Говорящий ключ - Кирюшкин Виктор Владимирович. Страница 5

Выглянув из-за куста, Воробьев увидел его на расстоянии двадцати шагов, посредине маленькой речушки. Медведь сидел на узкой каменистой отмели, выходящей островком из воды. Это был большой старый зверь. Бока его начали седеть, шерсть от застрявших репьев и колючек свалялась бурым войлоком. Геолог невольно поднял карабин.

— Постой, — шепнул Большаков, — он, однако, рыбу ловит.

По реке шла горбуша. Видны были ее всплески, а на перекате, ниже отмели, вода бурлила от борющейся с быстрым течением массы рыбы. Она шла так густо, что медведю нетрудно было своей когтистой лапой выхватывать из воды крупную рыбу, что он и делал до смешного старательно. Склонив голову набок и подняв правую лапу, он подкарауливал рыбу, затем — взмах лапы, фонтан брызг, полет рыбины над отмелью, и снова зверь застывал в напряженном внимании с поднятой лапой.

Увлеченный делом, лохматый рыболов не замечал главного. Он попросту перебрасывал рыбу из воды в воду, потому что почти всю ширину островка занял собой, а на шаг сзади струилась река. Рыбины, мелькнув в воздухе, падали в воду и, взбурлив ее, уплывали, а мишка, высунув большой красный язык, продолжал бесполезную рыбалку. Притаившись, спутники наблюдали за ним, ожидая, что будет дальше. Порядочно потрудившись, зверь, видимо, решил, что наловил уже много рыбы, встал на все лапы и повернулся назад. Он был сильно озадачен, увидя вместо кучи рыбы лишь воду. Привстав на задние лапы, медведь рявкнул и оглянулся вокруг. В этот момент он напоминал нерасторопного деревенского увальня, внезапно обнаружившего, что у него из-под ног исчез мешок. Воробьев еле удержался от смеха. Только свирепые знаки Большакова заставили его сдержаться.

— Сейчас подумает немного, — шепнул Большаков, — совсем человек, только глупый.

Зверь и в самом деле как будто задумался на минуту. Видимо, он решал вопрос, куда делась рыба? Там, куда он ее бросал, в другой протоке речки, тоже шла горбуша, ее было видно даже с берега. «Ага, вот куда ты делась, в воде спряталась» — наверное, думал мишка. Присел к воде и снова принялся перекидывать рыбу в обратном направлении, но — с прежним успехом. Разочарованно-обиженный вид страшного зверя, его недогадливость были настолько смешны, что Воробьев не выдержал, прыснул и зажал рот рукой. Но было уже поздно: медведь услышал шум, присел на корточки, как это делают суслики около своих нор, внимательные маленькие глазки его оглядывали берег.

— Заметил, — произнес Большаков. — Ты сиди, а я буду говорить, чтобы дорогу нам дал.

Раздвинув кусты, проводник вышел на берег. Увидев его, зверь снова рявкнул, на этот раз от неожиданности. Он, наверное, ожидал появления лося, оленя или другого зверя, но не человека. Теперь человек стоял напротив, отделенный от него узкой полоской воды. С минуту человек и медведь разглядывали друг друга. Может быть, зверь обдумывал в это время — не человек ли украл с трудом добытую рыбу и не предъявить ли ему иск своей чугунной лапой. На всякий случай Воробьев взял ружье на изготовку, но медведь враждебных намерений не проявлял. Он разглядывал Большакова, очевидно, не зная, чего от него ждать, и в его позе было больше любопытства, чем страха.

— Ты немного дурак, миша, однако, — без обиняков молвил проводник. — Старый дурак, сколько лет в тайге живешь, голова пустая.

Большаков иногда сбивался на упрощенную ломаную русскую речь. Медведь, слушая его, свесил передние лапы, вывалив из полуоткрытой пасти язык, и покачивал головой, как бы стараясь догадаться, о чем идет разговор.

— Разве рыбу так ловят, туда-сюда бросал, рыба ушла, сам лапу сосать будешь? Пустая твоя башка, мишка! Надо туда ходить — Большаков махнул рукой вверх реки. — На берег садись, на сухое место рыбу бросай. Вот!

Воробьев смотрел на них и вспоминал слышанную когда-то сказку об одичавшем в тайге человеке. В фигуре сидящего на корточках медведя было что-то отдаленно напоминавшее обросшего шерстью человека. Зверь почти с человеческим выражением глаз слушал Большакова, а тот говорил уже с ноткой увещевания в голосе:

— Ты, миша, напрасно здесь сидишь, однако, дорогу занимаешь. Ты ходи мало-мало дальше, рыбачь еще немного.

Медведь опустился на все лапы, наверное, решив, что ничего опасного нет, и человек, как белка, стрекочет попусту. Покачивая головой, он еще с минуту слушал слова Большакова.

Монотонная ли речь надоела сытому медведю или он действительно решил. что в тайге места много, — неизвестно. Покрутив недовольно головой, он последний раз взглянул на своего собеседника, решительно повернулся к нему куцым хвостом, побрел через речку на противоположный берег и вдоль него пошел вверх по реке.

— Он все равно как человек, все понимает, однако, — уверенно сказал Большаков, когда геолог присоединился и нему.

Они вернулись к своим лошадям, спокойно переехали Урутукан и продолжали путь.

— Однако, начальник, ты не говори, — вдруг произнес Большаков, дотрагиваясь до колена геолога.

— О чем не говорить?

— Про медведя не сказывай. Другой человек, глупый, смеяться будет.

— Ладно, не скажу, — пообещал Воробьев и, пошарив в своей полевой сумке, достал кусочек кварца.

— Вспомни, видел ли ты где-нибудь такой камень?

— Видел, — встрепенулся Большаков, — красивый камень, однако.

— Много там было такого камня?

— Много было. Такой камень лежал, другой камень лежал, в середине желтое золото.

— Золото! — чуть не выпрыгнул из седла Воробьев.

— Чего прыгаешь, начальник? Хорошее золото видел.

— Где же ты его видел?

— В городе, музей называется, там за стеклом.

— Ну, брат, удружил! — Воробьев весело рассмеялся. — Мне не в музее надо найти его, а в тайге, понимаешь? Где такой камень, там и золото близко.

— В тайге много камня, — серьезно сказал Большаков, — все не запомнишь. Недавно нашел, однако.

— Что нашел? — спросил Воробьев.

— Песню о золоте нашел, хорошую песню... Легенда о Говорящем ключе, так называется.

Большаков с улыбкой поглядел на геолога.

— Хотите расскажу? — предложил он.

— Рассказывайте, с удовольствием послушаю. Это действительно находка, — проговорил Воробьев.

— Слушайте, жалеть не будете, — промолвил проводник. — «Высоко ходит белка, еще выше летит птица, — начал он. — Еще выше ходит солнце. Еще выше ходят звезды. Только бедный Вамчу ходит ниже всех. По земле ходит Вамчу. Ходит хмурый Вамчу, как осенний день. Рассердился злой дух, нет в охоте удачи. Рыба вся ушла. И зверь весь ушел. Голодает Вамчу. Ходит хмурый Вамчу, и все племя его голодает. А сосед Мичинга сытно ест и пьет. И когда рыбы нет и когда зверя нет — Мичинга живет в достатке. Мудрый он человек, однако. И пошел тогда Вамчу к соседу, чтобы тот дал совет, как жить, когда зверя нет, когда рыбы нет, когда племя голодает. Сказал ему Мичинга-мудрец: «Хорошо, бедняк, дам тебе совет, как жить. Только ты заплати вначале». Принес Вамчу подарок мудрецу — все принес, что осталось у него. Тогда сказал ему свой совет мудрец: «Если рыбы нет, если зверя нет — плохо жить на земле. Надо в горы идти тогда. Надо знаки искать драгоценные. Называются они золотом. И лежат они глубоко в земле. Корни дерева не достанут их. Лисы тоже к ним не дороются. Надо идти в горы, добрых духов просить. Может, будет тебе удача. За совет же мой — долю первую».

Шел все лето Вамчу, зиму целую шел. Из последних сил выбился. Долго он копал землю твердую, только золото глубже пряталось. Много раз Вамчу добрых духов звал. Только духи его не слышали... Вот уже солнце пригрело сильнее. Оживилась вода. Снег осел глубоко. Птицы южные прилетели. А Вамчу не возвращался. Вот уже реки вошли в берега. От цинги умирало истощенное племя. А Вамчу не возвращался. Много лет и зим прошло с тех пор. Многих уже не было. А кто в живых остался, про Вамчу совсем забыли. Только сын его — молодой Вамчу — помнил отца. А когда вырос, в горы сам пошел. След отца нашел...»

Большаков взглянул на геолога и, видимо, оставшись довольным его напряженным вниманием, продолжал: