Герда - Веркин Эдуард. Страница 69

Ну и морс. Клюквенный.

Наталья Дмитриевна выглядит устало. Впрочем, может, это из-за дождя, в дождь все выглядят старше и печальнее, мучаются, сутулятся, и люди, и собаки. Герда бредет за ней, пристегнутая коротким поводком. Медленно, приволакивая правую заднюю ногу. Она тоже… Выглядит устало. Растолстела, стала круглой и пухлой, спина под весом просела, и пузо волочится почти по асфальту. Нелепый самодельный намордник, тяжелый и уродливый, перемотанный синей изолентой. Язык вываливается между прутьев, видно, что Герде тяжело.

Они медленно шагают по перрону.

Герда поворачивает голову и смотрит вверх. На вагон. На меня.

Герда смотрит сквозь прозрачным взглядом своих белых глаз.

Наталья Дмитриевна предлагает блины, бутерброды и морс, предлагает рыбу, протягивает на вытянутой руке пластиковый стаканчик с самыми вкусными семечками в мире, корзинку с самым замечательным печеньем.

Она продаст пироги, и печенье, квас и морс, и имбирный лимонад, и бутерброды, скопит к осени денег и поедет. В Таганрог. В Коктебель. В Тарханы. По пушкинским местам.

Вагон сдвигается. Стоянка пятнадцать минут закончилась, вода заправлена, сцепки проверены, Абакан впереди. Конечно, я до Абакана не поеду, только до следующей остановки, до Прасолова, оттуда вернусь домой на автобусе, продолжу жить.

Юля с подлещиком. Нет, на самом деле, не привиделось, худая печальная Юля, жует печального подлещика. Наверное, уже стала дизайнером, теперь продвигает пластиковые пальмы во все дворы нашего города.

Наталья Дмитриевна стоит на перроне. Кажется, у нее никто ничего сегодня не купил, даже подлещиков. Наталья Дмитриевна вытирает со лба воду и что-то выговаривает Герде. Та сидит на асфальте, задрав морду. Наталья Дмитриевна ругает собаку, грозит ей пальцем, качает головой. Герда слушает. Издали мне кажется, что Герда даже кивает. Хотя, может быть, у нее просто трясется голова.

Поезд дергается и останавливается.

Наталья Дмитриевна продолжает отчитывать собаку. Стучит ее пальцем по лбу, и от каждого удара Герда вздрагивает и втягивает голову в плечи. Наталья Дмитриевна стягивает с Герды намордник, гладит ее по голове. Затем она снимает с корзинки покрывало и достает пироги, два большущих расстегая, это видно даже издалека. Герда начинает приплясывать, разевает пасть, чуть привстает на задние лапы. Наталья Дмитриевна опускает пирог в пасть Герды.

Та щелкает в воздухе зубами, мимо, пирог падает на перрон. Герда ищет его на ощупь, тычет мордой в разные стороны. Наталья Дмитриевна ругается. Кто-то опаздывающий на поезд наступает на пирог, пирог отлетает в сторону. Герда нюхает воздух, опять задирает морду, поворачивает в мою сторону тяжелую голову с порванными ушами.

Герда смотрит.

Она напишет. Через год. В крайнем случае, через полтора. Точно, все будет хорошо. У ручьев, где дремлют ивы.

Поезд опять трогается с неприятным рывком, по столу, дребезжа, едут стаканы с ложками.

Герда нюхает воздух, я вижу, как морщится у нее нос.

Я позвоню. Конечно, я ей позвоню. Позвоню, хотя это и бесполезно.

Потому что я пробовал. Еще раз. И еще раз. И еще.