, – развивал ситуацию Пятахин. – И будут лечить мазью из икры тритонов – это ведь верное средство против всех болезней, правда, Жохова?

Жохова промолчала.

– Чесотку тритонами не лечат, – уточнил Дубина.

Лаура Петровна немедленно достала спиртовые салфетки и стала протирать Лаурыча. Он отнекивался, все-таки ему было неудобно, но мать не уступала, в автобусе запахло медициной.

Тег «Эпидемия». Тег «Эпизоотия».

– Я бы советовал всем прекратить преждевременную панику, – сказал Жмуркин. – Мы все взрослые люди…

– А если это сибирская язва?! – с надеждой спросил Пятахин.

Сделалось совсем тихо, только медициной завоняло громче.

– Нет, а действительно? Рокотова заразилась сибирской язвой…

– Замолчи! – потребовал Герасимов.

– Да где она могла заразиться? – вступился Жмуркин. – Где?!

– По Интернету, – тут же ответил Пятахин. – Она письмо написала, а ей споры в конверте выслали.

Слово «споры» прозвучало угрожающе, если честно.

СПОРЫ.

– Да нет у меня никакой сибирской язвы! – нервно выкрикнула Рокотова. – Я не писала никому письма!

– Писала-писала! – встряла Жохова. – Я сама видела, как ты на почту ходила!

– Я в институт письмо отправляла… – с чего-то вдруг стала оправдываться Рокотова.

– Все правильно. Ты отправила письмо в институт, а оно попало в Аль-Каеду, – развил мысль Пятахин. – А оттуда тебе уже споры прислали…

– Ну, все! – Жмуркин хлопнул в ладоши. – Все, хватит!

Рокотова, кажется, заплакала.

Жмуркин подсел ко мне.

– Ну, и что?

– Кажется, на самом деле чесотка, – сказал он шепотом. – Вся в сыпи.

– И что?

– Что-что, надо что-то сделать, – скрипнул клыками Жмуркин. – Надо в больницу, посмотреть… Надо всех осмотреть. Через пятнадцать километров село, в нем, кажется, больница. Заедем.

– Заедем.

– Ты в блог, само собой, это не записывай.

– Конечно.

В блог это записывать не надо, про это книжку надо сочинять. Роуд стори, «Путешествие к сердцу ночи», никак не меньше.

– Я что-то уже чешуся, – громко сказал Пятахин. – Жохова, почеши мне спинку, а?

– Давай я тебя почешу, – предложил Листвянко, хрустнув кулаками.

– Зачем мне ты, я в Жохову влюбленный.

– А у меня фурункулез был. На ногах, – зачем-то объявил Лаурыч.

Какой-то автобус признаний, осталось Жмуркину в старых грешках признаться. В снежном человеке, в пираньях, в остальных необузданных радостях подросткового периода. Ни к чему все это, вот мне, к примеру, совсем не доставило никакого удовольствия узнать о том, что Лаурыч страдал чирьями, вопреки своему желанию я представил эту гнусную картину…