Тайный Сигнал Барабанщика, или Как я вёл дневник - Алексин Анатолий Георгиевич. Страница 1

Annotation

Повесть Анатолия АЛЕКСИНА " "ТАЙНЫЙ СИГНАЛ БАРАБАНЩИКА" или как я вёл дневник"

Журнальная версия. Печаталась в журнале "Пионер" в 1958 году.

"ТАЙНЫЙ СИГНАЛ БАРАБАНЩИКА" или как я вёл дневник

10 ноября

11 ноября.

12 ноября

13 ноября

14 ноября

17 ноября

19 ноября.

30 ноября.

2 декабря

3 декабря

6 декабря

7 декабря

10 декабря

12 декабря

13 декабря

14 декабря

17 декабря

18 декабря

21 декабря

22 декабря

23 декабря

Тайный Сигнал Барабанщика, или Как я вёл дневник - _1.jpg

"ТАЙНЫЙ СИГНАЛ БАРАБАНЩИКА" или как я вёл дневник

Повесть Анатолия АЛЕКСИНА

Рисунки А. Брея.

10 ноября

Вчера вечером, когда я слонялся без дела по коридору, мама сказала:

— Займись-ка лучше дневником. Это — очень хорошее дело! Каждый день записывай в тетрадку все самое важное. А когда-нибудь, через много-много лет, тебе будет очень интересно прочитать ее своим детям или даже внукам и вспомнить, как ты был маленьким.

— Не маленьким, а среднего возраста! — поправил я маму. — Так ведь и в книгах пишут: «Для среднего школьного возраста».

— Ну, пусть так, — согласилась мама. — Только пиши о себе всю правду, ничего не сочиняй. А то тебе же самому будет неинтересно читать свой дневник, если в нем будет неправда.

— Через много-много лет я уж забуду, правда это была или неправда…

— Ничего ты не забудешь: детство никогда не забывается.

Ну, маме это, конечно, виднее!

Доставая из ящика чистую тетрадку, я думал: «А может быть, я стану не просто взрослым, а каким-нибудь знаменитым человеком. Все люди сразу захотят узнать разные подробности о моем детстве. И вот эта самая тетрадка в клеточку им поможет. Тогда уж она будет храниться не в моём сломанном ящике письменного стола, который можно открывать только щипцами да плоскогубцами (голыми руками его не возьмешь!), а где-нибудь в музее, под стеклом».

Для начала я изрисовал всю обложку и края первой страницы человеческими головками, фигурками животных, замысловатыми росписями. Первую фразу я начинал три раза и три раза нарочно, зачеркивал: я знал, что так именно поступают со своими рукописями всякие знаменитые писатели и поэты.

Но что делать дальше, я не знал. Тогда я пошёл в библиотеку и набрал много толстых и тонких книг. Это были дневники известных людей: путешественников, ученых, писателей… Они все очень подробно описывали в дневниках свою жизнь и жизнь своих ближайших родственников. Прямо изо дня в день: и кто что сделал, и кто что подумал, и кто что кому сказал. Они и природу описывали, и все свои мысли, и настроения. И я так буду делать!

Потом я почитал Димин дневник, который ле жит в нашем книжном шкафу. Ну, Дима пишет главным образом о книгах, которые он прочитал, и о международных событиях, и о своей общественной работе. Мне кажется, это не очень интересно записывать. О международных делах можно будет потом, через много-много лет, узнать из газет или журналов. А в дневнике уж лучше писать о своей собственной жизни.

Я попросил всех наших домашних — и маму, и папу, и брата Диму — помогать мне, проверять иногда мой дневник. И сразу приступил к делу: сделал в тетрадке эту самую первую запись.

11 ноября.

Сегодня, ровно в 10 часов 20 минут утра, мне в голову пришла гениальная идея: посадить Лельке Мухиной в парту живого ежа! То есть я не сразу дошел до этого. Сперва я хотел сунуть ей живого ужа.

…Это случилось опять на уроке немецкого языка, у той же самой Анны Рудольфовны. Лелька зачем-то полезла в парту. А там лежала мокрая тряпка, которой доску вытирают. Лелька со страху так заорала, что из соседнего класса прибежали две девчонки: не случился ли с кем-нибудь приступ аппендицита?

Потом Анна Рудольфовна целые пол-урока объясняла нам, что трусость — это очень плохое человеческое качество. И что Бетховен в своем музыкальном произведении «Эгмонт» как раз воспевал смелость, а трусость никогда и никто ка свете не воспевал. Все это Анна Рудольфовна объясняла нам на немецком языке, чтобы «приучить нас к разговорной речи». Но так как мы к разговорной речи еще не приучились, она почти каждую фразу со вздохом переводила на русский язык. Так прошло пол-урока— и меня не спросили!

Тогда я подумал: как же завизжит Лелька, если сунуть ей в парту не какую-то мокрую тряпку, а самого настоящего, живого ужа! Надо, решил я, сперва вынуть чернильницу…

Сидит-сидит Лелька на уроке — и вдруг через кругленькое отверстие в парте появляется змея. То есть это Лелька будет так думать, что змея, а на самом деле это будет обыкновенный уж из нашего с Витиком-Нытиком живого уголка. Тут уж Анне Рудольфовне придется читать лекцию о смелости не меньше урока. А может, и переменку прихватит!

Но потом я подумал: если сунуть ужа в начале большой перемены, когда все убегают из класса, он за двадцать минут может преспокойно уползти и не появиться в круглом отверстии для чернильницы. Нет, лучше посадить в парту живого ежика: он заснет себе в темноте, а иголки его и во сне колются.

Решено: не буду сегодня учить немецкого! Ведь завтра вместо урока будет настоящий спектакль!

12 ноября

Сегодня, в самом начале большой перемены, я сделал все, как было задумано. Положил Лельке в парту своего ежа, которому мой брат Дима дал очень странное имя — Нигилист. Я поинтересовался, кто это такие нигилисты и за что Дима так обозвал ежика, которого я сам нашел в лесу прошлым летом. «За то, что он никого не признает и всех подкалывает!» — ответил Дима. Мама называет ежика «Севкой номер два», потому что я, по ее мнению, тоже иногда бываю колючим. А мы с Витиком-Нытиком зовем его просто Борькой. В общем, у ежа целых три имени, и он ни на одно из них не откликается.

Тайный Сигнал Барабанщика, или Как я вёл дневник - _2.jpg

— Что у вас такое, Котлов?

Значит, положил я своего колючего Борьку в парту… И не просто в парту! Я засунул его прямо в мухинский портфель, оказавшийся довольно-таки вместительным.

И запер на блестящий, серебристый замочек. Ежик не уж, он не выползет из портфеля!

Счастливый, как никогда, побежал я на большую перемену.

Целых двадцать минут я носился по этажам и даже спустился вниз, где занимались первоклассники. Я изучил всю их стенгазету, в которой были всего две маленькие заметочки, написанные огромными печатными буквами, и много разных картинок, нарисованных цветными карандашами: дома, похожие на сундуки, с широкими трубами и толстыми хвостами дыма; пароходы с такими же трубами и хвостами; паровозы — тоже с трубами и тоже с хвостами…

Я уж давно заметил, что малыши очень любят рисовать трубы и дым. И почему бы это? Тут ракеты летают, атомные электростанции строятся, а у них дым столбом!

В общем, я старался сделать так, чтобы поскорей промчалась большая перемена: уж очень мне не терпелось узнать, что произойдет на уроке.