Тайна Зыбуна - Осокин Евгений Васильевич. Страница 17
Он подал Володьке заостренную осиновую палку, Хасану — свою лопатку, а Саньку заставил отгребать землю.
До Володьки, занятого своими мыслями, только сейчас, наконец, дошло, что он говорит «Куперины». «А что — вдруг полковник бежал не с Епишкой, а со своим братцем, купцом?.. — подумал он. — Тогда, конечно, золота тут может быть столько, что…
— Живей, живей, шевелись! — прервал его размышления сипловатый басок Мажорова.
Володька старался разгадать, как может поступить Мажоров и как лучше от него избавиться? Допустим, найдут они золото. Мажоров заберет его и скроется, уедет куда-нибудь, может, даже за границу. Но попытается ли он разделаться с ними! По лицу Хасана, его увлеченности Володька видел: он все еще верит Мажорову.
— Н-нашел!! — заикаясь, обрадованно заорал Санька. — Дядя Степан!
Мажоров, забыв о предосторожности, бросил ружье и обоими руками принялся разгребать землю. В трухлявых остатках кожи и бумаги тускло блеснула золотая монета. Под ней — несколько серебряных и медных, ставших совершенно зелеными.
Больше ни золота, ни серебра не оказалось.
«Ясно! — понял Мажоров и потянулся к ружью. — Здесь сгнил лишь кошелек господина полковника». А вслух сказал:
— Ройте, ройте глубже!
— Поись бы, дядя Степан, — жалобно протянул Санька.
«Пропадешь с ними! — все мрачнее становилось на душе Володьки.
Мажоров каждому обвел лопаткой по участку земли, распорядился:
— Перекопать все на полметра. После этого будет завтрак. Поняли? А деньги возьмите себе. Можете считать их трудовыми.
И он отправился за своим рюкзаком, сказав, что по пути насобирает грибов.
— Работайте на совесть. Золото разделим поровну. Поняли? — И, перехватив взгляд Володьки, добавил после небольшой паузы: — Или сдадим государству. Потому — деньги это народные. Поняли?
Мажоров не рассчитывал, что золото может быть зарыто где-то здесь, но он решил: добром или худом, а намучает ребят так, что они сами будут проситься копать там, где надо… И, довольный собой, отправился в кедрач.
Едва Мажоров спустился с приозерного холма, Хасан схватился за ружье, ойкнул и растерянно взглянул на Володьку.
— Что? Что? — привстал Володька и вдруг рывком обернулся, одновременно падая на землю: он решил, что сзади в него целится Мажоров.
Санька осторожно переводил взгляд с Володьки на Хасана и тоже начал оглядываться: нигде никого. Что с ними?
Володька понял, что попал впросак. Он сконфуженно поднялся и, объясняя свое поведение, полез в штаны:
— Какая-то жужелица ка-ак цапнет! Вот здесь… — и он усиленно начал тереть мягкое место. — Я подумал — змея!
— Ребята, — зашептал Хасан. — Я потерял бойки!
— Оба? — враз спросили Володька и Санька.
— Ну, уж это треп! — не поверил Володька и взял у Хасана ружье. — Не разыгрывай!
Бойков не было.
— Один, это точно, держался на честном слове, — пояснил Хасан. — Деда давно собирался в Рыльск отвезти ружье к мастеру… А второй сидел крепко.
Володька взял Санькино ружье, осмотрел, как крепятся бойки.
— Чепуха! Второй не мог сам выпасть!
— Да честное слово, ребята, не разыгрываю! — чуть не всхлипнул Хасан.
— Тогда этот Мажоров — неизвестно кто. Поняли? И неизвестно зачем здесь. Это он вынул! Я заметил: смотрел в стволы, а правой рукой ковырялся.
— Не сочиняй, — скривившись, протянул Санька. — Не знали б мы его — другое дело.
— А что ты о нем знаешь?
Да, знал о нем Санька немногое. И верно: друг он или враг?
— Почему у меня не потерялись? Потому, что потерялись патроны. И он знает: патронов двадцатого калибра у нас нет и твое ружье вроде палки.
— Две гильзы-то есть.
— А что гильзы?
В душе Хасан тоже не верил Володьке, но исправный боек действительно не мог выпасть сам. А может, это Володька подшутил и теперь разыгрывает их? С чего бы он так мотанулся? И отвернулся! Прыснул со смеху и отвернулся, разыграл укус!
— Ну, ладно, хватит дурить, — шагнул Хасан к Володьке. — Где бойки?
— Какие бойки? Ты что?
— А то! Еще «не разыгрывай!» Я же видел — ты сам вынул! — напропалую врал Хасан.
С Володьки сразу слетела игривость, и он понял, что если уж Хасан потерял голову, значит, дело худо.
— Да вы что, ребята? Мне не верите? Может, я заодно с Мажоровым?
Не верить было нельзя; для таких шуток сейчас не время.
— А что делать?
Володька достал складешок и стал разряжать патроны Хасана. На недоуменный вопрос Саньки Володька, наверное, впервые без иронии, объяснил, что у него, Саньки, осталось две гильзы двадцатого калибра. Их он и зарядит. Один — дробью, а другой, на всякий случай пулей.
— Лучше картечью! — предложил обрадовавшийся Санька. Даже веснушки на его носу, казалось, стали светлее.
— А есть?
Хасан молча подал новый патрон.
— И чтоб при Мажорове ни гу-гу о том, что Санькино ружье заряжено, — предупредил Володька. — С картечью будет в правом стволе.
— И о бойках будем молчать, — предложил Хасан.
— Почему? — не понял Санька.
— Скорее выдаст себя.
— Это точно, — согласился Володька. — И следить за ним надо всем. И чуть что — не трусить!
«Ежели ты не струсишь — никто не струсит!» — хотел сказать расхрабрившийся Санька, но вовремя сдержался: все-таки это Володька догадался перезарядить патроны.
— А знаете? — Володька даже улыбнулся своей мысли. — Точно: это нас ищут на вертолете, потому Мажоров и боится заставлять нас работать силой. Потому и хитрит. И ничего он с нами не сделает. Поняли? Давайте потребуем у него консервов на дорогу, заплатим ему за них — и пойдем…
— Чем? У нас с Санькой нет ни копейки.
— Да, верно, — вздохнул Володька. — Денег и у меня нет. А за так он и сухаря не даст…
— Слушай, да перестань ты сочинять про человека! — не вытерпел Хасан. — Зверь он какой, что ли? Собирает — уши вянут!
Но Хасан говорит это уже без прежней запальчивости, а так, на всякий случай. Но примолкнувшего Саньку слова его заставили задуматься. Поначалу ему нравилось приписывать Мажорову черт знает что, а возражения Хасана только подливали масла в огонь. Это было вроде игры, хотя временами он искренне верил в свои и Володькины подозрения. Но едва Санька осознал, чем все может кончиться, играть этим не захотелось. Не до таких шуток, когда нет еды и два патрона на оба ружья. Вот почему после доводов Хасана он невольно стал искать в поведении Степана не то, что вызывает подозрение, а доказательств правдивости его рассказа. И странно: доказательства сразу нашлись. В хорошее-то верить куда приятнее…
Он поделился своими мыслями с Хасаном.
— Я так и думал. Наши попросили его, а он и попер. Ему что тайга, что Зыбун, — хмурясь для солидности, говорит Хасан. — Чудной!
Поиски ребят на вертолете спутали Мажорову первоначальный план. Поразмыслив, он решил, что убивать ребят из ружья не следует. Где ни спрячешь трупы, их нетрудно найти. На след могут пустить собаку-ищейку. Все-таки трое ребят — не трое телят. Огнестрельные раны не скроешь, подозрение падет на него, это ясно. Значит, надо покончить с ними как-то иначе. Как? Решение пришло до изумления простое, едва он увидел ярко-красную с белыми точками шляпку мухомора. Но мухоморы не годились. Их знают все, а главное, они недостаточно ядовиты. Мажоров вспомнил, что где-то недалеко он видел много бледных поганок. Их яд убивает наверняка. Несколько ложек грибницы с отваром из бледных поганок хватит, чтобы убрать сопливых кладоискателей с дороги и остаться вне подозрений, даже если станет известно, что он был на гряде. Скажет, что не нашел их. Он даже бойки из Хасанова ружья вставит на место. И ребят так и оставит близ котелка с этим варевом. Все решат, что это дело рук неопытного в грибах Володьки. Да и мало ли: в сумерках, мол, с голодухи не разобрались — и вся недолга…
Найдя еще несколько молодых толкачиков и дождевиков, Мажоров сварил грибницу, пригласил:
— Присаживайтесь. Устали, небось? — И предупредил: — Грибов мало, супец жидок. Но есть надо, иначе не дотянем. Ешьте, я не работал, так что схожу еще за дровами, вскипячу чай. Мне оставите.