Муравьиное масло - Погодин Радий Петрович. Страница 2
Печка уже протопилась, когда Толик вспомнил про тетради.
— Уроки-то, Петя! — сказал он упавшим голосом.
— Ну и что, уроки! Ничего, завтра сделаем. Мороз-то!..
Пошевелив угли кочергой, Петька развалился на своем спальном мешке.
— По естествознанию нас уже спрашивали, по русскому тоже. Медвежатинки бы сейчас зажарить… Любишь медвежатину?
— Люблю, только я ее никогда не пробовал.
— И я не пробовал. — Петька мечтательно сощурился. — Вкусная, должно быть…
— Петь, только вдруг завтра в школу?..
— Да что ты заладил? Сказано, — завтра мороз будет, и всё… — Но, чувствуя, что Толик не очень-то верит, Петька нехотя полез к окошку. — Воздух нюхаю; самый таежный способ предсказывать погоду, — объяснил он, пыхтя у открытой форточки.
Морозный пар медленно опускался по стене на пол.
— Ну, сколько нанюхал?..
— Гра… градусов тридцать, — дрожа от холода, но стараясь сохранить глубокомысленный вид, объявил Петька… — Сейчас будем золото искать, промывку делать… А может, алмазы?..
— Алмазы, — выбрал Толик.
Утром Толика разбудили чьи-то холодные руки.
У дивана в расстегнутом пальто стоял Петька. В руках он держал свой видавший виды портфель, лицо его было угрюмым.
— Ты чего?.. Случилось что-нибудь?
Петька отвел глаза и кивнул головой на окно. За оттаявшим стеклом медленно кружились крупные хлопья сырого снега.
— Вот тебе и дым свечкой! — растерянно прошептал Толик.
Огуречная техника
Мишка бросил ведро, стер пот со лба и боком, как вратарь, упал на траву.
— Фу-у… Еще грядка осталась. Польем — и купаться…
Генька молчал. Он лежал на меже и, покусывая травинку, пристально смотрел на желтые огуречные цветы, словно выпытывал у них что-то интересное и очень секретное.
Над поселком, над отвалами дальних шахт, над лесом, синеющим у горизонта, лениво кружились прозрачные разомлевшие облака. Внизу, стиснутая крутыми сланцевыми берегами, шумела на камнях и брызгалась пеной сварливая речка Елаховка. Здесь же, на колхозных огородах, было тихо, только гудели пчелы да изредка далеким эхом долетал крик маневрового паровоза, подвозившего на электростанцию топливо.
— Придумал? — ткнул Мишка приятеля в плечо.
Генька закрыл глаза и процедил, не выпуская изо рта травинку:
— М-м… Н-не мешай…
— Думай быстрее… Скоро такое пекло начнется — голова лопнет. Я вот от солнца каждый день вес теряю. — Мишка ущипнул свою плотную загорелую руку. — Видишь, кожа отстает, будто на два размера больше…
— Есть! — приподнялся Генька. — Давай воду ночью носить, а утром поливай, сколько хочешь…
Мишка почесал лоснящуюся от пота щеку.
— Не подходит… Поспать мы, конечно, успеем… Но какая же это техника! Сегодня ко мне ребята с капусты подошли, говорят: «Крюк ищем, вас с Генькой на буксир брать».
— А ты и рад…
— Я рад?.. Да я сказал, — пусть они этим крюком подавятся…
— Правильно. — Генька наморщил обожженный солнцем лоб. — Мне подумать немножко, я обязательно соображу что-нибудь.
Мишка с надеждой посмотрел на товарища и смущенно пробормотал:
— Генька, ты только сперва за водой сбегай, а то я уже упарился.
Бренча ведром, Генька побежал по уступчатой тропинке вниз, к реке. Вернулся он скоро и завопил:
— Дожили!.. Капустники уже в речку залезли… Купаются. А мы, как самые никудышные…
Мишка встал, пощупал свои бицепсы. Но вопрос был не спорный, и кулаки в этом случае не могли сослужить свою боевую службу.
— Вот польем остатки — и домой… Мне сегодня и купаться чего-то совсем не хочется.
Домой они возвращались скучно. Ветер гнал по тропинке пыль. Было тихо, лишь иногда робко стрекотали кузнечики.
— Тс-с… Слышишь? — вдруг остановился Генька.
— Слышу… Капустники на речке орут.
— А журчит, слышишь?
— Это тебе солнцем затылок напекло… Теперь до самого вечера журчать будет.
— Это тебе напекло, — рассердился Генька. — Прочисти уши. Здесь где-то рядом журчит.
Мишка прислушался. Скоро и он ясно различил тихое журчание.
— Это на шоссейке.
Солнце уже поднялось высоко и пекло так, что казалось, вот-вот закипит, заклокочет воздух над красным от клеверного цвета лугом. Ребята быстро взобрались на небольшой откос, перепрыгнули через какой-то дощатый настил и, оказавшись на раскаленном асфальте, заплясали, обжигая голые пятки.
Вдоль шоссе, соединяющего поселок с железной дорогой, тянулась длинная, крытая досками канава. В ней шумела вода. Ребята долго искали щель, чтобы заглянуть под настил, но доски были плотно пригнаны и крепко прибиты гвоздями. Наконец Мишке удалось приподнять одну из досок.
— Грязная, — разочарованно протянул он.
— Дай-ка мне, — оттолкнул его Генька. — Это она в темноте грязной кажется… Мутная просто. — Он поплескал воду рукой, посмотрел капельки на свет и даже лизнул языком. — Натуральная вода; это с электростанции отходы из котлов. Они в Елаховку текут.
— А вдруг они ядовитые? — проворчал Мишка.
Генька даже сел от неожиданности.
— Факт, ядовитые, — настаивал Мишка. — Иначе зачем канаву досками заколотили?
Генька глянул по сторонам, потом решительно поднял доску и, зачерпнув пригоршню воды, стал медленно пить.
— Чего ты?.. Брось! — Мишка схватил его за руку. Но Генька быстро проглотил воду и, плотно сжав губы, сел на горячие доски. Мишка смотрел на него растерянно. Друг ведь самый лучший… Четыре года вместе — и вот, может быть, сейчас…
— Не действует… — заявил через несколько минут Генька.
Мишка облегченно вздохнул, даже хихикнул совсем некстати, но тут же высказал предположение:
— Может, она против человека не действует, а против огурцов задействует…
— А мы только один огуречик польем для опыта.
Ребята сбегали за ведром и вскоре старательно поливали огуречный куст на краю гряды.
— Что ж это вы в самую жару на поле выползли?.. Проспали, небось? — раздался у них за спинами чей-то веселый голос.
На меже стоял молодой высокий парень в полотняной рубашке с полевой сумкой через плечо.
— Агроном колхозный, — зашептал Мишка.
— Мы утром поливали, — бойко оправдывался Генька. — А сейчас опыт один…
— А кто же вам позволил на колхозных огурцах опыты ставить? — нахмурился агроном.
Генька растерялся.
— Мы только на одном огуречке. Воду попробуем…
— С речки сюда далеко носить, — поспешил ему на выручку Мишка, — а от водовоза все наши ребята из школы отказались… Правда отказались, кого хочешь спросите… Одну рабочую и лошадиную силу высвободили… А это отходы, — показал он на ведро. — С электростанции. Они не вредные, вон Генька пил, и ничего…
Агроном почему-то закашлялся, вынул из сумки пробирку и сказал:
— А ну-ка давайте ваши отходы! Исследуем…
К вечеру, когда зной слегка спал и на асфальт легли длинные тени придорожных кустов, друзья с лопатами бодро шагали из поселка к своему участку. Через плечо у Геньки висел тонкий резиновый шланг, каким обычно шоферы перекачивают бензин.
— Ночевать в поле отправились? — смеялись им вслед возвращавшиеся с речки капустники. Мишка с Генькой сделали вид, что это их не касается. Остановились они у канавы, где утром пробовали воду. Генька сказал:
— Ставь веху, трассу прокладывать будем.
Мишка воткнул в землю лопату и не торопясь направился вслед за Генькой к участку. Время от времени Генька останавливался, прищуря глаз, смотрел на лопату, ставил прутик и звал Мишку дальше.
Утром, проходя мимо огуречного участка, ребята, половшие капусту, не нашли там ни Мишки, ни Геньки. Вокруг было пустынно и тихо, лишь со стороны шоссе доносились крики. Капустники бросились через луг к дороге.
Там, где вчера Мишка поставил первую веху, была вырыта яма, от нее отходила неглубокая, в один штык, канавка. Генька старательно засовывал конец шоферского шланга в щель между досками. Мишка сидел в яме.